Преподаватель музыки <b>Нина Александровна Батищева</b> известна далеко за пределами Керчи, где она родилась, выросла и всю жизнь работает в школе. Отчасти потому, что ее ансамбль скрипачей, в котором играют ее ученики, гастролирует за пределами Украины. Отчасти потому, что ее воспитанники неоднократно становились лауреатами престижных международных конкурсов. Но в большей, наверное, степени причина педагогической известности объясняется любовью к ней учеников. От их рассказов идет впереди Нины Александровны и слава, и известность, и почет, и уважение.
— Нина Александровна, вы педагог творческой специальности, а есть ли, по вашему мнению, различие между предметником общеобразовательной школы и преподавателем музыкальной школы?
— Мне кажется, нет, потому что учитель вне зависимости от того, какой предмет он преподает, должен быть творческим человеком. Я думаю, без творчества вообще нет движения в этой жизни, потому что оно всегда сопряжено с поиском нового.
— Ученики — это дети чужих родителей. Но дети очень чутко реагируют на отношение к ним и всегда любят в ответ того учителя, который любит их. Им порой важнее именно эта любовь, чем профессионализм преподавателя. Иной раз удивляешься, видя, что дети гораздо больше ценят любящего их, чем знающего свой предмет педагога. А что заставляет учителя любить учеников, по сути чужих ему детей?
— Это очень хороший вопрос, особенно, наверное, для меня, человека, всю жизнь живущего по чувствам. И мне очень больно было в какой-то момент услышать от родного и уже взрослого сына, что я обделила его своей материнской любовью. Да, мои близкие нередко ревнуют меня к моим ученикам, потому что вся моя жизнь — это мои ученики. Приходит к тебе масенький ребеночек, ты в него вкладываешь всю себя: умение, мировоззрение, отношение к жизни. Еще как женщина стараюсь привить вкус, и мои ученики, повзрослев, признаются, что стремились подражать мне в манере одеваться и даже краситься. Они мне все дети, а светленьких, как я сама, девочек, часто принимают за моих дочек, видя даже не столько похожесть в цвете волос, сколько близость наших отношений.
Недавно в нашей музыкальной школе прошел концерт моих выпускников, и я увидела, насколько они мне преданы и как я их люблю. Со временем уходит разница в возрасте и статусе, потому что они, прежде всего, мои друзья. Не важно, сколько им лет, сколько мне, чем занимаюсь я и кем стали они — главное, они близки мне по духу. Это дорогого стоит, когда учителя окружают бывшие ученики-единомышленники. Причем я заметила, наша близость становится более тесной, когда они становятся взрослыми. Это очень ценно, что они не скрываются за углом и не переходят на другую сторону улицы, завидев учителя, а стремятся ко мне и становятся моими друзьями. Наверное, это идет через музыку.
Ансамбль скрипачей на Митридатской лестнице»
— Что заставляет учителя, работающего в школе двадцать, тридцать, сорок лет входить в одни и те же стены? Вы же не знаете заранее, окажется ли ваш новый ученик талантом или он будет заниматься музыкой из-под палки.
— Привычка свыше нам дана — и в этом тоже свое счастье. Но главное — это всегда интересно, узнать, а каким окажется новый ученик, где скрыта его изюминка. Бывают дети, которые не показывают сразу своих данных и нужны годы занятий, личного интереса к нему, чтобы вытащить наружу зреющее в нем. Наверное, это и заставляет входить десятилетиями в один и тот же класс, что будет новая работа, будет интересно и все опять повторится сначала. Очень большая радость, когда приходят способные дети, когда вместе с ними в моей жизни появляются талантливые родители, которые умеют организовать ребенку домашние занятия. Талантлив ребенок или нет, а ему всегда хочется погулять, и многое зависит от того, как родители сумеют организовать его жизнь, чтобы со временем занятия музыкой становились его внутренней потребностью и тогда он сам входит в ритм.
— Вы влюбляетесь в таланты своих учеников?
— Конечно! В моей педагогической практике случались моменты, когда появлялась плеяда талантливых учеников и когда в их игре прорывается какая-нибудь одна фраза, по-настоящему профессионально звучащая, у меня это вызывает слезы. Умиления, переживания — не знаю — от того, что они сумели это сделать. Это и есть, наверное, педагогическое счастье, когда ученик тронул за душу и когда ты его этому научил.
— Отношения ваши с учениками со временем меняются…
— Я бы даже сказала, к лучшему. Когда они детьми учатся в музыкальной школе, может быть, многого не понимают и воспринимают занятия как нечто обязательное. С взрослением, появлением в их жизни других педагогов, они понимают, насколько здорово было им здесь. Причем это не зависит, сделалась ли музыка их профессией или они выбрали иной путь движения. Уж больно хорошо им было не только на индивидуальных занятиях, но и в ансамбле скрипачей, где они дружат, общаются. И хочу сказать, те, для кого музыка не сделалась профессией, скрипку не бросают. Я просто покорена их верностью инструменту и музыке и люблю их за это еще больше.
— Вот эту ваши дружбу с учениками в большей степени держит музыка или личностные отношения?
— Я думаю, личностные. Помню, давно это было, мы заходили в класс, и одна из мам сказала ребенку «Что ты заходишь сюда, как к себе домой?!». А он ответил: «А это и есть мой дом». Это было счастьем услышать от своего ученика такие слова. Дети любят музыкальную школу. Большинству здесь порой бывает комфортнее, чем в общеобразовательной школе, многие готовы проводить в ней целые дни. Наверное, причина в постоянном творческом процессе.
— Вы же, надеюсь, не всё время гладите учеников по головке, бываете и недовольны их игрой, и можете повысить голос. Как они воспринимают ваши замечания, ведь в отличие от общеобразовательной школы, где ученик может оказаться неспособным к точным наукам, но преуспевать в гуманитарных, в музыкальной школе у него такого выбора нет, он после пяти лет учебы игре на фортепиано не побежит в класс скрипки?
— Метод кнута и пряника никто пока не отменил. Я, как и родители учеников, могу поругать, но все равно их люблю. Дети, видимо, это понимают. Я могу строго прижать, могу сказать зло, но внутри, в душе люблю их и думаю о них очень хорошо. Но приходится быть очень строгой: детей надо держать в тонусе, дисциплинировать, особенно в ансамбле, потому что они все очень эмоциональные, каждый со своим характером, разного возраста. Конечно, не всегда, как могло бы показаться, старшие держат верх над младшими. Есть девятилетние, которые котируются у пятнадцатилетних. Тут не столько имеет значение возраст, как то, что из себя представляет личность. У меня был ученик, с которым, на ту пору семилетним, дружили подростки: он соответствовал им в уровне знаний и интересов.
— В какой момент вы понимаете, в каком направлении должно двигаться развитие ученика?
— Слава Богу, у нас индивидуальное обучение и поэтому есть возможность увидеть и не упустить такой момент. Бывало, что уже в седьмом классе ребенок вдруг выстреливает, раскрывается, и ты понимаешь, что ему надо идти дальше, и он вместе с тобой это сознает. Может, до той поры он ленился, мало занимался и казался середнячком. Но часто способности, конечно, видны сразу, потому что еще есть природные данные. У меня сейчас занимается ученица, я не мучилась с постановкой ее рук, а в игре на скрипке это сложнее, чем на любом другом инструменте. Во-первых, сложно физически, потому что приходится стоять, а малыши иной раз так устают, что прямо во время урока ложатся на пол, Во-вторых, сложно поставить смычок, очень сложен поворот левой руки, которого в жизни нет, разве что когда мужчины неправильно выкручивают белье. Это намного труднее, чем в игре на фортепиано, потому что там в каждой клавише живет звук, а на скрипке, чтобы извлечь его, надо правильно взять скрипку и смычок, сделать свободными руки.
Детям на первых на порах этого добиться безумно сложно, поэтому начинаешь со сказок, рассказываешь, что скрипка как капризная принцесса, любящая обожание, внимание, для того, чтобы она раскрылась и вторила красивым голосом, к ней надо отнестись с почтением. Это очень длительный процесс и с каждым ребенком он протекает по-разному. Кого-то, повторюсь, видно сразу, а кто-то включается намного позднее, когда ты, казалось бы, в точности понял, что ребенок занимается просто для себя и общего развития. Это непредсказуемо, поэтому, когда родители приводят ученика и дают ему и учителю установку «а мы просто для себя», то это очень относительно. Бывает, ребенку, которого привели заниматься «для себя», учеба начинает нравиться и он в итоге выбирает стезю профессионального музыканта, потому что в какой-то момент выясняется, что ему это на самом деле нравится. Спасибо большое родителям, которые начинают развивать детей с самого раннего детства, потому что это основание треугольника жизни, а потом идет сужение, ведь взрослого человека развивать намного сложнее.
— С какими детьми проще и интереснее работать — с теми, в ком природные способности видны сразу, или из которого всё это надо вынимать?
— Очень редко, когда дети сразу бывают яркими, но это почти всегда сочетается с баловством, неумением сосредоточиться и думать наперед. Ведь в действиях музыканта главное — это движение вперед. Мы, играя первый такт, должны знать, что будем делать в десятом и что надо для этого сделать. Мы всегда должны думать наперед и по музыке, и в плане техники должны продумать, как в игре в футбол. Наверное, это важно в любой профессии, но в музыке как нигде это должно быть организовано, и это, наверное, самый большой труд в обучении, особенно мальчиков.
Я хочу вам сказать, что быть педагогом музыкальной школы — титанический труд. Он сродни физическому, мы устаем не только морально, иной раз в конце дня кажется, проще яму выкопать. Очень много энергетических посылов идет ученикам. С начинающими очень сложно, а когда взрослый играет, надо музыку рассказать, вложить в нее, это не просто игра нот, как многие дилетанты, наверное, думают. Нет, мы играем не ноты, мы играем тексты. Как актер, который не слова рассказывает, а создает образ. Также и музыкант: взяв первую ноту, он должен поведать слушателям, о чем он играет. Нужно стараться разговаривать на инструменте.
— Можно свеcти учительство к универсальному и стандартному набору методик?
— Кто-то, наверное так делает, но у нас не получается: каждый ребенок — своя методика. Я уже работаю много лет, но каждый раз боюсь первоклассника, не знаю, с чего начать, потому что это индивидуально. Есть, конечно, многолетние наработки, методики, но я боюсь начала, наверное, как и ребенок, испытываю трепетное чувство.
В основе учительства, я так думаю, все-таки лежит любовь. Любовь к музыке и детям, прежде всего, — и это универсально. А потом любовь к труду, потому что это очень важно, а остальное все индивидуально.
— Среди ваших учеников много лауреатов различных конкурсов, профессиональных музыкантов, вас это как-то греет?
— Конечно, мне это приятно. Среди моих выпускников человек, наверное, сорок стали профессиональными музыкантами, а это, скажу я вам, большая цифра. И, конечно, меня здорово греет, что они разделили мою судьбу, стали единомышленниками, коллегами. Но когда мы с учеником готовимся к участию в конкурсе, никогда не нацеливаю исключительно на победу, а всегда говорю, что он должен сыграть так, чтобы ни мне, ни ему не было стыдно показать свое умение, труд, накопленные опыт и знания.
— Для кого важнее конкурсные победы — для вас или ученика, или вы считает их недостаточно объективной оценкой работы и творчества ребенка?
— Нет, всё это должно быть в жизни ребенка, и лауреатство важнее для ученика, чем для педагога, потому что это открывает ему какой-то иной путь в развитии. К творческим конкурсам двойственное отношение: с одной стороны, они тормозят развитие, потому что программы их должны быть вылизаны до предела, над ними нужно очень долго сидеть. Без них ребенок двигался бы вперед намного быстрее, разучивая одно произведение за другим, а программа для международного конкурса может отрабатываться и два года. Но вместе с тем на престижных детских музыкальных конкурсах присутствуют именитые музыканты, представители их фондов, и отмеченный их выбором ребенок получает возможность продвигаться дальше.
— Вы, Нина Александровна, школьный учитель. Если ваши ученики решают продолжить свою музыкальную карьеру, они поступают в училище, консерваторию, то есть помимо вас у них появляются другие педагоги. Может быть, это и ошибочное мнение, но оно существует, и считается, будто педагог музыкального училища выше учителя музыкальной школы, а консерваторский превосходит их обоих. Нет ли у вас ревности?
— Все мы люди и, конечно, может быть, где-то и выплывает. Но обычно я направляю своих выпускников учиться к замечательным музыкантам, которые, как я знаю, разовью заложенное мною. А потом у меня нет оснований ставить на себе крест и относить себя к числу глубинно провинциальных педагогов, коль меня часто приглашают в жюри конкурсов, и я имею возможность оценивать работу педагогов специализированных школ-десятилеток, где преподают консерваторские педагоги. И как член жюри различных международных конкурсов я провожу мастер-классы в Одессе, Севастополе, что для меня, безусловно, очень почетно, наравне с консерваторскими преподавателями.
