Согласно недавним соцопросам, более половины наших соотечественников испытывает ностальгию по Советскому Союзу и в той или иной форме желает его возвращения. Распад Советского Союза президент Владимир Путин назвал «крупнейшей геополитической катастрофой века». Почему Союз распался? По этому поводу написаны сотни, если не тысячи томов.
Высказываются разные точки зрения, но доминирующей, пожалуй, является та, что ведущую роль здесь сыграло падение мировых цен на нефть и экономический «надрыв» советской системы, вынужденной тратить всё больше и больше средств на гонку вооружений.
На мой взгляд, для правильного ответа на вопрос о распаде СССР не меньшее, а, возможно, и большее значение имеет то, на какие именно части распался Союз. А ведь распался он не по экономическим кластерам и не по военным округам. Он распался ровно по тем самым национально-территориальным общностям, республикам, которые были созданы и поддерживались советской национальной политикой. Национальная политика, начатая большевиками в 1920-е годы, «заложила атомную бомбу под здание, которое называется Россией, и потом она рванула», сказал недавно наш президент.
Кризис с экономическими мигрантами и беженцами, охвативший в прошлом году Западную Европу, поставил и в западных обществах ребром вопрос о межнациональных отношениях, о национальной идентичности и о той политике, которую Европейскому Союзу следует вести в условиях изменяющегося культурно-этнического ландшафта. И канцлер Германии Меркель и премьер Великобритании Кэмерон заявляют о провале политики мультикультурализма в Европе. Но какая политика должна прийти на смену мультикультурализму?
Как вопрос интеграции мигрантов решался на Западе в предыдущие декады? До конца 1980-х или начала 1990-х годов в Германии, Франции и других западноевропейских странах политика интеграции вновь прибывших потенциальных граждан была сравнительно успешной. Тогда, во-первых, миграционное давление было относительно слабым. А во-вторых, государственная система, прежде всего система образования и труда, была настроена на встраивание мигрантов в европейское общество. Чтобы стать полноценным гражданином страны, мигранты должны были прикладывать к этому собственные усилия. И европейские государства им в этом помогали.
Почему система интеграции мигрантов стала давать сбои с конца 1980-х годов? Во-первых, усилился миграционный поток, а во-вторых, и это главное, изменилось само отношение к концепции интеграции, изменились господствующие политические тренды. К этому времени «поколение-1968»,те самые неотроцкисты и радикальные интернационалисты, которые участвовали в студенческих выступлениях в Париже и других западных столицах, вышли на лидирующие должности в истеблишменте. У них появились седИны и научные степени и убавилось радикализма, однако идеологический тренд они поменяли, как бы сказал Маркс, капитально. На место интеграции, то есть встраивания вновь прибывших в европейское культурное поле, пришли концепции мультикультурализма, толерантности и позитивной дискриминации национальных меньшинств.
Согласно этой концепции, культуры нельзя делить на «свои» и «чужие», в любой точке земного шара, в любом государстве могут и должны существовать и сосуществовать разные культуры, а понятие «своей» культуры или «доминирующей» национальной культуры – есть пережиток колониального и расисткого прошлого Европы. Позитивная дискриминация национальных меньшинств в Западной Европе достигла таких масштабов, что в пригородах Берлина, Парижа, Брюсселя или Стокгольма они стали национальным большинством, а собственно европейцам, в том числе сотрудникам полиции, не рекомендуется там показываться без соответствующего подкрепления.
Политика позитивной дискриминации, мультикультурализма и толерантности привела к тому, что даже система государственного образования перестала выполнять одну из своих базисных функций – воспитание лояльных граждан. В школах Франции или Германии, например, если имеется значительный процент арабо- или туркоязычных школьников, их объединяют в отдельные классы и нанимают учителей со знанием соответствующих языков. После уроков эти школьники возвращаются в кварталы, где живут преимущественно их же соотечественники, смотрят телепередачи на своём языке, социализируются в ресторанах, которые держат такие же мигранты. О какой интеграции можно говорить в этой связи? Какие к ней могут быть стимулы? Эти темы в своих работах рассматривают такие авторы, как Тило Саррацин в Германии, Мелани Филлипс в Великобритании и Патрик Бьюкенен в США.
В российских СМИ, политическом и экспертном сообществе критикуется, и критикуется справедливо, пропагандируемая на Западе толерантность, мультикультурализм и политика открытых дверей. Вместе с тем России следует извлечь уроки, в том числе негативные, как из провальной западноевропейской национальной политики, так и из советского опыта национальной политики.
Советский Союз распался по национально-территориальным границам – и ни по каким другим. В Советском Союзе на общегосударственном уровне происходил процесс территориализации этничности. Согласно большевистским национальным концепциям, Российская Империя и русский народ как её ядро на протяжении веков угнетали нерусские народности империи, лишая их собственной культуры, языка и национального самосознания. Чтобы преодолеть такую несправедливость, большевики после прихода к власти начали на окраинах, и не только окраинах, страны процесс «коренизации» или позитивной дискриминации этнических меньшинств. Одна из лучших книг на эту тему написана гарвардским профессором Терри Мартином, она называется «Империя позитивной дискриминации». Действительно, такая дискриминация начала применяться в Советском Союзе задолго до того, как стала мейнстримом на либеральном Западе.
В новообразованных национальных квазигосударствах в обязательном порядке насаждался «национальный» язык, даже если большинство горожан, как было, например, в Советской Украине, на нём не говорило, на государственные должности назначались «национальные» кадры, пропагандировалась «национальная» трактовка истории, преподносившейся под призмой национально-освободительной борьбы той или иной народности против царской России. Происходил процесс узаконенной территориализации этничности: губернии, в имперский период называвшиеся по имени центральных для них городов, получали названия этнических групп, живущих в них. Эта политика велась не только на национальных окраинах, но даже и собственно в РСФСР, в России в узком смысле слова. Некоторые её отзвуки мы находим и сейчас.
После распада Советского Союза независимые республики форсировали процесс нациостроительства. Примечательно, что проводниками новых национализмов являлись люди, до этого встроенные в партийные или военные структуры СССР. Вспомним хотя бы советского генерала Джохара Дудаева в Чеченской республике или этнократии Прибалтики и Средней Азии.
А чем в это время занималась Россия? Новую историческую общность советских людей вяло собирались заменить сверхновой исторической общностью – россиянами. Один за архитекторов этой идеи академик Валерий Тишков до сих пор говорит, что «сила России – в многонациональности». Хотя Советский Союз был ещё более многонациональным, чем Россия (в СССР на момент распада русские составляли не более 50% населения), что, по этой логике, должно было сделать его ещё более сильным и устойчивым.
Постепенно в российском государстве стало появляться понимание, что объединить граждан на основе абстрактной многонациональности или наличия российского паспорта – проблематично. В стратегиях государственной национальной политики как 1996, так и 2012 годов говорилось о роли русской культуры и русского языка как связывающих воедино народы России, говорилось о государствообразующей роли русского народа. Одновременно с этим подчёркивалась необходимость государственной поддержки и развития языков и культур коренных народов России. Пусть расцветают сто цветов, как говорил Мао Цзэдун.
Здесь капитальную важность представляет соблюдение баланса между общероссийской и национальной идентичностями, которые поддерживаются государством в рамках соответствующих программ. Ни в коем случае нельзя углублять и усугублять ту заложенную большевиками территориализацию этничности, которая уже один раз привела к распаду государства. Мы так привыкли к «национальным» названиям наших регионов, что уже представляется, как столетия назад страна под названием Россия расширялась, присоединяя к себе страну под названием Карелия, которую создали карелы, страну Коми, которую создали коми, страну Татарстан, которую создали татары, страну Дагестан, которую создали дагестанцы, и т.д. Хотя всё это создавалось усилиями централизованного советского государства, которого сейчас не существует; всё это исходило из целей, которые в настоящий момент неактуальны; и всё это строилось на предпосылках, которые оказались ложными. Говоря о ложных предпосылках, я имею в виду идею негативного влияния русских на нерусские этносы Российской Империи и Советского Союза.
Вместе с тем отмечу, что нынешняя стратегия государственной национальной политики – шаг в правильном направлении. С особым вниманием следует также прочесть и принятую в самом конце прошлого года концепцию патриотического воспитания, которая наполняет определёнными смыслами стратегию национальной политики.
Станислав Бышок — политический аналитик
Международной мониторинговой организации CIS-EMO
Выступление на круглом столе ТИАЦ РИСИ
«Фактор межэтнических отношений в развитии политической ситуации в Черноморском регионе»
г.Симферополь