Так написал большой поэт Евгений Евтушенко, который был, что называется, в теме национального вопроса, потому что до семнадцати лет носил немецкую фамилию. Мне неизвестны причины, побудившие его к «украинизации», однако могу предположить, что с говорящей немецкой фамилией ему никогда бы не стать великим поэтом эпохи. Сменой фамилии свои родовые корни «прикрывали» в советское время многие: «пятый пункт» был определяющим при вступлении в партию, распределении постов, поступлении в престижный вуз и даже учитывался при дележке поездок за рубеж. Сотни тысяч историй о переломанных «пятым пунктом» судьбах расскажут живые свидетели: крымские татары, евреи, греки, немцы, итальянцы. Как справедливо заметила председатель итальянского общества Керчи Галина Сколярино, «нам не давали забыть о своей национальности».
А многие, очень многие хотели и забывали о ней: отказывались от «неудобных» родителей, меняли «говорящие» фамилии, большие деньги платили в паспортных столах за «правильную» национальность. Но каков парадокс! Сейчас, когда из паспорта гражданина Украины изъяли национальность, появилось великое множество людей, гордо заявляющих о своей национальной принадлежности. Всю жизнь пыжился происхождением из кенигсбергских баронов, а на поверку оказался банальным евреем. Каждый месяц отдавалась в руки парикмахеров, чтобы превратиться в белокурую бестию, а теперь выпячивает грудь от армянской гордости. Был счастлив, что носил украинскую фамилию, открывшую ему дорогу к военной службе, а сейчас «достал» всех своими разговорами о греческих корнях. Официально отказался от родного отца, репрессированного за «неправильное» происхождение, так тщательно перекроил биографию, что до правды не докопались даже компетентные органы при его награждении в советское время орденом, а сегодня приставил к своей русской фамилии родовую итальянскую и только что не кричит на каждом углу о своей исконности.
«Сегодня многим людям оказалось выгодно идентифицировать себя с определенной нацией – и они в одночасье стали теми, кем никогда прежде быть не желали», — говорит в сердцах одна из десяти живущих в Керчи чистопородных итальянок Галина Сколярино. И я согласна с ней, потому что в признании своей национальной идентификации сегодня есть смысл: материальный, выездной. Меркантильность ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов. Еврейская община Керчи многие годы, когда программы финансировались американским «Джойнтом», весьма существенно поддерживала людей: кормила, одевала, лечила, обихаживала. Все, кому удалось накопать в себе порочную прежде кровь, повалили в общину, хотя до той поры в своем еврействе не признавались даже самим себе ночью под одеялом.
Нечто похожее и в других национальных общинах, особенно в так или иначе связанных с депортацией: материальная помощь, внеочередное получение жилья, возможность отправить своих детей на учебу на историческую родину. «Меркантильность тоже присутствует, — признает сей факт председатель болгарской общины Керчи Зоя Поздняк. – Когда мы объединялись, депортированным полагались льготы, пособия, материальная помощь. Именно тогда для многих исключение национальности из паспорта гражданина Украины обернулось настоящей бедой. Я сама такая – никто: родители после возвращения с Урала оказались русскими по паспорту, и только справка сохранилась, что они были депортированы как болгары».
Национальность во все времена была в нашей стране некоей условностью, потому что, несмотря на примесь нерусской крови, большинство ощущали себя русскими. А кем было еще себя ощущать, если родного языка практически не знал никто. «Национальность в цивилизованном государстве определяется по языку, на котором человек говорит с детства, по культуре, в которой он воспитан», — считает актер и режиссер Константин Райкин. В отличие от американцев, сумевших за двести лет стать единым народом, мы так и живем в многонациональной коммуналке, по большому счету не имея на то веских оснований. Единицы знают родной язык — еще меньше им пользуются, не имеют представления о культуре — в лучшем случае назовут парочку фамилий, что на слуху у всех, традиции соблюдают формально – преимущественно кулинарные.
«Язык теряем – вот беда, — с огорчением говорит председатель болгарской общины Зоя Поздняк. – Наши родители знали его, но скрывали от нас, потому что время было такое, а нам тем более своим детям передать нечего. Старики уходят, молодежь уезжает уже не только с Украины, многие перебрались из Болгарии в более благополучные европейские страны. Родители ушли из жизни, а мы остались на этой земле такими же и в то же время другими».
«Другими» – точно сказано. Чистокровных в нашей стране практически не осталось. «Кровь смешивается, полукровок полно, «чистых» нет», — берется утверждать литературовед Лев Аннинский. И даже такой несерьезный, казалось бы, писатель, как Михаил Задорнов, убежден, что «в нашем народе намешано очень много кровей, это не кровь – «ерш». «По крови перемешались, — подтверждает и Зоя Поздняк. – Из людей среднего возраста у нас в общине одна семья чистокровных болгар».
В Крыму, где национальностей и народностей испокон века было ничуть не меньше, чем в том же Дагестане, никак нельзя утверждать, что фамилия Иванов принадлежит русскому, а Мироненко – украинцам. «Тошнит от народов и наций, племен и цветастых знамен! Сойдутся и ну разбираться, кем именно Крым покорен!», — писал поэт Тимур Кибиров. Отец моей одноклассницы, носившей в девичестве фамилию Мироненко, рассказывал, что его отец был в их семье первым украинцем: до него в роду матери встречались только греки, армяне, цыгане, татары, болгары, итальянцы. Несмотря на свою белокожесть и блондинистость, он и в старости сохранил гордый греческий профиль, породистый эллинский нос, природную музыкальность и взрывной южный темперамент. Сестра же его, напротив, была смугла, черноглаза, полна телом и имела бешеный нрав и, как брат, никогда не считала себя украинкой, несмотря на запись в советском паспорте. Я знала ветерана войны, которого в запарке июня сорок первого записали в солдатской книжке под русским именем, русским он проходил и во всех наградных документах. После войны он первым делом выправил военный билет и паспорт и стал тем, кем был от роду – евреем, потому что ему казалось, если он останется русским, то предаст своих родителей.
«Я против того, чтобы поднимали национальный вопрос – для Крыма это опасно, — напористо отстаивает свой подход к проблеме председатель Российской общины Керчи Людмила Тишина. – Я сужу о людях по их человеческим качествам, и мне все равно, что он смуглолиц и ест самсу, а не калач, потому что это большая глупость — судить о человеке по его национальности: каждый народ, каждая нация имеет своих гениев и своих дураков, своих праведников и своих подлецов. Лучше задуматься над тем, что сохранять надо не себя в национальности, а свою национальность в духовности: культуре, традициях, обычаях». Между прочим, мысль Людмилы Петровны перекликается с идеей, высказанной более века назад составителем словаря русского языка Владимиром Далем, в крови которого не было ни грана русскости: «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни сама кровь предков не делают человека принадлежностью той или другой народности. Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежность его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа – мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит».
Так есть ли сегодня смысл разбредаться по «национальным квартирам», создавать общины и общества, углубляться в родословные, докапываться до истинности своей породы? «Есть, ибо это возможность осуществления своего права на самоидентификацию, самовыражение, религию, язык, традиции, обычаи, общение с людьми одинаковой национальной ментальности, — убеждена исполнительный директор еврейской религиозной общины Зоя Камская. – Это здорово, что дети, которым дали возможность в группе детского сада при синагоге, воскресной школе и в молодежном клубе изучать историю своего народа и прочувствовать его особенность через традиции, обычаи и язык, могут не стесняться своей национальности. Я согласна, чистокровных детей у нас уже нет, зато это дает им в многонациональных семьях право выбрать свою национальность осознанно, со знанием дела, а не формально унаследовать от одного из родителей. Для пожилых важно иное: кроме материальной и духовной помощи, в которых нуждается большинство, они получают возможность чувствовать себя единым народом: у них общие воспоминания о родителях, детстве, пережитом».
Несмотря на правоту этих слов, узость национального общения меня лично очень коробит: такое впечатление, что меня насильно заставляют дружить с одной девочкой, когда их, хороших и разных, полно во дворе и классе. Нельзя забывать, кто ты есть по крови, выбирать национальность, как туфли, к платью и отказываться от нее, потому что есть более удобные — это равнозначно предательству, но и крутиться в своем узком национальном мирке неинтересно – даже планеты меняют траекторию. И вообще, жизнь не раз убеждала меня в том, что существуют только две национальности: порядочные люди и непорядочные. Нечто похожее проповедовал поэт Саша Черный, писавший, что «для всех, кто носит имя человека, вопрос решен от века и на век — нет иудея, финна, негра, грека, есть только человек». А недавно умерший великий виолончелист Мстислав Ростропович, имевший глубокие польские корни и женатый на оперной певице Галине Вишневской, бабка которой была цыганкой, часто повторял: «Для меня существуют только две расы и два класса – люди добрые и злые».
Чем дольше живешь, тем больше убеждаешься в этом…
с сайта etcetera.com.ua
