Государевы дети

Успешная профессиональная карьера бывшего воспитанника интерната кажется чем-то из ряда вон выходящим и чаще вызывает недоумение, чем уважение или поощрение. «Это всё издержки стереотипного отношения общества к таким детям, — уверен директор Керченского республиканского интерната для детей-сирот и оставшихся без попечения Александр Лазарев. – Наши бывшие воспитанники учатся не только в профессиональных училищах, что, несомненно, случается чаще, но и в весьма престижных учебных заведениях: в Харьковском университете внутренних дел, Таврическом Национальном университете, Ирпеньской налоговой академии, Киевском педагогическом университете. Процент поступления в высшие учебные заведения страны у нас не опускается ниже сорока процентов».

Однако интернатский ребенок, как ни крути, — клеймо в жизни. Так воспринимают себя не сами воспитывающиеся в интернате дети, а общество – в этом с руководителем воспитательного учреждения трудно не согласиться. Стереотип отношения уходит корнями в такие далекие времена, о которых большинству известно разве что по кинофильмам и книгам: в послереволюционную беспризорщину и послевоенную безотцовщину. Однако он настолько живуч, что это отношение досталось по наследству и сегодняшним детям, растущим в общем интернатском доме. Хотя если посмотреть на проблему без сентиментальности, то горькая правда жизни этих детей состоит в том, что сиротство им досталось от беспутных родителей.

В Керченском республиканском интернате для детей-сирот и оставшихся без попечения только пятнадцать процентов воспитывающихся в нем ребят являются биологическими сиротами, все остальные – социальные, кому в наследство от матери с отцом, если повезло, досталось какое-никакое жилье, дальние родственники, а чаще – алкоголизм и уголовщина. Стать идеальным при таких родителях не сумел бы и сам Господь Бог. Тем более что в интернат многие попадают не в первозданном младенческом возрасте, а оказываются здесь, пройдя каждый свою школу жизни: битые, голодные, пережившие нервные потрясения, научившиеся стоять за себя, привыкшие к уличной вольности.

Адаптация после таких «университетов» проходит сложно – это всё равно, что сделать кувырок через спину. В интернате вся система воспитания построена на коллективизме, а они, дети улицы, не привыкли к регулярным посещениям школьных занятий, режиму, организованному коллективу, им не знакомо чувство локтя. «Приручаем» их объяснением преимуществ жизни у нас, перспективами устройства взрослой жизни, — рассказывает директор Керченского республиканского интерната для детей-сирот и оставшихся без попечения Александр Лазарев. – Тысячу раз убежден, если относиться к ребенку с душой, он со временем ни в чем не уступит домашнему. Тем более наши дети ни на минуту не остаются без присмотра – на двести воспитанников сто семьдесят сотрудников, мы всегда знаем, где они, чем заняты и стараемся им, кроме качественного питания, дать всё, чего их добровольно лишили родные мамы с папами. У нас есть свой летний лагерь на Азове, дети отдыхают и лечатся на Южнобережье, бывают на президентских елках и зимнем лагере в Буковеле, постоянно выезжают на спортивные соревнования. Ни по одежде, ни по качеству жизни наши воспитанники не отличаются от растущих в семьях детей, а многие даже убеждены, что наши дети лучше воспитаны».

Сравнение с домашними детьми постоянно преследует воспитанников интерната. Мало сказать, что оно некорректно по отношению к лишенным семьи ребятам, — оно далеко не всегда справедливо оценивается в пользу растущих под родительским крылом. «Просто так повелось, что проступок интернатовца оказывается на виду и понимается в обществе как следствие его социального неблагополучия, а на неблаговидном поступке домашнего чада внимание, как правило, не акцентируется, мол, пошалил, — убежден Александр Лазарев. — Давайте будем честны сами с собой. Чаще всего на улицах без дела шатаются домашние дети, получающие от родителей деньги на карманные расходы, которых хватает на пиво, сигареты, посещение баров, залов игровых автоматов, а особо обеспеченные могут позволить себе более дорогое и опасное увлечение вроде наркотиков. Среди подобной подростковой публики наших воспитанников нет, потому что давно прошли те времена, когда они бродяжничали, воровали. Сегодня их не удивить кожаной курткой, фирменными кроссовками или мобильным телефоном – всё это у них, как правило, есть».

Надо отдать должное Александру Лазареву: он горой стоит не только за своих воспитанников, но и за систему воспитания в интернате в целом, видя в этих учреждениях не признаки социального неблагополучия общества, а особенность славянского менталитета. Действительно, в таком виде, как наши отечественные интернаты, воспитательных учреждений не встретить в других странах. Не в последнюю очередь по этой причине так велик поток зарубежных усыновителей на Украину. Но не все воспитанники интерната охотно соглашаются на переезд в другую страну. Останавливает языковой барьер, смена обстановки, те, кто постарше, задумываются о радикальной смене ментальности, некоторых пугает само слово «семья»: так глубоко засел в них негативный опыт родного дома. Директор интерната не делает разницы между отечественным и зарубежным усыновлением, считая, что иностранцы, имея больше материальных возможностей, не могут дать детям развития их славянской ментальности и выработанных привычек.

В его слова много справедливого. Предшественник Александра Лазарева, которому довелось побывать в итальянской семье, усыновившей воспитанника Керченского интерната, рассказывал, что всем обеспеченный долгожданный ребенок настолько быстро освоился в новой среде, что мало походил на русского мальчугана, хотя с момента переезда прошло чуть более года. Глядя на ставшего Джорджио Юру, его старшая тринадцатилетняя сестра категорически отказалась от удочерения, несмотря на то, что приемные родители всячески уговаривали ее на переезд в Италию. Ее не соблазнили ни дорогие подарки, ни щедро присылаемые деньги – она остро чувствовала себя там чужой. И малыши тоже далеко не всегда готовы броситься на шею незнакомым дядям-тетям, хотя те приезжают с багажом невиданно красивых игрушек и нарядов. Их отпугивает чужая речь, страстное желание будущих приемных родителей их тискать, обнимать. Не все так просто, когда речь идет о будущем родстве.

О детских домах семейного типа, что являются плодом президентской программы усыновления, Александр Лазарев говорит с осторожностью: они себя достаточным образом пока не показали. В итоге может случиться, что семейный детский дом окажется таким же интернатом, но с меньшей численностью разновозрастных детей и посещением обычной городской школы. А принявшие на себя роль родителей люди – не благодушными мамой с папой, а такими же воспитателями, потому что для них это не столько зов души, как в случае индивидуального усыновления, сколько стабильно оплачиваемая работа. Вряд ли они полностью заменят крупные интернаты, потому что для создания детских домов семейного типа требуются условия, средства, иная методика воспитания.

Да и сирот в последние три-четыре года стало заметно меньше. В том же Керченском интернате воспитываются не триста-триста пятьдесят детей, как в прежние годы, когда он был переполнен, а двести ребят. Но это не показатель социального благополучия, а «спецэффект» отечественной демографии. Например, в 2005 году, когда Александр Лазарев начал директорствовать в Керченском интернате, здесь было четыре девятых класса, где учились дети, познавшие на себе «прелести» злосчастных девяностых. Провал рождаемости второй половины девяностых при всех демографических потерях государства, что скажутся на трудовых ресурсах страны, имеет и положительный эффект в сокращении численности сирот.

Ситуация с рождаемостью последних нескольких лет может вновь изменить картину социального сиротства. Государственное материальное стимулирование рожениц имеет и второй план: до трех лет, пока «капает» материальная помощь, нерадивые мамаши кое-как содержат малышей, а затем легко с ними расстаются. Это в России продумали систему материнского капитала с таким расчетом, чтобы ни у кого даже мысли не возникает рожать ребенка для заработка, а у нас политики соревнуются в щедрости за государственный счет, что может обернуться ростом социального сиротства, которое общество не готово принять как демографический позитив. Всё-таки, как ни посмотри, сиротство само по себе клеймо для ребенка, который пришел в этот мир или нежеланным, или обузой. С таким грузом в жизни непросто.