Всадник и Конь

ПОД СОЗВЕЗДИЕМ БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ

Юрий ПЕРШИКОВ

Атаманы Крыма и России прошли конным походом по крымским горам 160 километров. Цок, цок… Звонкие удары подков по кремниевой породе Караби-яйлы. Каждое покачивание крупа лошади болью отдается в суставах — по-моему, мы единое целое — всадник и конь, Мицар и Алькор — двойная звезда в созвездии Большой Медведицы. Ой, что это я… Три километра верхом в жестком седле. Может легкая форма бреда? Нет, ассоциации. Уже не смешно, особенно если представить сколько еще предстоит провести в седле… Цок, цок… Снова подковы выбивают искры из кремня… Больно, Господи… Кажется, что мысли несутся в унисон с этими размеренными ударами. В одном ритме цокот и судорожные сокращения сердечной мышцы. Пульс выбивает дробь.

Синие вершины Караби. Сумерки. Труженик джип Мерседес, прозванный за камуфлированную раскраску немецким бобиком, чихает, но упорно забирается ввысь по бездорожью в сторону метеостанции КСС — единственный в этих местах клочок цивилизации. В свете фар дорогу пересекают странные птицы размером с воробья и совиными головами — сычи. Из кустов выпетлял заяц — ошалел от света, проскакал метров сто впереди машины и снова исчез в придорожных кустах. Горы живут.

— Для меня Караби — белое пятно, — пытаюсь нарушить затянувшуюся паузу. Понимаю по сосредоточенным лицам спутников: мы заблудились. Ночевать в машине? Нет — на станции ждут. Она где то рядом.

— Да брось ты, какое ж оно белое, — Караби всегда называли Голубыми горами…

Кошевой атаман Ялтинского куреня. Михалыч. Прозвище Бывалый. В горах знает каждую кочку. Этот выведет: ощущение надежности и уверенности в проводнике…

— Нужно уточнить дорогу…— Михалыч глушит мотор.

— ??????

— Слышишь?

Ничего не слышу, но уже вижу. По проселку приближаются четыре светлых пятна. Мы в этой глуши не одни. Две «Нивы» тормозят рядом. Крепкие парни в камуфлированных костюмах. Свет сигаретных затяжек предательски освещает вороненые стволы винтовок в салоне. Или воины спецназа, или браконьеры — на лесников не похожи. Впрочем, не наше дело. Крепкий здоровяк, явно местный:

— Конный поход? Я когда-то для местных казаков с Бурульчи маршрут разрабатывал, лет пять назад. Сложный для профессионалов и полегче — для туристов. Все места здесь обследовал, но почему-то не пригодилось. Татары приходили — послал подальше. С этими принципиально не работаем… Ну вы молодцы, парни! Метеостанция? Прямо, за соснячком, не заблудитесь…

На перекрестке разъезжаемся — колона уходит в лесную чащу, мы упорно движемся на юг… На горизонте поблескивает яркий огонек — нас ждут.

— Честные люди по ночам с винтовками в горах не шастают…

— Как раз честные люди только ночью и промышляют, — Михалыч затягивается сигаретой и делает категоричный вывод. — Браконьеры…

Пятый километр, сводит мышцу голени — неутешительный приговор паховым кольцам — и острая боль в колене: точечный очаг дискомфорта. Кто то из казаков сунул в рюкзак бутылку водки — на дорожку. Теперь она давит в сухожилие. Братцы, дай Бог вам здоровья. Не хворайте. По-моему, на щеках слезы — или, может, дождь?..

…Ваньку заметил сразу. Он один сиротливо пасся в стороне от загона.

— Очень смирный конь, сказка — специально для начинающих.

Атаман Ялтинского казачьего куреня Анатолий Кусливый бросает к ногам сбрую.

— Седлай.

— Я вообще-то не умею…

— Здесь стременных, Ваше величество, нет, в походе все равны. Смотри, учись и пробуй делать как все!

После пятнадцати минут безуспешных попыток накинуть узду на вороного начинаю скулить:

— Помогайте, браты…

Три урядника — кадеты атамана Кусливого смеются над моими неуклюжими попытками оседлать Ваньку. Максим, Володя и Игорь — проворные и умелые, новое поколение казаков, с лошадью на «ты». Такие в горах не пропадут, настоящие следопыты-разведчики.

— Я вообще без седла люблю, — рассказывает Максим, не прекращая работу. Движения отработанные, ничего лишнего. Чувствуется сноровка. Ванька в считанные минуты приобретает вид походного коня. — Так, — кадет затягивает подпругу и неожиданно начинает жаловаться. — Атаман не разрешает в горах без сбруи, и в галоп пускать коней не разрешает, боится, что упадем на камни.

…Господи, какой галоп?! Спины, по-моему, уже совсем нет, онемела. Повод трет пальцы, левой рукой страхую себя, придерживаю луку. Кисть посинела. Слава тебе, Творец, что есть такое железное приспособление на седле: а они, сорванцы, без сбруи. Представляю, если здесь шандарахнуться. Костей не соберешь. Только бы в седле удержаться, одна мысль. Максим берет надо мной шефство. Его конь идет рядом.

— Вы носки глубоко в стремя не ставьте, если будете падать, не успеете ногу вытащить…

Спасибо, утешил. Ванька пускается рысью, догоняя казачий разъезд. Только не это, хорошо что с утра много не ел…

Впереди Олег Ревун — атаман Симферопольского округа. Придерживает коня. Ждет.

— Олежик, скажи пожалуйста, от чего зависит, когда конь рысью или галопом пускается? Не могу удержать.

— Я б тоже хотел знать, — молодой офицер из Москвы осаживает своего вороного рядом. — Я тоже в первый раз, не могу больше…

«Слава богу, я не одинок в своих несчастьях, но никому не признаюсь», — злорадная мыслишка доставляет некое удовлетворение.

— Ослабь подпруги и не давай много есть, потом ремни не затянешь, — атаман Кусливый успевает каждому дать совет. От его внимательного глаза не ускользнет ни одна мелочь — старший в походе с детства в этих краях и все время в седле.

Наконец-то привал.

— Последняя ложбина, где есть лес, буковая посадка, дальше луга альпийские. Здесь обычно речушка протекает, но это лето очень жаркое — вот, даже осенью не наполнилась.

Казаки тянутся к флягам, кони хрустят ветками. Участники похода вповалку на земле. Пытаюсь вытянуть ноги. Главное, не протянуть бы…

— Ну что, живой? — Кусливый прячет в бороде усмешку. — Конные походы — обязательная составляющая подготовки молодых кадетов. Это часть нашей казачьей культуры. Я сам в этих местах в первый раз появился лет сорок назад — мальчишками баловались, уводили коней из табунов диких — здесь, на Караби, они тогда паслись под открытым небом. Как сейчас помню: два больших и один маленький — ни конюшен, ни загонов… Советское сельское хозяйство ставило эксперимент — коневодство в естественных условиях альпийских лугов. Катались сутками, а потом снова на свободу коней отпускали.

— И надолго тебя хватит? Тяжело ведь…

— Пока хватит сил, буду в конные походы ходить, — седовласый атаман сказал, как отрубил. — В этом и есть смысл казачьей жизни. Я всю жизнь с лошадьми. Вот теперь с атаманами таким образом сами себе устраиваем проверку — тест на выносливость. Многие, называя себя казаками, не знают, с какой стороны к лошади подойти. Учим через «немогу» — самая доходчивая наука.

— Идея конного похода атаманского, чья ?

— Это уже третий. Придумали мы его вместе с покойным атаманом Центрального войска России Борисом Игнатьевым. Теперь вот его сын, Володя, в седле. Третий год приезжают к нам в гости россияне — атаманы из Москвы, Твери, Курска, Орла…

— А наши что?

— Нашим как-то не интересно было — до этого всё маршировали на парадах да генеральские погоны друг другу клеили. По сути, казачья культура в Крыму только-только стала развиваться: появились хутора, станицы — новое поколение. Вот теперь ребята молодые из Совета атаманов Крыма тоже присоединились в первый раз. Хотят себя проверить… Чувствуешь-то себя как?

— Не спрашивай…

— Конечно, тяжело в первый раз, нужно было тебя хотя бы пару дней на манеже погонять. Вот смотри, есть две устойчивые позы всадника. Ау, это всех касается…. Первая — с прижатыми коленями, обезьянья — поза жокеев; есть еще ковбойская — ноги вперед, вытянуть в стременах, откинуться на копчик — и лежать на седле…

— А есть еще третья поза, — пытаюсь пошутить, видя, как кадеты коней седлают, мне бы так. — Называется «я так еду — мешок с …»

— Неправильно называешь: «собака на заборе», никаких мешков!

Автор сих строк к новому походу готов
…И снова монотонное поскрипывание седла. Всадники едут в ряд, один за другим. По бокам, насколько хватает глаз, — голая степь: даже не верится, что мы почти в километре над морем, парим над облаками — а тут равнина. Впереди спина казака, хвост лошади, и…, так… А что это конь собирается делать, не сбавляя хода? Главное в таких случаях — держать дистанцию.

Ехать определенно становится легче. Эти несколько часов попыток устроится поудобнее приносят если ни комфорт, то уж точно понимание того, как нужно вести себя в таких ситуациях.

— Кстати, — вполне мужское занятие, — Олег Ревун развлекает новичков разговорами. Отвлекаюсь от дороги и от боли в суставах. — У казаков не бывает простатита и остеохондроза. Да и о сердечных приступах в седле никто не слышал. Иппо-о-терапия…— Ревун многозначительно поднимает вверх палец. — Прр-рр…

Перед нами обрыв. Первая потеря. Мобильный телефон вылетает из кармана и исчезает в пропасти. Ну и ладно — не жалко, все равно ни разу не воспользовался.

— Дальше только вниз, нам туда, — Кусливый показывает на отдаленные скалы. — Это перевал. Верхом не пройдем. Грунт сложный. Спешиться!

Вы спускались когда-нибудь по семидесятиградусному уклону, когда из-под ног выскакивает щебенка, а сверху навьюченная лошадь вот- вот наступит тебе на пятку? Экстремальный вид отдыха, я вам скажу. И тело…Оно ноет, как один сплошной синяк. И никому не пожалуешься на самочувствие, не посетуешь, все в равных условиях: больше половины участников похода такие же новички. Но каждый держится молодцом — все эти стоны внутри, а снаружи полное соответствие лихому образу казака-рубаки. Сэр, вы невежа… Пока рассуждал о нюансах похода, Ванька оступился и — прямо на большой палец ноги копытом. Чувствительно…

Может, ко всем несчастьям еще перелом? Нет, кажется, пронесло: хоть и хромаю. Тем веселее остальной путь через лес… Ветки по лицу? Лбом о ствол, если не успел пригнуться? Ерунда по сравнению с первыми километрами пути. Уже чувствуешь себя настоящим казаком. И Ванька уважать начинает – не норовит при удобном случае перебросить через голову этот мешок с …э… сбросить собаку… точнее, молодого щенка с забора. Боже, как смешно, наверное, я выгляжу со стороны! Но держусь. Ни разу не упал — в отличие от своих товарищей-новичков.

…Кадеты демонстрируют чудеса ловкости. Они уже не сидят — стоят в седле: на ходу рвут дикие яблоки и груши, терпкий терн и еще кислый кизил.

Ускоряются или осаживают своих ретивых жеребцов. Раздают провиант авангарду и пасущим крайних. Вкусно…

Первая ночь под открытым небом. Стреноженные кони щиплют куцую осеннюю траву; Максим, Володя и Игорь, пользуясь относительной свободой, сбросили седла и соревнуются в ловкости на берегу горного озера. Трещат дрова в костре, кто-то из атаманов сотрясает воздух могучим храпом. В стороне чуть слышный разговор — обмен мнениями, казаки не спят. Седло под голову, спальник под спину и ближе к огню — в горах уже не по-осеннему холодно.

В голове крутится: «Над облаками, над колокольней в небе летит серый в яблоках конь…» Душа поет — и ощущение легкости. Вот-вот засну, а пока эмоции и обостренное чувство восприятия… Мы все еще парим в вышине, одно целое — люди и кони, где-то посреди Вселенной: внизу море, над нами только южное небо — до чего же чистые звезды! Ближе всех Большая Медведица. Кажется, что до нее можно рукой дотянутся — особенно вон до той, аккуратненькой двойной звездочки в ручке ковша: Мицар и Алькор — Всадник и Конь. Они и там, во Вселенной, неразлучны. Только ветер в вершинах сосен, облака, а голове все еще монотонно: цок, цок…