Представление Крыма как русского анклава на Украине исходит из признания существования русских и украинцев как двух отдельных этносов, оформившихся окончательно во времена Советского Союза, когда сегрегация русского народа на собственно русских, белорусов и украинцев закреплялась усилиями самого государства и оформлялась в виде спроецированных большевистскими вождями союзных республик — РСФСР, БССР и УССР.
Однако понятие<i> русский»</i>следует определять более расширенно, выходя за субэтнические ограничения. Если мы признаем наличие Русского Мира, российской цивилизации и российского социокультурного пространства (в данном случае понятия <i>русский»</i>и <i>российский</i> являются тождественными), то не только Украина и тем более Крым являются русскими территориями, но и всё так называемое постсоветское пространство [См. 1].
Следовательно, эпитет «русский» может быть применён к любой территории, сохраняющей социокультурные идентичности Русского Мира, формировавшегося и воплощавшегося в границах сначала Российской Империи, а затем СССР — русская Украина, русская Прибалтика, русский Казахстан, русский Кавказ и т.п. В этом контексте Украина является русской территорией не только в культурно-цивилизационном плане, но и в этническом содержании, если исходить из того, что украинство создавалось и существует как внутренняя диверсия в среде русского народа, единой русской нации [См.: 2].
Крым, даже включённый в 1954 году в формат сепаратной украинской государственности, бывшей до 1991 года фиктивной и ставшей в последние двадцать лет формальной, пока избегает украинства и в абсолютной массе своего населения воспринимает украинство как чужеродное явление в Русском Мире. Именно поэтому, говоря о русской Украине, мы имеем в виду её историю (фактически до двадцатых годов XX столетия) и те очаги русскости, которые сохраняются сейчас во всех её регионах (с различной степенью распространённости и качества, в зависимости от расположенности — запад, центр, юг или восток), то и в настоящее время русский Крым ментально, на уровне общественного сознания абсолютного большинства граждан считает себя таковым. — Так называемые крымские украинцы на уровне ментальности не отделяют себя от русских.
C учётом этих характеристик, будем рассматривать заявленную проблему внешних угроз и внутренних вызовов для русского Крыма.
Безусловно, перечень угроз и вызовов может быть достаточно пространным, но остановиться следует, как мне кажется, на двух — и в том, и в другом случаях. Основными внешними угрозами для русского Крыма являются: а) украинство как мифологема и политический проект и б) евро-атлантизм как геополитический конструкт. Среди внутренних вызовов необходимо выделить а) мифологему коренного народа крымских татар и б) гражданскую апатию и социальный индифферентизм большинства крымского населения. Что касается корреляции обозначенной для русского Крыма проблемы, то она может быть отнесена и к русской Украине, с различной степенью корректировки её аспектов. Например, евро-атлантический конструкт в такой же мере представляет внешнюю опасность и угрозу для Украины, как и для Крыма. Мифологема украинства становится для русской Украины самым опасным внутренним вызовом, разрывающей территорию государства на части.
Мифологема «коренного крымско-татарского народа» безусловно является внутренним вызовом для украинского государства, исходя из того, что на базе этой мифологемы строятся претензии экстремистских крымско-татарских организаций (типа «меджлиса-курултая») на независимое крымско-татарское этническое государство. Разве что в случае корреляции ситуаций в Крыму и на Украине в аспекте гражданской апатии и социального индифферентизма возникает определённый диссонанс. На Украине, за счёт Киева, прежде всего, гражданская активность и социальная мобилизация достаточно заметны по сравнению с Крымом начала второго десятилетия XXI века.
Вот уже двадцать лет все правящие режимы на Украине одинаково стоят на антироссийских и в этом контексте антирусских позициях. Для Л. Кравчука это наиболее четко выразилось в провоцировании образования раскола в Русской Православной Церкви на Украине и формировании т. н. «украинской православной церкви киевского патриархата», для Л. Кучмы — в попытке окончательно увести украинский язык от русской основы (т. н. языковая реформа Жулинского) и издании книги «Украина — не Россия», для В. Ющенко — в откровенно агрессивной агитации за вступление в НАТО, вхождение любыми путями в евроатлантическое сообщество и против единого экономического пространства с Российской Федерацией, Белоруссией и Казахстаном. К сожалению, сейчас, с приходом к власти В. Януковича, если и движение по «ющенковской колее» не осуществляется, то нет и принципиального пересмотра заложенных ориентиров.
Создается впечатление, что именно этнический признак является для высшего украинского истеблишмента определяющим и единственным ориентиром социально-политического развития, всепоглощающим стандартом государственного строительства. Причем с этим признаком (или синдромом) они надеются войти в сообщество европейских стран. И вот здесь возникает весьма существенная несостыковка, которая однозначно дистанцирует этнически ограниченную Украину не только со значительной частью своего же населения, но и с Европой.
Евроатлантический мир, куда так настойчиво стремятся вовлечь страну лидеры украинства, давно уже живет в соответствии с гражданскими ценностями и установками культурно-цивилизационной идентичности, но не этнической. Состояние передовых в социальном отношении стран принципиально отличается от стандартов государства-нации. Для них эти стандарты давно пройденный этап развития.
Эпоха государства-нации начинается приблизительно в XVII веке и связана, прежде всего, с такими изменениями в общественном сознании, когда личностная самоидентификация относила человека не к особой земельной социально-хозяйственной единице, латифундии или территориальному сообществу во главе с графом или князем, а к более крупному социальному объединению, включенному в рамки государственной территории. Своей высшей точки процесс формирования и развития государства-нации достигает в XIX столетии. Тогда, наряду с другими формами идентичности — семья, место поселения, сфера занятости и т.п., все более существенную роль в социальном поведении человека играет отнесение самого себя, отождествление с государственным образованием, которое обозначается с помощью национальных признаков. Франция — государство французов, Германия — государство германцев, Италия — государство итальянцев. Правда иногда название государства не совпадает с его национальным выражением (Россия — государство русских, Великобритания — государство англичан, США — государство англо-саксов), но это лишь подчеркивает особенности существования государственного образования в форме государства-нации.
В XX веке матрицей государственного образования становятся культурно-цивилизационные ценности. Первым движение в этом направлении начинает СССР, в котором социокультурная модель и цивилизационные нормы формируются на основе наднациональной или интернациональной идеологии. Уже в середине XX столетия в СССР широко используется понятие советского народа, исключающего какие-либо признаки государства-нации. По тому же пути идут Соединенные Штаты Америки и европейские государства. В США понятие «американский народ» или «американская нация» все более утрачивает этнические признаки и обосновывается идиологемой демократии. Европейское сообщество, начавшее в 1957 году формировать общее государственное образование, в его фундамент кладет ценности европейской цивилизации.
Попыткой возродить в Европе XX столетия государство-нацию стали пагубные социальные эксперименты с фашизмом в Италии и нацизмом (национал-социализмом) в Германии. Сама история образования, функционирования и финала этих государственных режимов показывает, что в современную эпоху идея государства-нации — это идея зомби. Теперь, уже в XXI веке, не иначе как дремучий анахронизм воспринимаются попытки реанимировать государство-нацию в Прибалтике (Эстония и Латвия) и к большому недоразумению на Украине. Естественно, что Русский Мир, который строится на основе культурно-цивилизационных принципов, не может оставаться безучастным к подобного рода проявлениям политического бескультурья и нецивилизованного варварства. Национально ограниченное государственное строительство в упомянутых республиках вызывает протест не только у русскокультурной части населения, но и среди той части «титульного этноса», которая поднялась с позиции национал-государственной идентификации до уровня социокультурной и цивилизационной идентичности.
Следовательно, интервенция украинства с целью создания на Украине этномаргинального антирусского государства является вызовом не только всему украинскому компоненту Русского Мира, не только русскокультурному большинству этой постсоветской республики, но в корне противоречит культурно-цивилизационным ценностям современного государственного строительства. И если многие европейские и американские государственные и политические деятели это не замечают, то они, как минимум, лукавят и играют стандартами. Как максимум, они «наступают на грабли» Мюнхенского Соглашения, заключенного в сентябре 1938 года между премьер-министрами Великобритании Н. Чемберленом и Франции Э. Даладье, с одной стороны, и канцлером нацистской Германии А. Гитлером и дуче фашистской Италии Б. Муссолини, с другой.
Украина как австрийская калька
При рассмотрении происхождения названий современных государств можно выделить две основные категории — государства, названия которых формировались исторически и, как правило, связаны с доминирующим государствообразующим этносом и государства с придуманными названиями в соответствии с политическими целями и задачами. Во втором случае мы имеем дело с политической мифологемой, сотканной из нескольких мифов (культурных, социальных, бытовых, исторических, собственно политических), скреплённых национальной, этнической или интернациональной идеей. Политическая мифологема по своей природе вовсе не является чем-то негативным или социально ущербным. Ущербность она получает если в её основание кладутся идеи, искажающие реальные социально-культурные процессы, строящие национально-культурные антагонизмы и провоцирующие ложно-исторические модели.
Поэтому мы можем говорить об исторических названиях государств и политических. Примерами первых являются Россия, Франция, Германия, Польша, Греция и т.п. Политические названия были даны СССР, США, Боливии, Колумбии, Румынии, Австралия и др. К числу последних могут быть отнесены Австрия и Украина. Имея целью рассмотреть узловые пункты формирования названия «Украина», я об этих двух современных государствах и хотел бы поговорить. И объяснить, почему Украина сравнивается и даже связывается с Австрией, а, допустим, не с Боливией или Гондурасом. Начнем с Австрии.
В Австрии, и когда она была эрцгерцогством, и когда стала империей, и позже при республиканской форме правления, доминирующим государствообразующим этносом были немцы. И современные австрийцы, т.е. граждане Австрии, это этнические немцы (южные), разговаривающие на австро-баварском диалекте немецкого языка.
Австрия — на немецком языке Osterreich означает восточная страна (на древненемецком Ostarrichi). До 1804 г. Австрия в статусе эрцгерцогства входила в состав Священной Римской империи германской нации и действительно была восточной окраиной этого, иногда мощного, государственного образования, просуществовавшего почти что 850 лет — с 962 по 1806 гг. В 1804 последний император Священной Римской империи Франц II принял титул императора Австрии, чем собственно, не только начал историю Австрии как отдельного суверенного государства, но и положил конец существованию Империи германской нации. Совершенно очевидно, что в рамках одной империи другая существовать не может. А именно так получилось в 1804 г., когда эрцгерцогство Австрия, бывшая частью Священной Римской империи германской нации, стала также империей, сохранившей свое предыдущее эрцгерцогское название. Видимо, так было проще сделать в той политической ситуации. Хотя, спустя полвека такое решение Австрии аукнулось проигранной в 1866 г. Пруссии войной за германское наследство. Подданные Австрийской империи, будучи этническими немцами (германцами), но называясь австрийцами — osterreicher, — потеряли моральное право на Германию. В то время как в Королевстве Пруссия в середине XIX в. культивировался германский дух и подданные прусского короля никогда не называли себя пруссами или пруссаками, а только германцами (немцами). Во многом и поэтому Германия во второй половине XIX века осталась за Пруссией, а не за Австрией.
Если говорить об Австрии XIX в. с позиции этнической оценки, то фактически со второй половины этого столетия предпринимаются попытки формирования новой австрийской нации. Не наша задача сейчас анализировать этот процесс и его выход в двадцатый век, мы можем просто зафиксировать этот факт. Нас интересует даже не сам этот австрийский опыт, а роль Австро-Венгерской империи, такой формат Австрия обрела в 1867 г., в формировании еще одной новой европейской нации XIX века — украинской.
Именно в имперской канцелярии Франца-Иосифа во второй половине XIX в. был разработан проект по созданию Украины как нерусского государства и закрепить ее в составе габсбургской монархии. Австрийцы учли неудачный опыт Польши, которая пыталась ополячить русинов и сменили акценты на формирование этно-территориальной общности. Для этой цели, в частности, австрийцы активно поддерживали деятельность культуртрегерской организации украинства «Просвиты». Надо сказать, что этот проект стал успешным. Об этом говорит существование и современного украинского государства, и укоренившийся среди южных русских этноним «украинцы».
Однако следует помнить, что проект создавался не столько для украинцев, а точнее, вовсе не для них, а для Австро-Венгерской империи. Поэтому для украинства, для обоснования его природности и историчности в этом проекте была заложена «мина замедленного действия». Эта «мина» начинает срабатывать тогда, когда Украина пытается суверенизироваться в отдельное этническое государство. — Как Австрия оказывается не в состоянии обосновать свои претензии на германское наследство, так и Украина не может обосновать свою преемственность тысячелетней исторической русской социокультурной традиции, берущей начало даже не с Великого Киевского княжества, а с Ладоги и Новгорода Великого. К слову сказать, столь нелюбимая современными адептами политического украинства поговорка «Киев — мать городов русских» явно выглядит незаконченной потому, что в ней не хватает упоминания об отце. А, как известно, в нормальном природном процессе детей без отца не бывает. Поэтому поговорка, безусловно, требует дополнения: «Киев — мать городов русских, а Великий Новгород — отец». Вот этого наследия украинский проект Австрии оказывается начисто лишенным. Потому украинцы — это новый этнос, создаваемый по политическим мотивам и по своим проектным установкам изначально враждебный русской нации во всех ее проявлениях — великорусском, белорусском и югорусском.
Украинцы, как они не стараются, в своей истории глубже конца XIX века опуститься не в состоянии, а как только они пытаются такое сделать, так сразу оказываются в русской традиции и русской истории, будь то Богдан Хмельницкий или князь Разумовский, или даже Мазепа, который все-таки был русским коллаборационистом, а отнюдь не украинским. И отсюда его судили по русским правилам, а не по правилам его европейского покровителя шведского короля Карла XII.
Кстати, как не парадоксально, но название книги бывшего украинского президента Л. Кучмы «Украина не Россия» приобретает совершенно иной смысл, нежели закладывался ее авторами. То есть ее можно прочитать так, что Украина не Россия, а европейский проект в австрийской редакции как раз и подготовленный для того, чтобы увести значительный южно-русский фрагмент Русского Мира в иной культурно-цивилизационный контекст. Но ее можно прочитать и таким образом, что Украина действительно не Россия, а мифологема, продуцирующая этническую химеру. Раз уже я вспомнил об этой книге, то не могу не заметить, что она удивила не столько тем, что ее написал человек, который в 1994 году избирался в президенты совершенно с иными декларируемыми принципами и говорил на русском языке о своей преданности общероссийской культуре и традиции, а более всего изданием ее в 2004 году массовым тиражом в Российской Федерации и абсолютно нулевой реакцией государственного руководства РФ на это провокационное издание.
Что касается непосредственно Крыма, то украинство как внешняя угроза предполагает не только разрушение ценностей и устоев Русского Мира как мировоззренческой системы, характерной для абсолютного большинства крымчан, но и втягивание крымского населения в культуртрегерский проект, который одинаково враждебен и русской, крымско-татарской и малороссийской/югорусской этно-культурным группам.
Исходя из отмеченного, совершенно некорректно, как минимум с научной точки зрения, говорить о каком-либо русско-украинском единстве и общности. Возможно (и необходимо!) говорить о югорусском/малороссийском и великорусском братстве и общности в рамках единого для них Русского Мира. Понятно, что современные адепты украинского проекта и, прежде всего, украинские политики никогда не примут очевидные факты и будут использовать все доступные приемы, в т.ч. манипуляционные, чтобы представлять историчность украинства. Вопрос должен быть адресован не им вовсе, а русскокультурному сообществу, прежде всего ученым, которым следует начать системную работу по демифологизации украинства и, буквально, требовать от политиков корректности в использовании понятий, характеризующих затрагиваемую тему.
Главными способами артикуляции евроатлантического воздействия на Украину и Крым выступают военно-политический институт НАТО и политико-экономическая система Европейского Союза. В настоящее время Русский Мир может ограждать себя от этих внешних вызовов евроатлантизма двумя учреждениями, которые находятся в процессе разных уровней становления и организации. Имеются в виду Договор о коллективной безопасности и Евразийский союз, который пока формально выражается моделью Единого экономического пространства и реализуется Таможенным союзом. Поэтому целесообразно рассмотреть проблемы евро-атлантической угрозы в корреляции с Организацией Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и Евразийским экономическим союзом (ЕврАзЭС), применительно к Украине и в её контексте к Крыму. Стоит ещё раз напомнить, что евро-атлантическая угроза является одинаково внешней как для Украины, так и для Крыма.
Миросозидающая миссия Договора о коллективной безопасности
Договор о коллективной безопасности (ДКБ) подписан шестью республиками бывшего Советского Союза 15 мая 1992 года сроком на 5 лет с последующим продлением. Его участниками стали Республика Армения, Республика Беларусь, Республика Казахстан, Кыргызская Республика, Российская Федерация, Республика Таджикистан. 1 ноября 1995 года Договор был зарегистрирован в Секретариате Организации Объединенных Наций. На Сессии Совета коллективной безопасности 2 апреля 1999 года в Москве был подписан Протокол о продлении Договора о коллективной безопасности. Он ратифицирован всеми указанными выше государствами. Протоколом предусматривается автоматическое продление срока действия Договора на очередные пятилетние периоды.
Президенты государств-участников Договора о коллективной безопасности (ДКБ) 7 октября 2002 года подписали в Кишиневе Устав Организации ДКБ и Соглашение о правовом статусе ОДКБ. 18 сентября 2003 года эти документы вступили в силу.
2 декабря 2004 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию о предоставлении Организации Договора о коллективной безопасности статуса наблюдателя в Генеральной Ассамблее ООН.
23 июня 2006 года в Минске состоялась очередная сессия Совета коллективной безопасности Организации Договора о коллективной безопасности (СКБ ОДКБ) на уровне президентов государств-членов. В работе сессии приняли участие министры иностранных дел и обороны, секретари советов безопасности, Генеральный секретарь ОДКБ. В качестве приглашенных присутствовали представители СНГ, ЕврАзЭС. Подписано Решение СКБ о восстановлении членства Республики Узбекистан в ОДКБ. Таким образом к настоящему времени в состав ОДКБ входит семь республик бывшего СССР. Вне этой организации остаются Литва, Латвия, Эстония, Туркмения, Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия. Последние четыре республики составляет так называемый ГУАМ, который многие наблюдатели рассматривают как своеобразную альтернативу ОДКБ.
Исходным принципом Договора о коллективной безопасности является установка на обеспечение общественной, экономической, культурной и политической безопасности государств-участников. Так, в Статье 2 Договора говорится: «В случае возникновения угрозы безопасности, территориальной целостности и суверенитету одного или нескольких государств-участников, либо угрозы международному миру и безопасности государства-участники будут незамедлительно приводить в действие механизм совместных консультаций с целью координации своих позиций и принятия мер для устранения возникшей угрозы». Одновременно в Статье 4 предусмотрено, что: «в случае совершения акта агрессии против любого из государств-участников все остальные государства-участники предоставят ему необходимую помощь, включая военную, а также окажут поддержку находящимися в их распоряжении средствами в порядке осуществления права на коллективную оборону в соответствии со статьей 51 Устава ООН».
На официальном сайте Организации Договора о коллективной безопасности отмечается, что «в доктринальном плане ДКБ выражает сугубо оборонительную направленность военной политики государств-участников при приоритете политических средств предотвращения и ликвидации военных конфликтов. По своему содержанию он является, прежде всего, фактором военно-политического сдерживания. Государства-участники Договора никого не рассматривают в качестве противника и выступают за взаимовыгодное сотрудничество со всеми государствами. Договор остается открытым для присоединения к нему других государств, разделяющих его цели и принципы.
Цель ДКБ — совместными усилиями предотвратить, а при необходимости ликвидировать военную угрозу суверенитету и территориальной целостности государств-участников.
Государства-участники договорились для противодействия новым вызовам и угрозам национальной, региональной и международной безопасности активизировать деятельность на этом направлении, предпринимая конкретные действия, направленные на решительную борьбу против международного терроризма» [См. 3].
Исходя из географического расположения и в силу современных геополитических тенденций ОДКБ выступает в качестве сдерживающего фактора распространения очагов военно-политической нестабильности, которые располагаются на территории Афганистана, Ближнего Востока и Ирака. В частности, в 2003-2004 гг. во время нападения отрядов террористов на Киргизию структуры ОДКБ сыграли значительную роль в предотвращении агрессии против киргизского общества. Еще одна важная миссия ОДКБ состоит в том, что она выступает как консолидирующий социально-политический и оборонный фактор восточно-европейского и центрально-азиатского геополитических регионов.
Формально в восточно-европейском регионе схожие задачи призвана решать Организация североатлантического Договора (НАТО). Уже сейчас эта организация позиционировала себя в прибалтийский республиках бывшего СССР и в странах также бывшего Варшавского Договора. Если мы приведем сравнительный анализ основных положений документов ОДКБ и НАТО, то увидим, что на декларативном уровне НАТО провозглашает фактически идентичные принципы. В соответствии с Североатлантическим Договором, подписанном в Вашингтон (Федеральный округ Колумбия, США) 4 апреля 1949 г. «целью организации является обеспечение коллективной безопасности своих членов в европейско-атлантическом регионе, нападение на одного из членов организации рассматривается как нападение на союз в целом. Согласно уставу НАТО, она открыта для вступления новых членов, способных развивать принципы договора и вносить свой вклад в коллективную безопасность. Среди направлений деятельности НАТО — развитие международного сотрудничества и действия, направленные на предотвращение конфликтов между ее членами и членами-партнерами, защиту ценностей демократии, свободы личности, экономики свободного предпринимательства и верховенства закона».
В Статье 1 Североатлантического Договора отмечается приверженность стран-членов НАТО общечеловеческим ценностям, институционализированным в структурах ООН: «Договаривающиеся стороны обязуются, в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций, мирно решать все международные споры, участниками которых они могут стать, не ставя при этом под угрозу международные мир, безопасность и справедливость, а также воздерживаться от любого применения силы или угрозы ее применения в своих международных отношениях, если это противоречит целям ООН» [См. 4].
Указанный текст Договора в соответствии со статьей 14 находится на хранении в архиве правительства Соединенных Штатов Америки.
Следует отметить, несмотря на то, что штаб-квартира НАТО находится в европейским Брюсселе, фактически доминирующую роль в принятии решений этой организации выполняет правительство США. Так, во время турецкой военной агрессии на территорию северного Кипра в 1974 году и возникшего противостояния между Грецией и Турцией (обе страны — члены НАТО с 1952 года), натовское руководство устранилось от правового разрешения конфликта и тем самым потворствовало насильственному разделению Кипра, сохраняющемуся до сегодняшнего дня.
Еще одним примером отступления НАТО от декларируемых принципов стала прямая военная агрессия этого военно-политического блока против суверенной Югославии весной 1999 года. Война НАТО против Югославии была начата вопреки позиции ООН и его Совета Безопасности.
С учетом того, что Организация Объединенных Наций призвана, прежде всего, обеспечивать своей деятельностью права граждан вне зависимости от их этнической, конфессиональной принадлежности и политической ориентации, мы можем констатировать, что действия НАТО направлены не на соблюдение гражданских прав в их широком толковании, а на продвижение политических интересов базовых государств этого военно-политического блока и главным образом США. Следовательно, ожидать, что НАТО будет учитывать общегражданские интересы в странах, которые вступают в нее в качестве «третьей линии» на правах политических сателлитов вряд ли возможно. Например, в Эстонии и Латвии, недавно ставших членами НАТО, грубо попираются человеческие права значительной части русскокультурных граждан, которые действующей этнократической властью подвергнуты юридическим и политическим лишениям.
Что касается непосредственно Украины, то ее политическое балансирование между НАТО и не-НАТО чревато неблагоприятными последствиями не только для политической стабильности, но, самое угрожающее, — для социальной безопасности ее граждан. Понятно, что бесконечно долго Украина не может находиться в состоянии политического транзита между двумя геополитическими векторами, выраженными в настоящий момент ОДКБ и НАТО, и ей предстоит в ближайшее историческое время сделать свой политический выбор. De-facto речь может идти о двух вариантах выбора: ОДКБ, ЕЭП и российский союз, с одной стороны, и НАТО и евроатлантическое сообщество, с другой. Рассмотрим эти варианты от противного.
Вступление Украины в НАТО будет означать переход существующего гражданского конфликта из состояния скрытого противостояния и мировоззренческой борьбы элит в фазу открытого социального противодействия и идеологической войны. НАТО на Украине позиционируется радикальными адептами идеологии украинства, для которых этнический, точнее, субэтнический компонент (в т.ч. язык) является определяющим в формировании нового общества и нации. Само НАТО также реально выступает на стороне этнорадикалов, занимающих маргинальное поле в структуре гражданского общества. — Общества, строящегося с учетом этнокультурных признаков, но на основе общегражданских ценностей. К уже приведенным примерам позиций НАТО в югославской провинции Косово, в Латвии и Эстонии, бывших российских территориях, можно добавить и Украину, где социальные программы НАТО направлены на сотрудничество с этнически ограниченными организациями — украинскими и крымско-татарскими.
Поистине курьезный факт вспоминается в этой связи. Правда, он не имеет прямого отношения к деятельности НАТО на Украине, но, безусловно, связан с общими принципами, которыми руководствуются западные, в данном случае американские, политические институты. 1 марта 2007 года украинский телевизионный канал новостей «24» сообщил, со ссылкой на информагентство УНИАН, что Международный республиканский институт США (структура Республиканской партии) присудил городскому голове Одессы Эдуарду Гурвицу звание «Герой демократии». Если Гурвиц — «герой демократии», тогда Буш — «выдающийся мыслитель современности». Неужели господам из республиканского института непонятно, что своими нелепыми наградами они, прежде всего, унижают самих награждаемых, а потом и политические силы, которые они представляют? Дальше без комментариев.
В отличие от НАТО, ОДКБ ориентируется на общегражданские ценности и видит в качестве партнера государство, выражающее социальные интересы гражданского общества. Как известно, ОДКБ было образовано в пределах территории бывшего Советского Союза с участием семи бывших советских союзных республик. Необходимо отметить, что и в традициях СССР, и в традициях его геополитического предшественника — Российской Империи этническая и конфессиональная (для российской традиции) толерантность занимала одно из основных мест. Эти традиции не знали этнических сегрегаций и резерваций, они позволяли представителям различных этнических групп, в т.ч. немногочисленных, занимать самые высокие государственные посты, входить в состав социальной, научной и культурной также, элиты общества — российского и советского. В период образования и развития СССР целая когорта представителей немногочисленной этнической группы советского общества — грузин — выдвинула целый ряд деятелей масштаба высшего государственного руководства, включая И. Джугашвили (Сталина), который был авторитарным главой государства.
Применительно к Украине, в рамках этой традиции сформировался украинский язык, Т. Шевченко на этом языке издавал свои книги в столице Империи Санкт-Петербурге, в двадцатые годы ХХ века под патронатом московского интернационального правительства была проведена компания украинизации, многомиллионными тиражами издавались книги украинских авторов на украинском языке и т.п. Все это говорит о том, что кроме немногочисленной социальной прослойки этнорадикалов, которые видят единственный способ самовыражения в этнической изоляции и экстремистской оппозиции и к более широкому национальному образованию, и к общей социально-национальной истории, все остальные граждане в состоянии получить в рамках отмеченной традиции полное удовлетворение своих этнокультурных и конфессиональных потребностей.
Таким образом, ОДКБ в состоянии обеспечить для поликультурного и полиэтнического украинского общества условия паритетного и добрососедского развития. В этом смысле ОДКБ является безусловным гарантом именно гражданской безопасности в украинском социуме, позволяющим обществу двигаться и развиваться на основе общегражданских ценностей, сохраняя и приумножая разнообразие многочисленных этнических компонентов Украины — русинского, галицийского, волынского, буковинского, слобожанского, малороссийского, донского, новороссийского, крымскотатарского, запорожского и других.
В этом контексте ОДКБ обеспечивает и региональную самостоятельности Крыма, формализованную его автономным статусом; убирает угрозу «косовского сценария», который стал возможным только при евро-атлантической поддержке.
Консолидирующая и стабилизирующая функции Евразийского экономического союза
Евразийский экономический союз, по сути дела, представляет находящийся в стадии реализации проект, направленный на формирование и углубление многостороннего экономического сотрудничества Республики Беларусь, Республики Казахстан, Российской Федерации и Украины. Начальной формой его реализации можно рассматривать модель единого экономического пространства, которое имеет уже определённые формы артикуляции. Потому в дальнейшем будем говорить именно об этой модели, подразумевая перспективное формирование ЕврАзЭС.
Как указано в Соглашении о формировании единого экономического пространства, принятом на основании Заявлений Президентов Республики Беларусь, Республики Казахстан, Российской Федерации и Украины от 23 февраля 2003 года, «под Единым экономическим пространством Стороны понимают экономическое пространство, объединяющее таможенные территории Сторон, на котором функционируют механизмы регулирования экономик, основанные на единых принципах, обеспечивающих свободное движение товаров, услуг, капитала и рабочей силы и проводится единая внешнеторговая и согласованная, в той мере и в том объеме, в каких это необходимо для обеспечения равноправной конкуренции и поддержания макроэкономической стабильности, налоговая, денежно-кредитная и валютно-финансовая политика» [См. 5].
Само Соглашение было подписано 19 сентября 2003 года в Ялте в одном подлинном экземпляре на русском языке. Подлинный экземпляр хранится в архиве Республики Казахстан, которая направит каждому государству, подписавшему настоящее Соглашение, его заверенную копию. Документ подписан президентами Республики Беларусь — Александром Лукашенко, Российской Федерации — Владимиром Путиным, Республики Казахстан — Нурсултаном Назарбаевым, Украины — Леонидом Кучмой. Само место подписания Соглашения и место его хранения говорят об изначальной паритетности создаваемого социально-экономического образования.
Не стану касаться текущих противоречивых политических заявлений и действий, предпринимаемых некоторыми участниками Соглашения, относительно будущего устройства и форм функционирования ЕЭП, а хотел бы остановиться на характеристике объективных выгод, которые Украина смогла бы получить от полноценного участия в создаваемой социально-экономической структуре. Анализируя этот пласт социального развития, мы неизбежно приходим к необходимости рассмотреть особенности всего спектра движения Украины в постсоветский период. И для этого есть своя мотивация, т.к. Единое экономическое пространство предполагает в конечном итоге социальную интеграцию бывших территорий Советского Союза на основе практически значимых экономических механизмов. Безусловно, что центральное место в интеграционном процессе занимает Российская Федерация, которая сохраняет, а сейчас и упрочивает функцию матричного образования российского социокультурного пространства и политического центра российской цивилизации. Именно поэтому есть смысл определять место Украины в складывающемся экономическом пространстве, с четко выраженной социальной направленностью, исходя из ее отношений с Российской Федерацией.
Образование современного украинского государства не явилось следствием системных изменений в обществе, требующих автономного и суверенного развития. Фактически Украина не достигла независимости, а получила ее в результате развала СССР. Этот факт вполне очевиден. Но гораздо интереснее другое. Реструктуризация Советского Союза, а, следовательно, и образование всех новых государств на его территории, была следствием проигранной «холодной» войны, которую в течение сорока с лишним лет вели США и СССР. Эпитет «холодная» в этом случае можно безболезненно убрать, так как это была настоящая война технологий (политических, экономических, социальных), отличающаяся от традиционных войн лишь формой проведения. Многочисленные встречи руководителя СССР (впоследствии Президента) М. Горбачева с Президентом США Р. Рейганом были фактически процессом капитуляции. Проигравшая и победившая стороны искали формы послевоенного устройства. Именно тогда СССР стал «сдавать» «социалистический лагерь». Следующим этапом стало «расползание» СССР. Это в действительности. А что нам дала действующая десять лет назад и существующая сейчас политическая технология? Она говорит о процессе суверенизации республик бывшего СССР. Так возникла иллюзия N 1 (я не хотел бы называть это ложью) о независимой Украине и свободной демократической России.
Следствием иллюзии N 1 является то, что всяческими средствами и способами ретушируется статус Российской Федерации как побежденной державы (а именно она является приемником СССР). Но в еще большей степени побежденной (если вообще уместен такой оборот) оказалась Украина, которая лишилась доступа к важнейшим энергетическим ресурсам, развитым технологиям, утратила свое место в сложившейся системе коммуникаций и, что самое главное, потеряла возможность пользоваться современной системой информации. Без всего этого Украина не просто оказалась изгоем Союза (эта участь постигла всех), но попала на задворки Европы. Единственный способ для нее остаться хотя бы на европейском дворе (о доме и речи быть не может) это удержать немногочисленные коммуникационные нити на своей территории. Вот почему Украина так судорожно цепляется за газопровод, проложенный по ее территории из Федерации в Европу.
Стоит оговориться, что статус побежденной державы для Российской Федерации и в определенной степени для Украины не сводится к традиционному положению, когда страна-победительница непосредственно вторгается в захваченную территорию и произвольно устраивает там административный режим. Сейчас и в данном случае все обстоит принципиально по-другому. Во-первых, Федерация сохранила статус ядерной державы, что позволяет ей держать дистанцию от США и НАТО. В связи с этим надо отдать должное правительству Ельцина, которое смогло выдержать давление американской администрации по этой проблеме. Обладание ядерным оружием позволяет России не только контролировать, в общих чертах, социальные процессы на своей территории, но и оказывать содействие в этом правительствам стран так называемого «ближнего зарубежья».
Во-вторых, как отмечает известный экономист и социолог Дж. Гэлбрейт, в современном мире сильным государствам невыгодно захватывать чужие территории. Ибо присвоение территорий влечет за собой необходимость обязательного административного присутствия в новых землях с целью организации производства. В условиях информационного общества это можно делать посредством капитала и информации, извлекая гораздо большие прибыли, нежели ранее в обществах обусловленного (феодального, рабовладельческого) типа. В этом принципиальное отличие постиндустриального периода социально-исторического развития от предшествующей сельскохозяйственной эпохи. Тогда захват новых земель, с характерными для них природными процессами (как основной слагаемой вещественного элемента производства) и проживающими там людьми (личностным элементом), давал неоспоримую выгоду. Она состояла в расширении производства и увеличении количества и разнообразия производимой продукции. В последнем случае ценность представляет владение непосредственными элементами производства. В первом случае без капитала и информации они не в состоянии функционировать должным образом.
Поэтому, собственно говоря, ни США, ни НАТО не стремятся непосредственно «внедриться» в наши территории и прямыми административными методами эксплуатировать украинский и российский народ. Те же цели намного эффективнее достигаются использованием современных информационных технологий. Но этот же феномен современной истории открывает для нас новые возможности: поднявшись до информационно-технологического уровня развитых стран мы в состоянии будем продуктивно с ними сотрудничать и избавиться от статуса зависимых обществ. Кстати, такое положение будет выгодно и нашим потенциальным партнерам, как минимум Европейскому Союзу, потому что информационно обеспеченная сторона сотрудничества открывает большие возможности для всех участников. — В информационном обществе от сильного и достойного партнера можно взять намного больше, чем от технологически отсталой страны, находящейся в роли «вечного просителя».
Однако с информацией у нас дела обстоят, мягко говоря, не совсем благополучно. Исходя из определения информации как системы разнообразных знаний, позволяющих формировать ( информировать) различные технологические процессы и современное общество в целом, она если не заменяет сырье, труд, капитал, то обеспечивает их надлежащее функционирование. Без информации их использование малопродуктивно, а то и вовсе невозможно. Так вот, в современном мире лишь несколько стран в полной мере пользуются «информационными благами». Это страны Европейского Союза, североамериканские государства (США и Канада), Япония и, возможно, еще три-четыре государства — Австралия, Новая Зеландия, Южная Корея… Информационные общества, как отмечает американский социолог Э. Тоффлер, стремятся сотрудничать друг с другом, но не со странами «второго мира», где качество использования информации очень низкое. Украина в «обойму» информационных обществ явно не входит, хотя бы по тем причинам, что средний доход на человека в украинском обществе меньше 1 доллара США (категория беднейших стран), а средняя заработная плата преподавателей и научных работников 50 долларов США в месяц (для сравнения: в Эквадоре 300).
А где же Российская Федерация? Сразу скажу, что здесь дела обстоят не намного лучше. Но все-таки лучше. И лучше, за счет не только энергоресурсов, но и сохранившихся от СССР, а в некоторых случаях и развиваемых современных технологий. Важнейшими из них являются космические и военные технологии. Это позволяет Федерации эпизодически прорываться в информационное сообщество. Сможет ли она там закрепиться зависит во многом от способности нынешнего Президента В. Путина и его соратников реорганизовать систему государственного и социального управления в стране. Но как бы там ни было, Россия официальный партнер информационного сообщества, т. е. она в числе тех, с кем сотрудничают. Хотя пока это сотрудничество со страной, имеющей статус побежденного государства.
Таким образом, единственным способом пробиться Украине в мировое информационное пространство может быть только унификация еще сохранившихся в стране экономических, социальных и политических технологий с подобного рода российскими технологиями. В качестве аргумента сошлюсь еще раз на Э. Тоффлера, который отмечал, что процесс «глобализации» бизнеса и финансов, необходимый для развивающейся экономики информационных обществ, постоянно ломает национальные «суверенитеты», так бережно охраняемые новыми националистами. Он также подчеркивает, что миру высоких технологий трудно понять мотивации ультра-националистов, их самодовольный патриотизм производит смешное впечатление.
В чем же проблема? Проблема как раз в иллюзии N 1. Совсем иначе будет строиться технология политических связей между двумя побежденными государствами, которые возникли из третьего побежденного государства, нежели эти связи будут опосредованы иллюзией независимости. В то же время и сама иллюзия N 1 является в значительной степени результатом политической технологии очень (и даже очень) низкого качества, которая применяется до сих пор и в Российской Федерации и на Украине.
В определенном смысле продолжением иллюзии N 1 является ложь, которая активно распространяется рядом средств массовой информации о том, что Россия и Украина отдельные и различные цивилизационно-культурные образования. Назовем это иллюзией N 2. Такие утверждения иллюзорны исходя хотя бы из того, что Российская Федерация (и народ, и правительство) никогда не рассматривала Украину как чужеродную территорию. То же самое можно сказать и об Украине.
В большей степени эта иллюзия применима к современной России, где в последнее время широко распространяется максима об Украине, как другой стране и об украинцах, как иностранцах. Достаточно в связи с этим вспомнить многочисленные высказывания российских официальных лиц по поводу решения Украины вступить в НАТО, которые дистанцировали Россию от Украины и … от своих собственных интересов. Хотя на самом деле Украина не может не рассматриваться и представляться как часть, наряду с Российской Федерацией, Белоруссией и другими республиками бывшего СССР, единого культурно-цивилизационного пространства.
Опасность этой иллюзии состоит в том, что она порождает не только двойные стандарты — говорим одно, а подразумеваем другое, но и вводит в заблуждение общественность, которая постепенно начинает верить официальным утверждениям. Тогда уверения о том, что Украина (и Крым в том числе) никуда от нас не денутся, могут оказаться не просто самообманом, но и почвой для новых этно-социальных катаклизмов.
Совершенно очевидно, что избавившись от этой иллюзии технология взаимных связей между Россией и Украиной будет более продуктивной и качественной, нежели она есть теперь. Это вовсе не означает, что я призываю к радикальному изменению сложившегося статус-кво, — изменения, если они возможны, должны быть эволюционными и демократическими. Просто есть разные формы отношений членов семьи после развода. В одном случае семья сохраняет чувство родства, а в другом строит внутри себя баррикады. К сожалению, действующая у нас иллюзия N 2 ведет именно ко второму варианту.
С другой стороны, с иллюзией N 2 соседствует иллюзия N 3, которая активно внедряется официальной Украиной во главе с президентом Ющенко (за исключением, может быть сейчас, Кабинета министров и большинства в Верховном Совете). Эта иллюзия основывается на том, что якобы существуют принципиальные различия между русскими и украинцами, хотя в действительности таких различий нет.
Начнем с того, что история, особенно до середины XIII века, да и в дальнейшем, у русских и украинцев общая. Попытки закрепить за Древней Русью синонимомичное название «Киевская Русь», мягко говоря, не совсем убедительны. Фактически в Древней Руси IX-XIII вв. было две столицы — Новгород и Киев. Причем Великий князь вместе с боярами полгода жил в Новгороде, а полгода в Киеве. Кстати, когда тьмутараканский князь Мстислав в 1026 г. предпринял попытку захватить Киев и великокняжеский престол, воспользовавшись тем, что Великий князь Ярослав находился в Новгороде, ему это не удалось. Один Киев без Новгорода в Древней Руси это еще не Великое княжение. Потому Ярослав, заручившись поддержкой новгородского Вече, заставил Мстислава отступить, отдав ему на княжение Чернигов. Таким образом, если уж и использовать синоним Древней Руси по принципу столичности, то ее следует именовать Новгородско-Киевская Русь.
Еще один пример, подтверждающий иллюзорность уверений о различиях украинцев и русских. Многие ли знают о том, где в XIII-XIV вв. была Украина? В тот период Украиной называли современное Подмосковье. И лишь впоследствии, когда центр русского государства обосновался в Москве территориально-географическое название Украина переместилась на южные и юго-восточные земли, которые находились под властью соседних государств, т. е. были оккупированы. В период освободительной войны под предводительством Богдана Хмельницкого в XVII веке этнонима «украинцы» еще не существовало, а сам гетман и все население нынешней Украины считали себя русскими. Да и еще в начале ХХ века эта территория официально именовалась Малороссия.
Вообще на эту тему можно привести массу интересных сведений и по этнонимам «украинцы» и «россияне», и по кличкам «кацапы» и «хохлы», и по процессу этно-маргинализации в Западной Украине, и по источникам великодержавной идеологии в императорской России. Но все они говорят об одном: русские и украинцы принципиально не различимы, их отличия только на суб-этническом уровне в рамках одного этно-культурного образования, можно сказать — в рамках одного супер-этноса.
Следовательно и в данном случае иллюзия N 3 является результатом недоброкачественной технологии. Качество политической технологии установления связей между Украиной и Российской Федерацией будет зависеть от искоренения иллюзии N 3.
Иллюзия N 4 так же, как и первая, характерна и для Российской Федерации, и для Украины. Она выражается мнением, что приближение к странам Запада позволит решить чуть ли не все социально-экономические проблемы. Тем самым рациональное стремление к западным стандартам экономических, социальных и политических технологий (наиболее качественным в современном мире) подменяется фетишем «приближение к западным ценностям». Такая иллюзия прикрывает (если не сказать «захлопывает») столь необходимые для нас коренные преобразования в экономической сфере и в сфере социального управления.
Технология, производящая эту иллюзию, приводит к тому, что Федерация и Украина становятся «конкурентами» за место рядом с развитыми информационными обществами, вместо того, чтобы совместно добиваться внедрения новых технологий. Если Российская Федерация «прописывается» в НАТО в качестве делового партнера, по принципу «НАТО + Россия», то Украина следом стремится «втиснуться» в НАТО в качестве постоянного члена, уже по принципу «НАТО (в т. ч. Украина) + Россия».
Нам всем давно пора понять, а политикам прежде всего, что Европа не горит желанием «распахивать двери» перед технологически отсталой Украиной и не вмещающейся в европейский дом Россией. С Европой можно строить взаимовыгодные отношения, будучи технологически развитой страной. Единственным вариантом (не вдаваясь в детальную аргументацию) в этом плане могут быть отношения: СНГ (Российская Федерация, Украина, Белоруссия, Казахстан и другие республики бывшего СССР), с одной стороны, и Европейский Союз, с другой. При этом новое государственное образование, не хотелось бы называть его СНГ, должно строить свои внутренние связи на основе унификации всех структурно-функциональных элементов единой социальной системы в соответствии с мировыми технологическими стандартами. Тогда мы для Европы, с учетом все нарастающей обеспокоенности мировой общественности по поводу американской экспансии, будем не просто приемлемым, а желанным партнером для сотрудничества.
В общем, четвертая иллюзия будет исчезать по мере совершенствования наших технологий в социальной, политической и экономической сферах общественной жизни, продвижения интеграционных процессов и осуществления на этой базе сотрудничества с информационными обществами.
Поэтому полномасштабное включение Украины в организационные структуры Единого экономического пространства позволит не только избавиться от стоящих за обозначенными иллюзиями социальных негоразд, но и начать выстраивать общее будущее с Российской Федерацией, Белоруссией и Казахстаном. Это общее будущее имеет все признаки социальной ценности, которая принимается и поддерживается абсолютным большинством граждан, как в целом русскокультурных, так и придерживающихся в частности украинской этнокультурной традиции.
ЕЭП также как и ОДКБ гарантирует гражданскую безопасность тем, что оно на основе
а) экономической кооперации,
б) обмена квалификационными (рабочими), организационными и материальными ресурсами,
в) «регулирования деятельности естественных монополий (в сфере железнодорожного транспорта, магистральных телекоммуникаций, транспортировки электроэнергии, нефти, газа и других сферах), единой конкурентной политики и обеспечение недискриминационного доступа и равного уровня тарифов на услуги субъектов естественных монополий» в состоянии реально оказывать позитивное воздействие на повышение жизненного уровня граждан.
Для Крыма Евразийский союз представляет особую ценность в том, что он получает возможности обретения того статуса, который имел в составе Российской Империи и Советского Союза — теперь уже евразийской здравицы, центра виноделия и культурно-туристической «мекки».
Особо хотелось бы отметить тот факт, что и ОДКБ, и ЕЭП создаются в исторических границах российского социокультурного пространства и российской цивилизации, которые определяют общие социально-психологические, ментальные и мировоззренческие установки абсолютного большинства людей. Не учитывать этот факт, по меньшей мере, неразумно, в большей степени социально опасно для нынешнего и будущих поколений.
Анатолий Филатов,
заместитель директора по науке
украинского филиала Института стран СНГ,
кандидат философских наук, доцент
Начало. Продолжение см. [url=http://old.kr-eho.info/index.php?name=News&op=article&sid=7281]здесь >>>[/url]
