В Крымском ТЮЗе открыли мемориальную гримерку сооснователя театра Олега Пермякова (1957-2001). Его старший сын и нынешний худрук театра Андрей Пермяков провел первую экскурсию по небольшой комнатке, в которую с личными вещами Олега Анатольевича уютно вписалась его искрометная жизнь.
Гримерка молодости нашей
А ведь в далеком 1991-м пацаном я шастал по этим самым коридорам, по которым сегодня посетители попадают в мемориальную гримерку. Да что там: как-то даже сиживал в кабинете Олега Анатольевича.
Некоторое время в театре работал мой отец, и однажды он взял меня с собой на работу. В это трудно поверить, но мне, почти восьмилетнему мальчугану, хватило на всю жизнь того дня — все-таки летнего, поскольку, вероятно, это были первые в моей жизни большие школьные каникулы.
Тогда основанный Олегом Анатольевичем театр готовился к проведению первого международного театрального фестиваля «Земля. Театр. Дети». Работа в театре кипела — вот уж воистину тот самый случай, когда это слово употреблено не ради пущей риторики. А я, вместе с отцом сидя некоторое время в кабинете этого неистового человека, с неподдельным детским интересом попеременно смотрел то на пленивший меня как чудо техники компьютер, величественно возвышавшийся на рабочем столе Пермякова, то на его неподдельную улыбку.
А потом, как в сказке, мне вдруг было предложили посмотреть — на выбор! — или спектакль «Питер Пэн» (вполне подходивший моему нежному возрасту), или «взрослый» «Женитьбу Бальзаминова». Нисколько не раздумывая, согласился на «Бальзаминова». И надо сказать, что время только подтвердило верность этого выбора. Взрослые актеры, что называется, работали с достойной детей живой игривостью, с небывалым актерским азартом, чумовым драйвом.
Отчетливо помня впечатление во время и после спектакля, став с тех пор весьма взыскательным зрителем, повторюсь: это было неимоверно живо! Люди на сцене получали несказанное удовольствие от того, что творили (а они именно творили!), и этот ток, как при каком-нибудь электрофорезе, моментально передавался залу, завораживая и очаровывая.
Это был театр как таковой — настоящее некуда! Это было то самое, что впоследствии стало для меня глубоко личным, сердечным мерилом подлинности в театральном искусстве. И это было детищем Пермякова, человека, который дерзнул создать свой театр. Всем бесчисленным очевидным невозможностям назло. Дерзнул — и создал!
Потому что был… Остапом Бендером, как полушутя его именует второй (и последний!) сооснователь этого театра, супруга Нина Пермякова. И, пожалуй, она — единственный человек, имеющий полное право на такие шуточные характеристики. Она, которая не просто сберегла сам уникальный театр, но и, безусловно, приумножила те бесценные творческие богатства, благодаря которым в свое время созданный вместе с мужем городской межшкольный театр совершил качественный скачок в сторону театрального центра-комплекса.
Комплекса, где наравне со взрослыми дети вовлечены в полноценную творческую работу. Речь исключительно о потрясающей уникальной возможности, совершенствуясь самостоятельно, всем вместе неустанно покорять новые театральные горизонты.
Сейчас, спустя более трех десятков лет, все чаще задумываюсь над тем, не тот ли импульс, полученный там в далеком 1991-м, в юности вспыхнул во мне жгучей страстью к театру, вплоть до желания (так и не реализованного) связать с этим удивительным искусством жизнь. И все чаще склоняюсь к утвердительному ответу.
Как ни странно, но, бывая время от времени в стенах Крымского ТЮЗа и как зритель, и как журналист, я, пожалуй, впервые за тридцать три года прошел теми самыми коридорами, знакомыми с детства, вместе с остальными участниками экскурсии, ведомыми Андреем Пермяковым. И вот она, гримерка. Действующая!
— «Музей» — это, конечно, прекрасно, — останавливается экскурсовод почти в центре помещения, окруженного светильниками и утопающего, поскольку все они включены, в свете. — Но ассоциативно это что-то за толстой дверью, покрывающееся слоем пыли и не имеющее свободного доступа: или тапочки надо надевать, или придешь, а там выходной или еще чего-нибудь. И мы решили: у нас не будет «музея», у нас будут всякие наши исторические штуки вплетены в существующие интерьеры, в сегодняшний день.
Так, у нас в галерее актуального искусства «Ха-Ра-Шо!» появилась стена памяти, напротив которой многие фотографируются. Там как раз вчерашний день соседствует с сегодняшним, на ней представлены люди, которых уже нет давно на белом свете, но мы помним и любим их по-прежнему, а есть люди, которые работают сегодня в театре.
Идея создания мемориальных гримерок еще в том, чтобы они оставались гримерками, чтобы их не запирали на ключ, а в них гримировались артисты. И сейчас у нас идет спектакль «Яна всем нравится (нет)», про школьный буллинг, и ребята здесь переодеваются.
«Невозможно уже терять!»
Экскурсия начинается в холле, где ее участников встречает… сидящий на скамье Олег Анатольевич с его незабываемой лучезарной улыбкой. Глядя на выполненную в черно-белых тонах инсталляцию (фото вверху), являющуюся заодно фотозоной, невольно вспоминаешь строки Беллы Ахмадулиной о «темноте» и «бедном невежестве былого», в котором в силу разных причин не сумел верно оценить того или иного человека, возникшего когда-то на твоем жизненном пути.
Поразительно, но всего два года назад на территории Ливадийского дворца установили бюст императора Николая II, восстановленный другом Олега Пермякова выдающимся скульптором, народным художником России Вячеславом Клыковым. Как нетрудно догадаться — по инициативе Олега Анатольевича!
В теперь уже далеком 1994-м, будучи представителем Фонда славянской письменности и культуры, Пермяков предложил президенту последнего Клыкову восстановить случайно обнаруженный в Ливадийском дворце и сильно поврежденный бюст государственного деятеля времен дореволюционной царской России.
Характер повреждений, казалось, не позволял определить воплощенную в нем персону. Однако Клыков провел сопоставительный анализ художественных образцов изображений представителей российской царской фамилии рубежа XIX-XX веков и пришел к выводу, что это бюст последнего российского самодержца. Бюст был восстановлен, с него сняли форму.
По ней из бронзы отлили новый, который в память о визите и пребывании императора Николая II и членов царской семьи на больших военных маневрах в августе-сентябре 1902 года в Курске установили на территории местного храма святых мучениц Веры, Надежды, Любови. Гипсовую копию бюста поместили в центральном колонном зале Фонда славянской письменности и культуры.
Кстати, по словам Андрея Пермякова, интерьеры здания бывшей гимназии Касицына, в котором по сей день располагается фонд (правда, теперь он называется Общественный международный фонд славянской письменности и культуры) послужили локацией для съемок культового фильма Алексея Балабанова «Брат-2». Там, в частности, сын банкира Белкина Федя декламировал стихотворение «Я узнал, что у меня есть огромная семья…», которое после премьеры фильма, что называется, ушло в народ.
По замыслу Клыкова, восстановленный бюст должен был непременно вернуться на историческое место первой установки, в Ливадийский дворец. Возвращение должно было символизировать восстановление связи поколений россиян, разорванной в результате революции и Гражданской войны. Оно было призвано стать образным воплощением возвращения современной России к историческим корням, истокам возникновения культурной самобытности.
Увы, до осуществления замысла не дожил ни сам Клыков, ни предложивший ему эту идею Олег Пермяков. По счастью, спустя 16 лет после ухода Вячеслава Михайловича ее осуществил друг скульптора, российский меценат Сергей Козубенко, почетный член попечительского совета Общественного международного фонда славянской письменности и культуры. Он организовал и профинансировал восстановление бюста и его возвращение в Ливадийский дворец.
Вместе с бронзовым бюстом, установленным, наконец, в сентябре 2022 года на территории бывшей императорской резиденции, была восстановлена и историческая справедливость.
Как ни удивительно, но и еще одно из многих дел, к котором в свое время приложил руку Олег Пермяков, живет. Экскурсию в мемориальную гримерку предваряет аудиозапись с репликами Олега Анатольевича из различных интервью. Некоторые поражают своей неизбывной актуальностью:
«В наше действительно смутное время должны быть поиски новой формы подхода и к детям, и к взрослым, чтобы формировать в них и возрождать то, что мы все эти годы теряли. Невозможно уже терять! Нам надо каким-то образом возвращать это все, и надо быстрее это делать, потому что мы должны работать над спасением нации, это главный вопрос».
Фото автора
