Крымское Эхо
Культура

Светоносная сила

Светоносная сила

В последнее десятилетие в литературе нашего полуострова ярко и масштабно проявил себя Крымский клуб сонетистов – поэтов, ценителей сонетного жанра. Талантливые представители клуба не только создают классические сонеты и их сложные формы – венки и короны. На счету клуба немало истинных, если не сказать революционных, открытий в означенном жанре. Ими изобретены новые стили: крымский и киммерийский сонет с особой формой расположения катренов и терцетов; акросонет (большей частью – акромагистрал в венке) – это если не открытие представителей Крымского клуба, то форма, которая ими создается и развивается с особым интересом.

Истинным же новаторством выступает созданный на крымской почве особый подвид венка сонетов – по картинам известных художников. Когда, обычно магистрал посвящён самому живописцу, его характеру, судьбе, особенностям – и эта короткая и ёмкая биография гармонично перетекает в последующие сонеты, каждый из которых посвящён отдельной картине мастера.

Конечно же, при публикации венки иллюстрируются репродукциями этих полотен, портретом художника, обрастают примечаниями, связанными с необычными фактами его биографии, эпиграфами из произведений известных писателей и поэтов…

Итогом становится колоритное, выпуклое, многогранное жанросинтетическое творение – переплетение живописи, поэзии, истории, а иной раз и других направлений творчества и научной мысли. Картины придают ему свет, воздух, пространство; стихотворные строки – звучание, психологизм; исторические и научные факты – весомость, которая, однако, ничуть не отяжеляет творение, скорее, служит некой опорой, а точнее – тем шестом, на котором развевается, споря с ветром, этот яркий танцующий флаг. Воистину танец – сияющих красок, звуков, смыслов.

Танец души поэта, переплетающейся с сущностью художника. И даже тот факт, что сонет – суть форма твёрдая, в которой необходимо выполнять множество сложных правил (а значит, не очень-то «растанцуешься»), – ничуть не влияет на ощущение свободы полёта мысли автора, которую обретаем мы, погружаясь в такого рода необычайный венок.

Нина Плаксина, поэт, г. Щёлкино

Основоположником жанра «Сонеты по картинам» стал Олег Гаценко, создавший венок сонетов по полотнам великого живописца-мариниста Ивана Айвазовского. Открытие очень полюбилось крымским сонетистам, вызвало немалый интерес и желание продолжать – и вот, перед нами новое творение по произведениям гениального живописца: созданный известным поэтом и активным деятелем Клуба сонетистов Ниной Плаксиной (г. Щелкино) многогранный венок по творчеству выдающегося мастера живописи Архипа Куинджи.

Создан он в рамках коллективного творческого проекта «Корона корон сонетов» – к 300-летию Первого крымского сонета и 800-летию Мирового сонета, – как гимн развитию сонетного жанра, его бесконечному обновлению. Ознакомиться со всеми произведениями проекта, его развитием и наполнением можно на сайте Стихи.ру, где для него сформирована роскошная страница с перекрестными ссылками на каждого автора-участника.

Проект посвящён великим историческим личностям, чья жизнь, деятельность, творчество так или иначе связаны с Крымом, – большей частью писателям и поэтам, как классикам, так и современникам. Каждому дарован, ни много ни мало, венок сонетов, последовательно они сочетаются в «венок венков» (или же «корону»), а все вместе причудливым узором сплетаются в великолепную «корону корон».

Подобные сверхсложные конструкции в текстоведении именуются фрактальной литературой, конкретно венки и короны сонетов – суть «тексты с нелинейной фрактальной схемой». Это уже заставляет исследователя измерять литературу законами точных наук, усиливая этим ощущение многомерности художественного слова, – что по-своему интересно и заслуживает особого внимания нетрадиционно мыслящих писателей и литературоведов. Нас же интересует конкретная «корона корон», которая, как можно увидеть, ещё не завершена, некоторые ячейки этого фрактала пока ещё пусты, имеют лишь названия, которые авторам только предстоит раскрыть.

Тем интереснее наблюдать за живой жизнью этого сложного творческого акта, при коллективном созидании которого, что совершенно неудивительно благодаря напряжённости процесса, – происходят поэтические открытия. Так, видимо, и родились «живописные» сонеты и венки. Гармонично и необычно встраиваются в насыщенную «литературную» структуру венки по картинам художников: А. Айвазовского, К. Коровина, А. Куинджи. Каждый из них заслуживает внимания исследователей, здесь же именно последний, уже упомянутый венок мы намерены рассмотреть подробнее.

Художник Архип Куинджи

В связи с этим нельзя не поведать о самом мастере, так вдохновившем поэта. Архип Куинджи (1842-1910) – русский художник происхождением из греков северного Причерноморья, мастер пейзажной живописи. Но много ли могут сказать нам сухие строчки биографии? А вот если вспомнить, что Куинджи был новатором, не пожелавшим идти по проторенному художниками того периода (в основном, передвижниками) пути, но создал в живописи нечто своё, уникальное, неповторимое. Сегодня практически каждый без труда узнает прекрасные полотна Куинджи по характерному магическому блеску луны и пёстрых красок.

Его картины привлекали к себе современников реалистичностью изображения и мягким светом. Некоторые говорили, что художник – волшебник, в арсенале которого имеются «лунные» краски. Кое-кто из современников даже подозревал мастера в сговоре с инфернальными силами. А всё дело в необычайном таланте художника, которому было интересно экспериментировать и находить идеальное сочетание контрастирующих оттенков, создающих флуоресцирующее свечение, и другие интересные возможности работы со светом и цветом.

Для нашего же обзора имеет значение то, что картины Куинджи необычайно поэтичны. Большая часть его известных произведений – именно живописные, ландшафтные, на них, как правило, нет людей, движения, а потому ни глаз, ни внутренние зрение и слух не раздражает ощущение «суеты сует», нередко обесценивающей возвышенное. Только красота природы или, иной раз, духовно-философской мысли. Ощущение вечности. Но это не значит, что картины неподвижны – они дышат, игра света и будто видимого, прорисованного воздуха делает их оживлёнными, но… эта жизнь – словно медитация, погружение в глубину мироздания, собственного сознания и подсознания, мысли, эмоции. Именно потому такие полотна будто созданы для того, чтобы их описывали, проникались ими поэты, создавая свои многоплановые философские творения.

Таков венок Н. Плаксиной «Палитра, кисти – путевая нить…» по картинам Куинджи. Поэтическое произведение, несмотря на то, что в нём немало движения, событийности, всё же, в первую очередь, – медитация, слияние с миропорядком вселенной. Именно с порядком – не с хаосом, ибо мир автора-поэта гармоничен. И это ощущение – неотступно, им проникаешься с первых строк и до логического завершения.

С самого начала венка нас вводят в ощущение упорядоченности, стабильности, цельности – тем, что открывает его очень сложная твёрдая форма – акромагистрал. По первым буквам строк сонета читаем: «Ай-Петри Куинджи». И хоть об Ай-Петри в венке нет ни слова, акростих заставляет читателя задуматься: к чему бы это? Какая часть биографии и творчества художника связана с Крымом? Автор не оставляет нас без пояснений. Строки магистрала и примечания раскрывают перед нами эпизоды жизни мастера – отрывочно, но ёмко. Именно так, чтобы заинтересовать, чтобы читателю захотелось узнать больше, разобраться детальнее.

Радует то, что сверхсложная форма акросонета (тут же наводящая на мысль снова о фракталах, о ещё большем расчленении жёсткой формы (сонета) на составляющие, «грани» «граны», «гранулы»… и так до микробесконечности) не мешает, тем не менее, живому биению вложенной в текст мысли. Точнее, смысл будто вырастает из формы. Первые строки магистрала:

Аз есмь ответ. Даруй мне дни мучений
Искусством вдохновенным заменить.
Палитра, кисти – путевая нить.

– тут же раскрывают перед читателем сложный жизненный путь художника, непростой его натуры. Кто из творящих не знаком с этим – с претворением душевных и жизненных сложностей во вдохновенное искусство? Современный психолог назовёт это сублимацией, – и как же приятно думать, что в XIX и предшествующих веках творцы такого понятия не знали и, не смущаясь, переплавляли земные тяготы свои в высокое божественное озарение. Плодами которого мы восхищаемся по сей день.

И после биографического магистрала о художнике автор легко и свободно переходит к его полотнам. И более всего трогает сердце читателя то, что Н. Плаксина не ставит себе цели в чистом описании картины. Это было бы слишком просто: слева изображено то, справа – это, на переднем плане, на заднем… Явилось бы нечто вроде музейного буклета, хоть и в стихах. Цель же автора венка совсем иная – раскрыть человеческие чувства, возникающие при восприятии живописного полотна: чувства многогранные – как сиюминутные для каждого смотрящего, так и погружающие в историю изображения, пробуждающие желание глубже постичь происходящее.

Природа тоже излучает чувства,
возможно это в цвете объяснить.

«Чумацкий тракт» и «золотая» соль,
она дороже жёлтого металла.
Добытчик настрадается немало.

Терпи, терпи, чумак – вези, изволь.
                        Сонет 3 по картине «Чумацкий путь»

Немал интерес Н. Плаксиной как поэта к желанию постичь чувства самого художника при создании им того или иного полотна. Разумеется, мы не можем их знать, но можем предполагать – и более всего исходя из собственных эмоций, постижений во время творческого акта. Поэзия и живопись (в самом процессе) эмоционально близки, вдохновение, при всей его необъяснимости, психологически сходно. И это находит отражение в глубинной (куда как далёкой от поверхностно-буклетной), многоярусной форме описания поэтом произведения живописи. Читая эти строки, картину не просто видишь, но словно погружаешься внутрь её жизни, становишься ее «обитателем», а то и сотворцом.

Охристый, синий, серый… Бо-же мой!
Готов тереть, искать оттенки, тени,
чтоб окна, облака, рубаха, стены
бе-ле-ли, но цвет каждого – иной.
Не виден лик луны, а света много,
под полнолунием тиха дорога.

                                                Сонет 4, картина «Украинская ночь».

И снова ощущение… фрактальности. Ведь цельное, гармоничное художественное полотно состоит из множества мелких составляющих: значение имеет каждая деталь, каждый мазок, весь этот бесконечный подбор красок, поиски, эксперименты, находки, открытия, разочарования, смятение создающего от сменяющих друг друга взлетов и падений в творческом процессе… В которые будто погружаешься вместе с художником – автором картины, – при посредстве поэта, её описавшего.

Неотъемлемыми частями целого являются исключительно красивые в своей утонченной простоте, ничуть не вычурные поэтические приёмы, которые использует Н. Плаксина в своём венке. Эти тропы, одновременно живописующие и философские, в своём роде редкостны: «с тьмой глухонемой», «затрата сил тиха», «теперь глазеют лужи-кружева», «врастают тени в холст и… вдруг парят мерцанием испуганных лампад…», «носитель красоты и есть Спаситель» и др. Поэт чутко умеет передать самоё неповторимые моменты художественного творчества, сохраняя их живость, сердцебиение. При этом не внося в них суеты и мелочности, храня ощущение величия и масштабности происходящего и уже свершившегося.

А. Куинджи. Ночь на Днепре

Особенно насыщено звучит это в сонете о самой знаменитой картине Куинджи – «Ночь на Днепре». Когда живописец работал над этим произведением, он проводил эксперименты с красками и использовал битум. В свое время полотно произвело фурор на выставке одной картины. Зрители были поражены: казалось, что луна действительно светит с холста. Многие даже пытались заглянуть за картину – вдруг за ней прячется электрический фонарь.

И к нашему времени «Ночь на Днепре» не утратила магической красоты и философского значения. Вот как раскрывается светоносная сила этого творения в сонете 11 венка Н. Плаксиной:

Волшебный миг запомнишь навсегда:
спокойный свет владычит поэтично.

Живой, он словно льётся с полотна,
реально наблюдаешь из окошка,
как в голограмме, светится дорожка.

Сиянье словно тянется до дна –
природа ночью приоткрыла душу.
Ты состояние полёта слушай…

Один из авторских вариантов картины «Ночь на Днепре» можно увидеть и у нас в Крыму, в Симферопольском Художественном музее. Это произведение ошеломляет и наших современников, запоминается надолго, рассеивает по себе широкие поля ассоциаций. Не могло это пройти мимо сердца поэта. Вновь и вновь автор венка – произведения циклического, переплетающегося звеньями смысловой цепи, – вспоминает это дивное полотно, ассоциативные отблески которого можно увидеть далеко не в одном сонете этого произведения.

Обычный день, река течёт привычно,
но помнится, друзья, не мне одной,
как был в ночи, под колдовской луной,
живой водой расплёскан феерично…

Это уже сонет 12, посвященный картине «Днепр утром». Граница дня и ночи, света и тьмы – во все века воспринималась как самая загадочная пора, исполненная мистичности. В отличие от «Ночи…», эта картина с виду кажется совсем простой, но в ней особенно явственно мастерство детализации, которым искусно владел художник. А описывающий его поэт обнаруживает глубокие знания о его жизни и интересах. Куинджи восхищался живучестью будяков, а потому любил включать их в картины. На этом полотне это простое растение на переднем плане словно имеет свой – твёрдый, упрямый – характер и выглядит гордо и царственно, приковывает внимание. Автор венка сонетов не может не чувствовать, что эта видимая простота обычных трав на фоне спокойного светлого неба – очень эмоциональна, экспрессивно поэтична.

А. Куинджи. Днепр утром

Долина, речка, ночь без облаков
к утру наполнились разлитым светом.
Спокоен Днепр: на берегу приметном
бушуют травы, царство будяков.

Подчёркивает поэт и ярко зримую на этом полотне способность художника живописать сам воздух.

Растворена душа в туманной дымке.
Пожалуй, даже горизонту жаль,
что стал почти прозрачной невидимкой.

Это столь же удивительное искусство Куинджи, связанное с его постоянными творческими поисками и экспериментами. Ещё одна известная его картина «Берёзовая роща» подтверждает это как никакая иная. В этой произведении – не только свет и воздух живые, видимые, осязаемые, но, кажется, будто пространство звучит. Звенит: и небо – птичьим пением, и прохладный ручей, уводящий вдаль. И этот тонкий звон, и эта прохлада словно «прорисованы» на полотне. И строки поэта (сонет 13) пронизаны этим светом-звуком-ощущением.

 

…в зелёный храм – под сень родных берёз.
А проще, погуляем с вами в роще.
Лесным озоном душу ополощем.
Ручей, свежо, под кронами не жарко,
и день терять без птичьих песен жалко.

Воистину живопись Куинджи, как и поэзия о ней, не терпят суеты. Но редко кто из творцов готов оставаться наедине с собой и загадочной вселенной. Талантливые создатели прекрасного хотят нести его людям…

И вот тут она и наваливается на тебя – суета и мелочность людская:

 Искус – картины показать друзьям.
Куинджи отошёл в сторонку, в тени,
и слышит остроту суждений – мнений:
«мазки», «приёмы» – спор по всем статьям.

                                           Сонет 10, картина «Христос в Гефсиманском саду»

Все эти въедливые критические разборы приёмов, достижений, недочётов и др., с одной стороны, дробят и тем умаляют вселенскую мощь искусства – вплоть до потери чувства сакральности творчества, каковую переживают за свою жизнь не один раз и художники, и поэты. «Алгеброй гармонию поверять» – через собственный разум или мнение других – хотя бы раз в жизни пытался каждый: для кого-то это стало острейшим разочарованием в прекрасном, для иного же – новой важной ступенью к его постижению и дальнейшему, ещё более талантливому сотворению. Автором венка этот момент передан тонко, ненавязчиво, при этом – острогранно. Явно видно, что её герой – не из тех творцов, что, однажды познав разочарование в людях, их суетности и завистливости, даже испытав на себе попытки плагиата – воровства сюжетов и приёмов нечистоплотными коллегами (как это было с одной из картин Куинджи), – опустит руки навсегда. Напротив, лишь сильнее поверит в себя и проникнется тем, что вдохновляет его на творчество.

Тщета, напрасно ожидать успеха –
оценит значимость труда бомонд.
По ниточке глубокий горизонт
покажет грань: он не приемлет спеха.

Люблю спокойный северный ландшафт
на Валааме, глубину покоя.

                                              Сонет 5, картина «Озеро Валаам»

Искусство испытало боль преград,
рожденье стилей, поиски приёмов.
Желанны вдохновенные подъёмы.
Палитра – поле боя, я – солдат.

                                             Сонет 7, картина «После дождя»

Но в то же время именно зрители, все эти суматошные люди: друзья, ценители, критики, завистники, собратья по творчеству, бомонд, пустые зеваки – воспринимая творения, протягивают для них «линию жизни» в широком мире, во времени и пространстве; создают те самые определения и термины относительно стиля художника, указывающие на его неповторимость, которые на века остаются в истории искусства. Например, упоминаемые в рассматриваемом венке «Куинджевское пятно» и «свечение», «эффект Куинджи».

И постепенно из узкохудожественных эти понятия вырастают в своих значениях до общечеловеческих. В искусстве слова это носит название философской метафоры, и Н. Плаксина умело пользуется этим сложным приёмом, когда завершает свой венок страстным утверждением, что всем сердцем желает: «…найти в любви «Куинджевский эффект!» Это значит, то самое непостижимое сияние, сходящее на нас с полотен великого художника, обрело соответствие в человеческих душах и чувствах, являя собой ясную душевную свежесть, искренность, чистоту, сияние, свет ненебесный.

 Фото и репродукции предоставлены
Н. Плаксиной (из открытых источников)

Вам понравился этот пост?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 4.7 / 5. Людей оценило: 17

Никто пока не оценил этот пост! Будьте первым, кто сделает это.

Смотрите также

Прощание с Алексеем Баталовым

Олег АЗАРЬЕВ

Мы строим мост! Бардовский

Владимир ГРАЧЁВ

В Крыму появился еще один мост, Евразийский

Оставить комментарий