«Шар — идеальная фигура», — сказал кто-то из древних. Если бы Бог существовал, он был бы в форме шара. Человек в основном — это куб; если в него входит Бог, то остается ещё много места, которое человек заполняет другими шарами меньшего размера. Чем больше шаров и шариков, тем больше пустого места. Квадратура круга. Хрум-хрум-хрум…
Анатолий проснулся. Он спал на куче старых фуфаек, сложенных за стопкой листового железа, прислонённого к стене цеха. «Хрум-хрум», опять услышал Анатолий: кругом всё лязгало, брякало и стучало, шипело и свистело. Обычные звуки работающего производства — но это «хрум-хрум»?..
Анатолий поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда доносился этот звук. «Хрум-хрум» издавала крыса, сидящая у него на ноге — она грызла кеды, в которые был обут Анатолий. Верх наглости и бесцеремонности. Анатолий попытался пнуть крысу той ногой, на которой она сидела, крыса подлетела в воздух, сделала сальто-мортале, ударилась о листы железа и плюхнулась на грудь Анатолия. Их глаза встретились.
Маленькие чёрные бусинки смотрели в выпученные глазищи за очками в металлической оправе. «Ну у вас и рожа, Шарапов», — подумала крыса. «А-а-а-а-а!» — ничего не подумал Анатолий, вскакивая и стряхивая с себя неожиданную наездницу. «А-а-а-бабах!» — так это звучало со стороны и в голове Анатолия в тот момент, когда он ударился ею о листы железа.
Он тут же плюхнулся пятой точкой обратно на фуфайки, которые смягчили его триумфальное возвращение. «Щёлк», — издали звук зубы. Держа одной рукой ушибленную голову (на пятую точку не хватило рук), Анатолий на четвереньках, если можно так сказать, выполз из своего укрытия и уткнулся в чьи-то ноги, обутые в начищенные туфли. «Семёныч», — тяжёлым ватным мешком прилетела в голову догадка. Держась за голову, Анатолий встал с колен и оказался на две головы выше Семёныча – Соломоновича.
— Да… Представляю, та ещё картина, – потирая голову, сказал Анатолий.
— Да, — согласился Пётр Соломонович. — Главное, чтобы ты не привык стоять на коленях. Почему не работаем?
— Обед, — коротко с обидой ответил Анатолий, ему не понравилось замечание о коленях.
— Да, молодой человек, – протянул Пётр Соломонович и посмотрел на собеседника снизу вверх, как сверху вниз. – Обед, говоришь, а ничего, что до конца смены осталось сорок минут? Я, значит, ему организовал непыльную работу, подальше от глаз его непосредственного начальника, а он тут прохлаждается. Полдня проспал. Что ж ты, Анатолий Анатольевич, подводишь меня? Оставил цех без заготовок.
Анатолий, который всё это время стоял, отпустив глаза, вдруг встрепенулся, расправил плечи и сказал:
— А я всё сделал, вот посмотрите, – и махнул рукой куда-то, – ещё вчера.
— Всю недельную норму за четыре дня? – не поверил Пётр Соломонович.
— Про норму не знаю. Но все трубы, что были, я изрезал.
— Как изрезал?
— Как сказали, в размер.
— Но их же там была двухмесячная норма?! — недоумевал Семёныч. — Что-то ты привираешь, пойдём, показывай!
Они пошли к токарному станку, у которого стояли два больших железных ящика, с верхом набитые обрезками трубы.
— Как так? — в никуда задал вопрос Пётр Соломонович.
— Я внедрил рацпредложение, — довольный собой, сказал Анатолий.
— Что внедрил?
— Рационализаторское предложение.
— Ты что, дебил? Извини меня за эти слова, но других нету. Рубль за заготовку! Ты, наверно, уже подсчитал, сколько заработал?! Конечно, вон какой довольный стоит. Говорил мне папа: «Петя, не помогай никому, пока тебя не попросят, а когда попросят, подумай, стоит ли помогать». Надо слушать папу, а я послушал Ольгу Викторовну. «Помоги, — говорит, — мальчику. Его бабушка помогла нам выжить во время войны, подкармливала нас, не дала с голоду умереть». А этот мальчик вон что натворил!
Пётр Соломонович посмотрел на Анатолия в упор и вдруг мягко сказал: «Бабушке привет передавай от Оленьки Катц».
— Бабушка умерла, – ответил Анатолий.
— Как умерла? — Пётр Соломонович удивленно посмотрел на Анатолия.
— Ещё осенью. А что я такого сделал?
— Почему не сказал?
— Вы не спрашивали, откуда мне знать, что вы были знакомы!
— Я не был. Жена была знакома.
— Так что я такого натворил? — не унимался Анатолий.
— Да ничего, – махнул рукой Семёныч-Соломонович. – Так это я. Извини. Вот Ольга Викторовна расстроится, — он повернулся и собрался уйти.
— Пётр Соломонович, что я такого сделал?
Пётр Соломонович обернулся и с удивлением посмотрел на парня, который не мог понять, за что его отчитали. Он же думал, что он, как минимум, герой, вон какую работу провернул.
— Почему Соломонович?
— Так вас так зовут. Да? — растерянно ответил Анатолий.
— Конечно, просто привык отзываться на Семёныча. Ты извини меня, я не прав, сорвался. Просто сейчас, если узнают, то расценки порежут. Извини, это я виноват, надо было предупредить. Я не ожидал, что ты такой шустрый. Хотя, чего я ждал, должен был догадаться. Ладно, иди станок прибирай — конец смены. А, он у тебя уже прибран. До свидания, Анатолий Анатольевич.
Анатолий смотрел вслед уходящему начальнику и думал. О чём же думал Анатолий? Да ни о чём он не успел подумать, потому что Пётр Соломонович развернулся и с решительным видом подошёл к Анатолию почти вплотную и заговорщически зашептал:
— Анатолий Анатольевич. Анатолий, это, конечно, не моё дело, но всё же, — шептал начальник, – пойми меня правильно. Люди у нас разные, сам знаешь. Я, конечно, понимаю, Александра Евгеньевна — женщина видная, даже я сказал бы, красивая. Очень. Но она девушка взрослая да и замужем. А ты парень молодой. Зачем тебе это?
— Что это? — Анатолий ошалело смотрел на Соломоныча.
— Ну пойми меня, Анатолий Анатольевич, – озираясь, как нашкодивший пацан, продолжал Пётр Соломонович. – Я же тебе говорю, люди у нас разные, болтают всякое. Вы уж поаккуратнее, — сказал и ушёл.
Анатолий стоял растерянный и злой. Злость росла в нём, требуя выхода, он был зол на всё и всех кругом. Зол был на Соломоныча, на Александру Евгеньевну, на всех тех, кто о чём-то болтает. Был зол на себя за то, что ничего не ответил этому доброхоту. Вот сейчас он стоит, в голове много всего, что можно было сказать. А сказать уже некому.
«Почему всегда так, когда надо ответить, ни одной даже завалящей мысли нет, а время прошло — и вот они повылазили, повыскакивали из всех извилин и топчутся на языке, стучатся в зубы: «Открой, мол, рот, мы тут же выскочим и как уколем, как ударим обидчика — будет знать». Но, увы и ах, все эти мысли, все эти умные слова, эти колкие фразы, которые приходят после, не успокаивают, а только больше теребят уязвлённое самолюбие. Анатолий, было, собрался догнать начальника и разобраться, кто и о чём там болтает, но его окрикнули.
— Эй, ну ты где весь день болтаешься, я тебя с обеда ищу. Мы тут в секу собрались сыграть. Ты пойдёшь?
Анатолий обернулся, к нему шёл Сашка Авдонин, меж своих Авдоша, его друг и бывший одноклассник, одногруппник.
Авдоша — парень крупный, тучный, розовощёкий с соломенными волосами, чистым, светлым лицом, напоминающий былинного богатыря Василия Буслаева из фильма «Александр Невский». История дружбы Анатолия и Авдоши началась первого сентября. Первый раз в первый класс — ребят посадили за одну парту, там они и познакомились, после школы они не сразу пошли по домам, а заглянули сначала на детскую площадку неподалёку от школы. Анатолий, Сашка и ещё один мальчишка качались на качелях, крутились на карусели, пока Сашке не пришла гениальная идея залезть под карусель.
Помните, такие большие, метра три в диаметре, с деревянным полом, железными дугами, типа ромашка? Решил — и залез, чтобы снизу остановить карусель ногами. Результат — нога сломалась. Вопли, сопли, слёзы. Третий мальчишка испугался и убежал, Анатолию пришлось вытаскивать будущего друга из-под карусели, взваливать на себя богатыря и тащить его совсем не маленько к нему домой.
Так завязалась их дружба. Сашка был из тех людей, кто сам никого не обидит, но лезть к нему — себе дороже. Парень-то боксом занимался и был вполне конкурентоспособным в своём весовом дивизионе. Но нашёлся в цеху один шутник, пожилой мужичок, маленький, плюгавенький, «рубаха-парень», работавший токарем. Вот ему Сашка приглянулся как объект насмешек и шуточек. Сашка — человек долготерпеливый, терпел, терпел, но пришёл край. Однажды он пришёл к Анатолию, работали они в соседних цехах, и говорит:
— Всё, конец! Я этому козлу морду набью!
— Что случилась Санёк? — спрашивает Анатолий.
— Да этот козёл подкараулил меня вчера в душе, дождался, когда я голову намылю, и всю мою же банку шампуня мне на голову потихоньку и вылил. Я пену смываю, а её всё больше, я смываю, а он подливает. Козёл! Я вчера сразу хотел ему морду начистить, но мужики говорят: «Нельзя, ты шуток, что ли, не понимаешь?» А он достал, скотина старая!
— Санёк, дак смешно! Жаль, я до такого не додумался. Представляю, ржач был.
— Да пошёл ты! Я к тебе, как к другу. А ты!!!
— Ладно, ладно, Санёк, не кипятись. Хотя всё равно смешно. И морду ему, я думаю, стоит набить. Но как-то не по-пацански, надо его тем же самым по тому же месту. Пойдём, у меня есть идея.
— Пойдём. А какая идея?
И два друга вышли в цех. Цех шумел и грохотал.
— Так. Он же токарит? — уточнил Анатолий. – Где его станок?
— Вон там, – ткнул пальцем Сашка.
— Да не маши ты руками, – одёрнул его Анатолий, – Подождем, сейчас все пойдут на обед.
Они подождали, пока рабочий люд дружной толпой отправился в столовую.
— Пойдем, а то сейчас полная столовка набьётся, полобеда в очереди простоим, — потянул Сашка друга.
— Подожди, успеем. Тебе бы всё жрать, и так уже вместо луны на приливы влияешь! — Сашка стерпел.
— Что будем делать? — спросил он.
— Сейчас увидишь, – отмахнулся Анатолий, – пойдём, все ушли.
Они направились к токарному станку, за которым работал Сашкин обидчик. Анатолий включил станок, тот загудел, он поколдовал с системой охлаждения, поднял носик, через который подаётся охлаждающая жидкость на деталь, установил его так, чтобы сопло смотрело ему чуть ниже подбородка, выключил станок и включил рубильник подачи охлаждения.
— Ну, вот и всё, пошли в столовку, парни очередь на нас заняли.
— А что будет? — спросил Сашка.
— Ты что, не понял? Ну ты дундук. После обеда посмотришь. Главное, не опоздать. Надо ещё мужиков предупредить.
После обеда группы по два-три человека особо приглашённых заняли места, готовые лицезреть обещанное шоу. И вот шоу началось. Маленький, плюгавый шутник шёл на своё рабочее место в хорошем расположении духа, потирая руки. Он только что, как ему казалось, удачно пошутил над кем-то. Он не замечал, что на него смотрит не один десяток глаз, смотрит с предвкушением, и ни у кого из зрителей не возникло даже мимолётного желания остановить его, предупредить о грядущей расплате.
Кто-то точил на него зуб за его «безобидные шутки», а кто-то думал, что пора и ему отведать того, чем он других потчует. И вот она, кульминация, развязка. Барабанная дробь!!!
Мужик подходит к станку, достаёт из ящика защитные очки и перчатки, очки кладет в нагрудный карман, перчатки — в боковой. Он становится у станка, включает кнопку «ПУСК», и струя охлаждающей жидкости бьёт ему прямо в лоб. Со всех сторон раздаётся смех. От неожиданности он не может сообразить, что делать, и поэтому стоит, поворачивая голову то влево, то вправо, а струя всё бьёт ему в лицо. Наконец, он выключает станок и убегает в душ под общее ржание.
Сашка сияет от счастья.
— Ну, вот, Санёк, а ты морду набить собирался.
— Это гораздо лучше. Как ты думаешь, он понял, от кого ему привет прилетел?
— Во-первых, твоё сияющее лицо ничем не сотрёшь. Во-вторых, я думаю, что мир не без добрых людей, и ему донесут, притом это будут те, кто громче всех сейчас смеётся.
Сказав это, Анатолий хлопнул Сашку по плечу, и они разошлись по своим рабочим местам.
Но этим дело не закончилось. Мужик-шутник и озорник, умывшись, пошёл к своему начальнику цеха жаловаться. Рассказал ему, что случилось, на что начальник ему заметил: «Что ты, скажем, Иван Иванович, сам отъявленный шутник, вот и над тобой пошутили». Мужик в ответ: «Я буду жаловаться», на что начальник говорит: «Пиши, Иван Иванович, твоё право, да и то, правда, это производство. Нечего здесь шутки шутить!».
Побежал мужик по цеху, узнал, кто с ним шутку сотворил, мир не без добрых. Мужики, друзья, кореша, говорят ему: «Успокойся, Иван, шутканул над тобой паренёк, так ты его сам довёл. Он вообще хотел тебе морду начистить, ему объяснили, нехорошо на шутки обижаться. Вот он и отплатил тебе той же монетой. Уважуха парню». А он кричит: «Меня чуть зрения не лишили, это нарушение техники безопасности. Он должен ответить!»
Ему говорят: «Это не по-мужицки, и вообще не по понятиям». В ответ: «Срать я хотел на ваши понятия, тоже нашлись понятливые!». И убежал писать жалобу.
Через два дня собрали цеховое собрание: парторг, профорг, комсорг и остальные апостолы. Разбирали вопиющее поведение Александра Авдонина, обсудили, осудили, наказали. Лишили премии на сто процентов, лишили тринадцатой зарплаты на сто процентов, выговор с занесением и перевод на менее оплачиваемую работу сроком на месяц.
Но Сашка доволен — он стал героем в глазах почти всего цеха. А к мужику-шутнику отношение изменилось. До этого, когда он приходил играть в домино, то ему уступали место, особенно если играл какой-нибудь молодой, ему говорили: «Пришёл дядя, надо уступить». Но после этого случая «дядя» приходит, пытается выгнать с места молодого, а ему говорят: «Ты что не видишь, сидит человек, играет, жди очереди».
Так случилось один раз, другой раз. В очередной раз, когда его послали в конец очереди, он возмутился: «Вы что, мужики, это же я домино принёс!!!». «Вот забери своё домино и иди отсюда играй в другом месте» — условно-дословный, литературный перевод того, что ему ответили мужики. Он попытался пошутить, на что ему сразу отвесили пендель, и стало дяденьке совсем грустно и невесело. И он уволился с этого завода, где отработал почти тридцать лет.
Анатолий смотрел на друга.
— Да, Санёк. Какой-то день сегодня кислый.
— А что случилось? — участливо спросил Саня.
— Не вижу в жизни перспектив, – очень печально ответил Анатолий.
— Почему?
— Да ты, жердяй, всё загораживаешь, – засмеялся Анатолий.
— Да пошёл ты, – беззлобно ответил Саня. – Так ты идёшь играть? О! Чуть не забыл, слышал, тебя на проходной мужик ждет, говорит, ты ему жизнь спас…
Фото из открытых источников
