НЕМНОГО О ВЫСОКОЕВРОПЕИЗИРОВАННЫХ ПРИБАЛТАХ
Я уже писал об этих небольших прибалтийских народностях, поэтому просто вкратце вернусь к их нынешнему состоянию особо враждебной русофобии (по крайней мере, на уровне правительств).
С научной точки зрения, вся русофобская риторика прибалтов – абсолютно искусственное явление. Хотя весь акцент на «разности» культур и оккупации идёт сверху не только через госаппарат.
Этому я тоже нахожу объяснение. Литовцы, латыши и эстонцы – это крайне малые народы без своей национальной государственности (правда, литовцы хотя бы короткое, по историческим масштабам, время имели свою государственность, в отличие от соседей). Исторически так сложилось, что малые народы не живут самостоятельно. Они не грезят мечтами о покорении космоса, великих научных открытиях и мировой экспансии, их единственное назначение – быть лимитрофами[1]. Единственной же целью народа или страны лимитрофа является не исчезнуть со страниц истории, верно служа очередному хозяину.
Нация и государственность лимитрофов строится не на достижениях их этноса, а на попытках ущемления соседей и отрицания всего «чужого». Только так малые народы могут себя отделить от больших этносов и сохранить свою идентичность. По той же причине прибалты объясняют «паспорт неграждан»: мол, выучи наш язык — и тогда станешь своим.
В этих условиях правительства прибалтийских государств считают, что местные русские представляют угрозу их существованию. Они составляют до 20% от населения. Власти государств в Прибалтике часто оторваны от реальности: они считают, что местные русскоговорящие обязательно станут сепаратистами, либо Россия просто присоединит эти земли.
Исторически, по их мнению, прецеденты были. Прибалтика не была самостоятельной как в доимперское, так и в имперское и советское время. Больше они этого не желают. И сегодня прибалтам очень страшно, а когда страшно, люди часто склонны к неоправданной браваде и необдуманным решениям.
Нормальна ли их русофобия и ненависть к соседнему великому государству? Думаю, что ненормальна. Тем не менее, у российского политического руководства долго после распада СССР удерживалась идея, что эта ненависть исходит от лимитрофных чиновников и политиков. Обычным же людям якобы глубоко наплевать на то, что думает правительство, они нормально реагируют на русскую речь и на своих русских соседей.
Вот и посмотрим, что в реальности говорят и пишут далеко не чиновники. Например, латышский журналист и писатель-фантаст Дидзис Седлениекс в русофобском угаре вообще скатился до откровенного нацизма:
«Презрительным словом «русские», или чуть более толерантным «русскоязычные», обычно обозначают низший интеллектуальный уровень homo sovetiques независимо от национальности, — написал он на своей странице в соцсети. — Это генетическое отклонение от общечеловеческих ценностей. Для этих существ ничто не ценно, в том числе человеческая жизнь. У генетической ошибки или заболевания нет никакой связи с языком, на котором пытается говорить это животное».
После такого совершенно уже не удивляет плакат «Русский оккупант — лучшее удобрение», который теперь встречает посетителей Национальной библиотеки Латвии.
В октябре 2017 года свет увидел «Справочник эстонца. 100 дел, которые делает настоящий эстонец». Вот что пишет автор — Михкель Рауд:
«Если один эстонец время от времени норовит поссориться с другим эстонцем, то при виде общего врага они тут же станут друзьями. Общих для эстонцев врагов столько, что не сосчитать, но самый большой из них, конечно, русский. Чего скрывать, русский сильно постарался ради титула «враг эстонца». Он на протяжении всей истории изнурял, оккупировал, пытался уничтожить родной язык эстонца, отравлял его генофонд».
…Урмас Сутроп, занимавший с 2000 по 2015 год должность директора Института эстонского языка, шпарит уже без тени иронии:
«Одним из основных различий между эстонцами и прибывшими сюда не имеющими корней русскими является то, что эстонцы обладают долгосрочной исторической памятью. У иммигрантов, их сыновей и дочерей какая-либо историческая память отсутствует».
Ему вторит научный сотрудник Таллинского университета Михаил Трунин (обратите внимание на фамилию):
«В Эстонии нет никакой русской культуры. Есть только отдельные культурные русские… Русская культура в Эстонии как массовый феномен — это чистая идеология, которая предусмотрена для внутреннего употребления. На самом деле это иллюзия, которая оправдывает лень и ограниченность русских Эстонии».
По данным местных статистических управлений, если в Латвии рождаемость за первое полугодие 2022 года снизилась на 5,8%, то в Эстонии — на 9,5%, а в Литве — на 10,8%. Согласно рейтингу стран с наиболее быстро сокращающимся населением, наряду с Болгарией (которая здесь абсолютный чемпион) быстрее всех в мире должны исчезнуть Литва и Латвия.
Порадовавшись за светлое историческое будущее наших злейших друзей, прибалтийских соседях, поговорим немного на их псевдоисторические русофобские визги и взлаи.
Во времена, когда по Александровскому саду выгуливали юного Евгения Онегина, максимум в сотне километров от Санкт-Петербурга жили грязные, оборванные люди, в землянках. Их называли чухонцами. Чухна — это русское историческое название финнов, в летописях оно появляется в 1444 году. То есть во времена Андрея Рублёва, в XIV-XV веках русские уже называли эти этносы чухонью, кстати, отсюда пошло русские слова «зачуханный, чушка» и более современный из фильма «Слово пацана» — «чушпан», то есть безответный терпила, у которого «западло не отжать бабло и мобилу».
Эстония, Латвия и Литва, эти европейские республики с «величайшей» историей, на самом деле — типичный новодел начала XX века! И «государственность» у них появится только с того времени. Да и государственность эта, данная им большевиками (максимум лет 70 из 100) больше всего напоминала губку для мытья посуды, поскольку эти «гиганты мировой истории» были маленькими и дотационными республиками СССР. Лучше всего это видно на таблице ВВП союзных республик:
Посмотрев на «кормильцев русских», сразу узрим, кто пахал в СССР, а кто жрал в три горла…
Поэтому давайте поговорим о реальной истории Прибалтики. А она говорит нам, что до XIII века на территории гордых прибалтийских «вымиратoв» жили балтские и финно-угорские племена. То есть, чтобы было совсем понятно: христианская Русь уже имела каменные города и успела своим богатством привлечь татаро-монгол, а будущий оплот европейской демократии ещё служил обиталищем для разрозненных племён не имевших даже зачатков государственности и исповедовавших язычество с человеческими жертвоприношениями.
Вся территория современных Латвии и Эстонии, завоеванная немецкими рыцарями, получила название Ливонии (в XVII — XVIII вв. вытеснено названием Лифляндия) по имени ливов, населявших земли близ устья Даугавы (Зап. Двины) — опять-таки, обратите внимание, без упоминания местных туземных племён.
Эсты как отдельный народ финно-угорского происхождения впервые упомянут на Западе в Ливонской хронике[2]. Своему названию обязан термину «Восток/Восточная земля», то есть по-немецки Эстланд, н даже в XVI веке современная «Эстония» помечалась на картах термином Wirland («страна вёро»). А русские летописи, с самых первых изводов, называли предков эстонцев (вместе с соседними племенами) — чудь.
В поздних средневековых источниках живущие на территории современной Эстонии и Латвии племена обозначены на картах как «хирри» (лат. Hirri, племя из Скандинавии, упоминаемое Плинием). Опять никаких «эстиев» не найдётся. Финны по сей день называют Эстонию «Viro», а эстонцев — «virolainen».
Вся мифология Эстония стоит на утверждении, что «эсты» — балтские племена, когда-то проживающие на территории нынешней Калининградской области России — это предки нынешних эстонцев. Хотя, если посмотреть на карту южной Прибалтики, то сразу видно, что между ними было весьма приличное расстояние. Получается, данный эпитет даже не самоназвание народа, а украденное в середине XIX — начале XX века словечко «ээстласед».
Эстония — понятие, которое родилось в 1917 году; «эстонец» появился чуть раньше, во второй половине XIX века. До этого этнос называл себя «maarahvas» («люди земли», «крестьяне», «деревенский народ»). Что сразу вызвало немало смеха и удивления во всех сопредельных землях.
В чём главная причина воровства названия совершенно постороннего нынешним эст…чудикам «Восточной Земли»? Неужели государство Маарахвасия с населяющими её маарахвасами звучит неблагозвучно? Или — страна Чудь?
Уроженец Эстляндии (Восточной земли, нем.), выдающийся российский ученый – естествоиспытатель, академик Императорской академии наук (1828—1830; 1834—1862; член-корреспондент в 1826—1828, почётный член в 1830—1834 и с 1862), основатель эмбриологии, Карл фон Бэр [1792 — 1876г.г.] как типичный немец об эстонцах отзывался весьма нелестно:
«Эстонцы весьма жадны. Уже сама северная страна позволяет легко это предположить; однако же своих соседей на одной географической широте они в этом далеко превосходят. Отсюда и причины того, что с самого детства излишне набивают желудок и растягивают его … Как и другие северные народы, эстонцы очень любят водку… Что касается духовной культуры, то большинство европейских народов превосходит их значительно, ибо очень мало эстонцев выучилось письму … Из недостатков, кои никак отрицать невозможно, перечислил бы оные: лень, нечистоплотность, излишнее подобострастие перед сильными и жестокость, дикость в отношении более слабых».
Заметьте, это писал видный ученый, старавшийся быть «выше» примитивного шовинизма. Остальные не столь учёные остзейцы, мне кажется (или я заблуждаюсь?), думали нисколько не лучше.
В будущей Эстонии (Эстляндия и Лифляндия) общество было самым строго организованным в мире: более жёсткого сословного порядка не было нигде. На долю дворянства приходилось 0,6% населения. Духовенство, горожане и другие свободные люди (мызники) составляли едва 4%, туземные крепостные крестьяне — 95,2%.
Дистанции между сословиями были гигантскими, усугублёнными пропастью по национальному маркеру. Основной категорией определения служили понятия: Deutsch (немец) и Undeutsch (не немец). Первые — это священники, купцы, ремесленники и интеллигенция (литераторы). К Undeutsch относились крестьяне, низшие слои городского населения. Нанимать из них даже прислугу считалось большим скандалом, унижением достоинства «немца».
В прибалтийских городах сохранились средневековые цеха, имеющие этнический характер. Так, например, в уставе цеха мясников имелось постановление, что учениками можно принимать только лиц, родители которых были немцами, а из цеха должны были немедленно исключаться все, женившиеся на «не-немках».
Предки т.н. «эстонцев» не отличались национальным самосознанием. Они не имели даже имени своего этноса. Отсутствие самоназвания говорит о неразвитости самосознания и неспособности мыслить себя единым народом и тем более отсутствию потребности к формированию национального государства. И только в 1857 году учредитель газеты на эстонском языке «Perno Postimees» Йоханн Вольдемар Яннсен (1819-1890 гг.) вместо прежнего названия «maarahvas» ввел новое название — «эстонцы».
Теперь об их соседях – латышах… Я не нашёл самоназвания латышей до XVIII века, современные непредвзятые учёные считают, что латыши и литовцы сложились из разноплеменной лиги, состоящей из селов, аукшайтов, жемайтов, земгалов, латгалов, лиетов, галиндов,
ливов и скальвов. Трудно утверждать, кто из списка принял участие в генезисе именно латышей.
Ученые ассоциируют с латышами латгалов, объединившихся с ливами (имеющими финно-балтийское происхождение). А также с куршами, земгалами и селами. Говоря проще, лига заняла оба берега Зап. Двины.
Столица нынешних латышей (Ригель или Рига) стояла на земле ливов. Курши владели Елгавой (ранее Митава). Земгалы — Тервете, а селы – Даугавпилсом. Земли, начиная с эпохи германских воинственных орденов (с XI в) стали немецкими герцогствами.
Сами же латыши пишут, что именно с XIII века и начинается «Леттия» (Латвяй). Правда, называлась она тогда Ливонией (по имени рыцарского ордена немецкоговорящих европейцев-колонизаторов). Латыши были тут далеко не главными (скорее, подневольными простолюдинами – потомками всех тех народцев, о которых писано выше). То есть и латышские авторы учебников не чураются звания «ливонцев».
В будущую Латвию в основном приезжали рыцари, которые отнюдь не смешивались с местным крепостным «быдлом», и горожане, которые до XIX века блюли «чистоту крови», поскольку немецких крестьян практически не было.
Первые тексты на латышском относят ко второй половине XVI века. Это были религиозные записи, сделанные на основе фонетического принципа и предназначавшиеся для священников, чтобы те могли проводить службы на языке местного населения.
Письменность базировалась на cредненижненемецком языке. Записи велись готическим шрифтом, правописание на базе алфавита вышеупомянутого немецкого наречия полностью повторяло произношение. Этот принцип сохранился и в современном латышском языке. Первая латышская Библия была напечатана с использованием готического шрифта. Готический шрифт использовался для записи латышского языка вплоть до начала ХХ века, когда готическое письмо заменили латинским.
В XVII в. появились первые светские книги, азбуки и др., написанные на местном наречии священниками-немцами (в 1644 г. вышла первая из них), несколько словарей, отдельные статьи, посвященные вопросам правописания.
Немецкие грамматики фиксировали законы создаваемого латышского языка, давали правила морфологии, правописания. Только в 60-70 гг. XIX века латышский просветитель Атис Кронвалд создал такие новые для латышей слова, как: tevija (Родина), Vesture (история), Vestule (письмо), dzeja (поэзия), и др. Первый учебник латышского языка вышел в Риге на русском языке в 1868 году! Всё, что было положительного и культурно-экономического, произошло при участии России, под воздействием России и благодаря России, в том числе и сложению в нацию туземцев Юго-Востока Балтийского моря.
Чтобы лучше понять психологию латышей, процитирую современную латышскую писательницу Лайму Муктупавелу:
«…Педантичные немцы, приобретая поместья в Латвии, барщину назначали исправно, десятую часть на церковные нужды требовали пунктуально, живя себе поживая в привычном аристократическом стиле. Какие там могли у них быть думы о крестьянах? Bauren! Смерды! У них была своя, господская жизнь, а у нас, крепостных латышей, умножающих их состояния, своя… латыш еще более бесправен, нежели мужик в России, платящий оброк».
Приведу выдержки из произведения прибалтийского немца Гарлиба Меркеля (1769 — 1850 гг. лифляндский публицист) – современника той эпохи:
«И сейчас крестьянские жилища в Видземе рассеяны в густых чащобах, нередко в полной изоляции. Обычно это овины или крытые соломой лачуги без дымовых труб и окон, со столь низкими дверьми, что только согнувшись, можно войти в них. В комнате, полной дыма, в котором можно задохнуться, что-то копошится и шевелится. В свете воткнутых в стенные щели лучин суетятся: хозяин со своей семьей, работник со своей, здесь же куры, свиньи, собаки. Вглядитесь в их лица! Изменившиеся, помрачневшие, они вам сквозь зубы расскажут про голод, про бесчувственную и нерешительную холопью натуру. Эти люди, от чьего труда как дворянство, так и духовенство живут в полном достатке, эти люди вынуждены в летнюю пору оставлять собственные поля необработанными.
Если примем во внимание, что разоренные крестьяне еще и абсолютно подчинены неограниченной власти, которая утверждает и изменяет даже их домашние обычаи, влияет на их отношения с женами и детьми, на их хозяйственные действия и которая может накладывать какие угодно наказания; если учтем, что все другие общественные сословия смотрят на них сверху вниз и с презрением; если учтем, что никоим образом, ни высочайшей своей добропорядочностью, ни расторопностью, ни огромнейшим прилежанием, они не в силах изменить своей судьбы, не в состоянии дослужиться до более высокого положения, не могут даже смягчить свое зависимое положение, — тогда поймем, что последствиями такой жизни может быть единственно притупление всех чувств и ослабление духа, безвольное и трусливое преклонение перед любым пороком, что ни встретится на их пути, отвращение к любому знанию, чернейшее суеверие и темнота. Вот какие явления в человеческой душе порождает не сброшенное ярмо, угнетение…в образе нет ничего славного. Неразвитые, отупелые, большинство из них блуждают по жизни, и не знают они большего счастья, чем наесться до отвала хлеба из половы, не знают другого подвига, как только поднять глаза на господина, не знают другой мудрости, как только не дать себя поймать на воровстве. По-скотски напиться в воскресенье — для них закон, не быть поротым — для них честь. Правду говоря, они такие, каким может стать народ, в котором все человеческое уже шесть веков пережевывают драконьими зубами».
Здесь ни убавить, ни прибавить, да и грешно не посочувствовать горькой судьбе их предков.
Ментальность лимитрофных народов действительно сугубо хуторянская: свой домик, своя скобяная лавка, своя пара гектар земли, корова и порося в хлеве — на этом предел мечтаний здешнего среднестатистического обывателя заканчивается.
Преследование и притеснение русскоязычного населения в Прибалтике, несмотря на то, что почти везде язык свободно понимают и используют, по представлениям самих прибалтов — это борьба с сепаратизмом.
Как они сами говорят, кивая на Крым, Донбасс и вновь воссоединённые территории б/Украины, в случае какой-либо геополитической нестабильности в регионе, вся приграничная Прибалтика автоматом уходит к России в силу национального состава. Выдавить русскость и всё, что с ней связано, для моноэтнического контроля территорий — сегодня одна из основных задач мёртворождённых (см. выше % сокращения населения) стран Прибалтики.
«Мы никогда не были свободными, все время под кем-то», — фраза, которую нередко можно услышать во всех лимитрофных государствах, хотелось бы, правда, знать, американское владычество — это свобода или то же, что было и раньше.
Я считаю, что причина ненависти — в злобной зависти к русским. Царскую Россию, казалось бы, похоронили, СССР тоже похоронили, территорию раскололи, из России, казалось, сделали финансовую «шестерку», экономику почти уничтожили, прошлое геополитическое влияние тоже. А она, Россия, всё равно остается одной из самых значимых стран в мире!
Несмотря ни на что, существуя более тысячи лет, причем почти в полном одиночестве и не прячась за чью-либо спину…
Фото из открытых источников
[1] Лимитро́ф (от лат. limitrophus «пограничный») — термин, означающий совокупность государств, образовавшихся после 1917 года на территории, входившей в состав Российской империи.
По окончании Первой мировой войны термин использовался для обозначения, по определению Малой советской энциклопедии (1929 г.), «государств, образовавшихся из окраин бывшей царской России, главным образом, из западных губерний (Эстония, Латвия, Литва, Финляндия, отчасти Польша и Румыния)».
Изначально словом лимитроф обозначали пограничную область Римской империи, обязанную содержать стоящие на её территории особые подразделения императорских войск — лимитаны.
Словарь Уэбстера определяет этимологию слова англ. limitrophe как французскую, которая восходит к поздне-латинскому limitrophus — «граничащий с», буквально, обеспечивающий проживание пограничных войск — несистематически образованному от лат. limes, limitis (граница) и греч. τροφός (кормилец). Слово зарегистрировано с 1763 года. Словарь Д. Н. Ушакова (1938) повторяет определение Малой Советской энциклопедии.
[2] Ливонская хроника Генриха (латынь: Heinrici Cronicon Lyvoniae) — это латинское повествование о событиях в Ливонии (примерно соответствующих сегодняшней внутренней Эстонии и северной части Латвии) и прилегающих районах с 1180 по 1227 год. Она была написана около 1229 года священником по имени Генрих и нескольких упоминаний в Повести временных лет, составленной в Древней Руси, «Хроника Генриха» является старейшим известным письменным документом об истории Эстонии и Латвии.
