Прошло три года, как я из уголовного розыска перешёл на должность следователя следственного отдела ГОВД нашего приморского городка. После окончания специального оперативного милицейского учебного заведения и юридического факультета Одесского государственного университета в уголовном розыске проработал два года.
Окунувшись в работу следствия, понял, что это стезя всей моей жизни. Эту тяжёлую, трудную, но интересную работу, порой выматывающую всю душу своей напряжённостью, полюбил раз и навсегда.
С отцом, прошедшим всю Отечественную войну командиром танка Т-34, мы проживали в частном домике, расположенном на улице Айвазовского, отстоящей от моря в паре сотен метров. Мама, перенесшая все нечеловеческие трудности немецкой оккупации, рано умерла в мирное время от инфаркта. Это случилось в год окончания моей учёбы в милицейском заведении.
В детстве и юности с друзьями всё свободное время, особенно в тёплое время года, проводили у моря. Летом из него не выходили часами. Это была весёлая счастливая и беззаботная пора, о которой в зрелом возрасте остаётся только вспоминать. Из-за громадной нагрузки в работе можно было вырваться к морю, чтобы позагорать несколько часов, раза два за лето.
У меня вошло в привычку обязательно пообщаться с приветливым морем перед началом рабочего дня. Для этого я приучил себя утром вставать в 5 часов, чтобы у меня было время не только окунуться в море, но и посидеть возле него, предаваясь воспоминаниям о прошлом, и думая о будущем.
Логично было бы купаться в море, рядом с домом. Но я поступал по-другому. Направляясь на работу, проходил весь бульвар, выходил на улицу Свердлова и с неё спускался к морю, к тому месту, которое хорошо знал с детских послевоенных лет. Когда наша семья проживала по Спортивному переулку, с друзьями, проживавшими в нашем дворе, именно сюда мы бегали, чтобы покупаться и надрать мидий.
За прошедшие годы облюбованное нами место стало неузнаваемым. На том месте, где мы перед входом в море оставляли свои мальчишеские пожитки, на бетонном квадратном возвышении установлен с тяжёлой металлической крышкой люк для проходящих под землёй коммуникаций. Когда-то это место не было ровным. Оно представляло собой земляной вал, полого спускавшийся от улицы Свердлова к морю. С него, как тогда, так и сейчас, хорошо видна церковь Иоанна Предтечи. Сегодня храм действующий, а после войны много лет использовался местной властью под склад.
Чтобы нам, пацанам, можно было оказаться у моря, требовалось несколько минут спокойного бега. Пробежав кусочек улицы Театральной мимо школы Короленко, а затем миновав церковь и перебежав улицу Свердлова, мы оказывались на своём любимом месте. А вот от улицы, где находился наш дом, надо было на это потратить минут пятнадцать. Меня устраивало, что ранним утром здесь почти не бывало прохожих.
Но что-то ещё меня постоянно тянуло к этому месту. Считал, что это была ностальгия о прошлом, навсегда ушедшем вместе с беззаботным детством. Как хотелось в него вернуться, хотя бы мысленно! А оно с каждым прожитым днём уходило всё дальше за горизонт жизни и памяти.
***
В это утро, направляясь к морю, я крепко держал папку с лежащим в нём уголовном делом, возбуждённом против неоднократно судимого вора-карманника. На время следствия он был арестован. По делу было собрано достаточно доказательств, чтобы предъявить обвинение воришке.
Я не стал на работе составлять постановление о привлечении его к уголовной ответственности в качестве обвиняемого, так как из-за позднего времени, когда я решил идти домой, голова плохо работала. Дома, поужинав и отдохнув, сходу набросал черновик важного процессуального документа. Осталось на работе его отпечатать и в КПЗ предъявить арестованному для последующего допроса.
Дело я переносил в папке серого цвета из искусственного материала под кожу. На день рождения её подарил мой друг, судебно-медицинский эксперт Владимир. В те времена это был ценный подарок — не из-за цены, а его дефицита. Надо было приложить много усилий, чтобы приобрести папку, никогда не появлявшуюся на прилавках магазинов. Они расходились по знакомым, родным и близким торговых работников.
Когда мне Владимир торжественно вручал папку, я остолбенел от радости, что стал её обладателем. Видимо, я не так бы был поражён, если бы он подарил мне не папку, а настоящий лунный камень.
Подойдя к люку, на его тёмную крышку положил папку с делом, а сверху — одежду. Солнышко только начинало подниматься над спокойным морем, протягивая по нему золотистую полоску, тянущуюся от горизонта до края берега. Туман, стоящий над морем, медленно уплывал вдаль. Голое тело окутывало приятное тепло. Днём оно сменится на жару.
Проплыв немного в глубину моря, весь покрытый солёными капельками прохладной, ещё не согревшейся воды, возвратился на берег и уселся рядом со своей одеждой. Надо было подождать минут десять, чтобы высохли плавки. В это время можно было, не спеша покурить, наблюдая за полётом чаек, иногда подлетавшие так близко, что невольно приходилось голову вжимать в плечи, ожидая на неё приземления незваной гостьи.
Но они, незаметно, мастерски работая крыльями, нырнув вниз, неожиданно над головой резко взмывали ввысь, уносясь в море, где падали в него камнем, чтобы поймать зазевавшуюся рыбёшку. За полётами чаек, сопровождаемых короткими резкими криками, можно наблюдать часами.
Оторвав взгляд от проказниц морского неба, окурок от почти полностью сгоревшей сигареты бросил на землю, пытаясь пальцами ноги зарыть поглубже, чтобы не оставлять после себя мелкий мусор. Неожиданно из земли показались несколько советских монет, потемневших и слегка позеленевших от долгого лежания в сыроватой земле.
***
Я не стал их подбирать, так как они не представляли никакой ценности не только для меня, но и для и потерявшего их хозяина. Но, когда я смотрел на монеты, память стала подавать сигналы, что на этом же месте я когда-то видел постаревшие от времени такие же советские монеты. Я стал усиленно напрягать память, и она через мгновение вернула меня в прошлое, в моё детство. Картинки менялись, как в калейдоскопе, но так быстро, что я едва успевал их рассмотреть и понять увиденное.
После окончания войны прошло несколько лет. Жизнь людей втянулась в обычное спокойное русло. Взрослые старались в разговоре не вспоминать ужасы войны. А дети, по инерции, не имея других развлечений, продолжали играть в войну. Наша семья проживала в общем дворе по Спортивному переулку. Кроме нас там обитали ещё несколько семей.
Я дружил с двумя мальчишками моего возраста – Женей и Костей. На общие игры к нам приходили ребята из других дворов переулка и рядом расположенных улиц – Греческой (ныне Театральная) и имени 23 мая. Рядом с нашим двором был расположен без строений большой земельный участок, густо заросший кустарником. Там был наш штаб, сооружённый из натасканных из развалок досок, из веток деревьев и кустов.
Хотели играть в партизан, поймавших и допрашивающих фрицев. Но от этой затеи отказались, так как никто не хотел выступать в роли пленных фашистов. Особенно после одного случая, когда один из «партизан», не совладав со своими эмоциями, при допросе «фрица» саданул его в нос так, что из него потекла кровь. Решили, что советским пионерам не стоит выступать в роли захватчиков, злодеяния которых хорошо были показаны в неоднократно просмотренном фильме «Она защищает Родину».
Мы собирались в шалаше, чтобы вслух, по очереди, прочитать кем-нибудь принесенную книгу. В шалаше собирались с наступления тёплых весенних дней до наступления осенних холодов.
Продолжение следует
Фото из открытых источников
