(записки бывшего следователя)
На последнем, втором, курсе Одесской школы милиции перед госэкзаменами началась последняя практика в райотделах милиции города. Я был направлен в бывший Сталинский РОВД. Стажировался у старшего опера уголовного розыска Ветрова, умело передававшего опыт розыскной работы. Я понял, что вся работа оперативника заключена в его ногах.
И в этот раз, едва я вечером переступил порог его кабинета, как он тут же отправил меня с заданием в оперативный пункт в парке имени Шевченко. Его обслуживало два сотрудника от районного отдела милиции, старший оперативник уголовного розыска Юрий Абрамович и старшина милиции по имени Яков.
Молодёжь Одессы хорошо знала старшину, так как он всегда находился на танцевальной площадке от начала вечера и до конца танцев. Все его называли «дядей Яшей», и он нисколько на это не обижался. Оба сотрудника были предпенсионного возраста, годящиеся мне в отцы.
Общаясь с ними, я пришёл к выводу, что они переполнены одесским юмором. У нас сложились тёплые отношения. «Иначе быть не могло, — заявил дядя Яша, — так как Крым и Одессу объединяет одно море с не совсем хорошим названием, Чёрное. Такому красивому морю дать такое название!» — не унимался он. Мы сошлись на том, что следовало бы его переименовать.
Своё мнение поддержали очередной рюмкой водки, провозгласив: «За переименование моря»! Во второй половине ночи, расходясь по домам, приняли решение оставить в покое любимое Чёрное море, так как люди всей планеты его знают под этим названием. Назови его по-другому, и гости вместо Одессы будут приезжать чёрт знает куда, так и не узнав, где находится знаменитая улица Дерибасовская. Последний тост был за отказ от переименования Чёрного моря. Я убедился, что мужчины насчёт выпивки — очень находчивый народ. Ей всегда найдут повод.
Когда мы с Юрием Абрамовичем выполнили задание Ветрова, он посоветовал пойти на подходящие к концу танцы, чтобы отдохнуть и помочь дяде Яше проводить с танцплощадки молодёжь по домам, не допустив между ними разборок, иногда заканчивающиеся серьёзными драками.
***
Я был в форме курсанта милиции. Обычно на танцы курсанты переодевались в гражданскую одежду. Постоянные посетители танцев нас узнавали и в ней. Мы нисколько не стеснялись танцевать в форменной одежде.
Когда я ступил на танцплощадку, толпа пришла в движение, так как по динамику был объявлен последний танец, называемый «белым». Недалеко от входа стояла группа молодых людей с вертлявыми девушками и парнями с папиросами «Беломорканал» в зубах и надвинутыми на лоб фуражками. На танцах всегда было много ребят с Молдаванки и Пересыпи, любителей подраться. Видимо, эта группа была из тех краёв.
Я не успел рассмотреть танцующих, как услышал бойкий голос девушки, стоящей в этой группе: «О! А вот и кавалер мой пришёл». Несмотря на возгласы негодования со стороны ребят, девушка подошла ко мне, крепко взяла под руку и, не ожидая согласия, повела в толпу, расталкивая танцующих, на ходу говоря, что «товарищ мент» не имеет права отказать в танце трудящемуся народу.
Во время танца она узнала, что меня зовут Васей. «Это, который слушает и всё время ест? — спросила девушка. — Никакой ты не Вася. А я скажу правду, — продолжала неугомонная девчушка, меня зовут Ирис», но, видя моё удивлённое лицо, разрешила называть Ирой или Ириской, как зовут её знакомые.
Ирис возмущалась, что ни у кого не лезут на лоб глаза, когда слышат имена Роза, Лилия, Камея, Архидея и прочие названия цветов. В детстве сверстники и дети постарше её называли «Ириской — злой киской», так как она никогда не давала себя в обиду.
«Меня и сейчас никто не сможет безнаказанно обидеть», — гордо заявила Ирис. Она взяла мою руку и прижала к верхней части бедра, выше колена. Я почувствовал под платьем какой-то небольшой предмет. «Там маленький ножичек, который мне всегда поможет в трудную минуту, — пояснила отчаянная одесситка. — Поэтому ты можешь меня называть, как угодно, только не Ириской-трусишкой, родившейся на Молдаванке».
Я сказал, что мне всё равно, как её называть, так как жениться на ней не собираюсь.
***
Пока Ириска-киска, чем-то действительно похожая на большую рыжую кошку, только с веснушками на щеках, рассказывала, как она будет легко выходить замуж, я не переставал думать, стоит ли её провожать домой в опасный район. Решил не терять достоинства курсанта милиции и проводить девушку, чего бы мне это ни стоило. Услышав моё предложение, Ирис сказала, что сразу во мне разглядела благородного валета, который со временем станет королём.
В края Ирис надо было ехать трамваем долго и нудно. Я не имел понятия, куда везёт ночных пассажиров дребезжащий трамвай. Ирис, крепко держа меня под руку, будто я собирался от неё удрать, радостно сообщила, что мы сможем потанцевать в их местном клубе, где танцы длятся, пока ни уйдёт или уползёт последняя танцующая пара. Как оказалось, надо было ехать в конец Молдаванки, где я никогда не бывал, а только слышал, что там проживает много одесской шпаны.
По полутёмным улицам мы прошли несколько сотен метров и оказались перед старым двухэтажном зданием. Из открытых окон второго этажа раздавалась любимая музыка одесситов, знаменитые «Семь сорок», сопровождаемая разноголосыми мужскими криками, смешанными с девичьим повизгиванием, похожими на «Гопа»! Топот ног перебивал грохот весёлой зажигательной музыки.
Когда мы вошли в затемнённый зал, от висевшего над головами танцующих дыма я закашлял, хотя сам был курящим. Глянув на лихо пляшущих с папиросами в зубах молодых людей с ярко накрашенными девушками, невольно подумал: «Куда меня занёс чёрт»? Когда одуревшие от танцев и выпитого спиртного парни рассмотрели танцующего среди них мента с их девушкой, раздался общий вздох удивления и глухое негодование.
Как только закончился танец, Ирис сказала, чтобы я вышел покурить в коридоре, ни в коем случае не выходя во двор, а она тем временем будет разбираться с недовольными моим приходом в этот шалман придурками.
Сразу за дверью, в углу, стояла грязная с чёрными потёками металлическая урна, вокруг которой валялись окурки, сгоревшие спички, пустые коробки от них и смятые пачки от папирос «Беломорканал». Прижавшись к стенке, здесь же, среди мусора, стояли пустые бутылки из-под водки.
Возле урны стоял мужчина лет сорока, с синими от многочисленных татуировок руками. Во рту отсутствовало несколько зубов, а лоб покрывали глубокие морщины. Было понятно, что мужчина побывал за решёткой и, может быть, не раз. Не глядя на меня, будто разговаривая сам с собою, стал быстро говорить, что взбалмошная Ирка напрасно притащила меня в их клуб, подвергая жизнь опасности. Усиленно рекомендовал быстро спуститься во двор и, не ища на свою дурную голову приключений, без оглядки мчаться домой.
***
Не докурив папиросу, поблагодарив мужика за добрый совет, я быстро спустился на первый, неосвещённый этаж, разыскал дверь и выскочил на улицу. Минуя тёмные одноэтажные хибары, во дворах которых на все лады заливались лаем собаки, и какие-то строения, похожие на гаражи, стараясь находиться в их тени, пошёл в сторону города, издали манящий многочисленными огнями.
Стояла полнейшая тишина, нарушаемая лаем собак, усиливающимся, когда они слышали мои шаги. Если бы не лай, можно было подумать, что здесь всё живое вымерло. Я остановился, чтобы успокоиться во время перекура. Готов был зажечь спичку, чтобы прикурить сигарету, когда услышал шаги нескольких человек, быстро идущих со стороны клуба, и громко разговаривающих по поводу исчезнувшего мента.
Голоса были молодыми. «Это они меня ищут», — обожгла неприятная мысль. Я осторожно завернул за первый же сарай и прижался к нему спиной, стараясь не дышать. От волнения моя рубашка взмокла, а по лицу покатился пот, застилая глаза, будто я вылез из парной. Я услышал, как парни побежали вперёд, посылая мат в мой адрес.
Едва бежавшие удалились, я помчался быстрее ветра назад и юркнул в первый попавшийся переулок, выбежав на параллельную улицу. Бежал до тех пор, пока не налетел на рельсы трамвая, вдоль которых продолжал свой безумный бег.
Через какое-то время меня догнал последний трамвай, идущий в город, в депо. Кондуктор любезно остановил трамвай на бестолковые взмахи моих рук. Видя моё состояние, кондуктор ни о чём не стал расспрашивать, только не то печально, не то осудительно покачал седой головой. Я с ним мысленно согласился и не заметил, как заснул на жёстком сиденье.
**
Друг Эрих не спал, ожидая меня. Глянув на мой вид, не стал ни о чём расспрашивать. Я, не разбирая койку, бухнулся на неё одетым. Прислонил голову к подушке и крепко заснул.
Эрих ходил в парк на танцы без меня. Мне не хотелось встречаться со шпаной Молдаванки, хотя Эрих предлагал вместе с крепкими курсантами найти моих преследователей и крепко с ними поговорить с применением самбо, которому нас два года учили преподаватели-мастера спорта. Я думал не о мщении, а об Ириске — как сложились из-за меня её отношения с блатными ребятами.
Вскоре воспоминания о неприятной истории притупились, и я в очередное воскресение с товарищами пошёл на танцы. Они стали танцевать, а я сел за столик летнего кафе. Слушая музыку, я с удовольствием пил холодное пиво с серебряными каплями, сползавшими со стенок большой стеклянной кружки.
И всё-таки я зашёл на танцплощадку, когда был объявлен последний танец. Кто-то сзади ладошками закрыл мне глаза. Я сразу понял, кто стоял у меня за спиной. Поворачиваясь как можно спокойнее, как будто не было того неприятного вечера, проговорил: «Ириска, скаженная киска, пойдём потанцуем?» «Здрастьте вам, господа офицеры! А чего бы я стала обниматься с бежавшим и с неба свалившимся ментом?»
Во время танца Ирис сказала, что она совершила глупость, приведя меня в их шалман, а я правильно поступил, послушав мужика Антипа, которого в блатном мире кличут «Святым».
После танца я подвёл Ирис к компании её друзей и демонстративно, с благодарностью за танец, поцеловал руку, а она в ответ громко чмокнула меня в щеку. Стоящие парни с папиросами в зубах сопели, опустив глаза. И хотя я был в гражданской одежде, они меня узнали.
Когда я отошёл от танцплощадки, направляясь в школу, услышал крики и какую-то суматоху среди выходящих парней и девушек. Вскоре показался дядя Яша, ведший за руку в оперативный пункт Ириску. На мой вопрос, что она натворила, спокойно ответила, что Фикса будет знать, как указывать ей, с кем танцевать.
Дядя Яша сказал, чтобы я не волновался и шёл отдыхать, а они с Юрием Абрамовичем разберутся в случившемся. Следом за дядей Яшей и Ириской, прихрамывая, шёл перепуганный парень с окровавленной штаниной в районе правого бедра. Его на все лады поносили подруги Ириски, жалея, что она его, придурка конченного, не ухандокала окончательно и бесповоротно.
У оперпункта стояла «скорая помощь». Хромающему Фиксу сделали перевязку. После он, Ириска и её подруги были опрошены. Фикса сказал, что он хотел перелезть через металлический забор, но, зацепившись за острый наконечник прутьев, порезал ногу. К Ире никаких претензий не имеет и ножа у неё не видел. Его показания подтвердили все их общие друзья и подруги.
Когда компанию отпустили домой, я зашёл в оперпункт. Юрий Абрамович сказал, что у Ирины ножа не оказалось. При таких обстоятельствах в отношении её будет отказано в возбуждении уголовного дела.
Сдав экзамены, я уехал домой, к сожалению, так и не попрощавшись с отчаянной Ириской…
