ВОЕННЫЕ КОНТРРАЗВЕДЧИКИ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА В ЕВПАТОРИЙСКОМ ДЕСАНТЕ
Продолжение. Начало здесь
Отступление
Уже вечером в ходе боя поступил приказ: отступать к набережной. Исчерпали свои возможности и чекисты. Галушкин дал команду отходить. «Понеся большие потери, командование решило отойти к берегу, против пристаней занять оборону для удержания плацдарма для будущего подкрепления. День на исходе, но солнышко еще светит, враг подтянул подкрепления, танки, самоходки, самолеты, но они нам не так были страшны, когда все перемешалось в городе, где свои, где чужие. Но когда мы заняли оборону, врагу стало известно, где мы, танки прямой наводкой били, самолеты бросают бомбы, а у нас кроме автоматов и ручных гранат ничего нет, и те на исходе. Весь боезапас, оставшийся на пристани, был уничтожен». А. Лаврухин.
А. Галушкина и Л. Полонского, прибывших в штаб, комбат Бузинов на трофейных грузовиках отправляет в разных направлениях: одного с группой разведчиков, саперов и связистов, а другого — в сторону театра. Позже их остатки соединились с основной группой (из рассказа Ф. Павлова).
«Команда – отойти в укрытие, защищенное стенами возле мечети. Для дальнейшего действия решили группами рассредоточиться по улочкам старого города, по прибытии подкрепления ударить с тыла и соединиться со своими прибывшими частями и облегчить высадку». А. Лаврухин
Неподалеку — электростанция. 1944 год
Ожесточенные бой разгорелся на перекрестке улиц Революции и Приморской. Отступать было некуда — до берега двести метров, и моряки стояли насмерть. Здесь, прошитый пулеметной очередью, упал на мостовую капитан Л. Шустерман.
На улице Революции, отбивался от наседавших фашистов бывший начальник Тельмановского РО НКВД А. Цыгельман. Перебегая от укрытия к укрытию, он поливал врагов огнем из автомата, пока не кончились патроны. На ступенях родного дома № 59, окна которого выходили на Дачную улицу, к морю, к пристани, он и погиб на глазах соседей. Для спасения не хватило двух шагов.
К штабу возле гостиницы «Крым» пробились 123 десантника.
Все более сказывалось многократное превосходство противника в численности. В распоряжении Бузинова не осталось ни одной пушки и танкетки. Из назначенных в десант первых командиров в строю оставались только он и А. Галушкин. Удерживать разбитые авиабомбами и штормом причалы и руины морского порта не было ни сил, ни средств. Единственная возможность вырваться из окружения — пробиться по улице Красноармейской на Слободку, а оттуда — в степь, в Богайские каменоломни. С прибытием кораблей можно было нанести удар по противнику с тыла.
И он принял решение на прорыв. Впереди — пулеметчики. За ними шли К. Бузинов, М. Палей, А. Галушкин, К. Верник. В последний бой пошли все, кто мог идти. На берегу остались тяжелораненые…
На углу Красноармейской и Караимской встретил огнем грузовик с двумя крупнокалиберными пулеметами. Замерли, прижавшись к стенам моряки. Навстречу врагу двинулись трое. Комиссар М.Г. Палей пал смертью храбрых. Дальше пришлось уходить мелкими группами.
Через ярко освещенную ракетами и пожарами Фонтанку пробивалась и группа чекистов. Спустя годы в честь одного из них ее назовут улицей Чекиста Галушкина.
Под развесистой ивой возле водоразборной колонки, что на углу улиц Интернациональной и Больничной, попали под огонь пулемета вражеской танкетки. Она плотно перекрывала развилку дорог, и миновать ее не было никакой возможности. На ее уничтожение двинулись добровольцы чекисты Л. Полонский, П. Березкин и четверо моряков-десантников. Обойдя с тыла, огнем автоматов и гранатами заставили ее замолчать. Все шестеро пали смертью храбрых. Имена четверых из них остались неизвестными.
Прокладывая путь огнем и гранатами, потеряв половину состава, десантники достигли Интернациональной улицы и укрылись в помещении горпищекомбината. Теперь их оставалось шестьдесят. Потом двенадцать не вернутся из разведки, вероятно, выданные предателем.
Исчерпали свой боезапас и топливо катера-охотники. Еще накануне, тральщик отбивался от налетов двадцати бомбардировщиков Ю-87, один за одним взлетавших с Сакского аэродрома, находящегося в 3 мин.полета.
А с утра 6 января в пяти километрах от города получивший пробоины и повреждения, потерявший управление и прибитый штормом и сильным ветром к берегу, заполненный тяжелоранеными «Взрыватель» героически сражался с подходившими от Сак танками до последнего снаряда. На огонь восьми танков, бивших прямой наводкой по тральщику с берега, из иллюминаторов отвечали только винтовки последних моряков. Коды, секретные документы уже уничтожены, все ценности выброшены за борт.
Раненый капитан «Взрывателя» В.Г. Трясцин, исполнив до конца свой капитанский долг, попрощавшись с командой, бросает себе под ноги противотанковую гранату. Сами останавливают свою жизнь боцман и штурман, комиссар А.С. Бойко и тяжелораненый отважный капитан В.В. Топчиев. Никто сдаваться не хотел. Часть попавших в плен раненых потом пощадили румыны.
Пятеро моряков бросились в воду…
Фашисты ведут огонь из пушек, минометов, пулеметов, огнеметов, забрасывая гранатами отходящих к последнему рубежу – гостинице «Крым». Отвечать было нечем – боеприпасы кончались. По немецким данным, убито свыше 600 человек (у Манштейна — около 1 200 вооруженных партизан. Кого он имел в виду — убитых в бою или расстрелянных жителей?), а попали в плен совсем немногие по малодушию. Среди них было много раненых, контуженных взрывами, обожженных огнеметами, без боеприпасов, и попавших в плен от безысходности. А жить хотелось всем. Немцы по радио передавали им: «Не сдадитесь — расстреляем жителей». Выбора у них не оставалось — кто-то выходил.
«Тут нам на помощь пришло божество бури. Поднялся шторм, выбрасывающий на берег такие высокие волны, каких я в жизни еще не видел. Утром 6 января нас испугала суматоха боя. Русские, подкрепив роты людьми, большей частью населением, начали наступление в северной части города. Это была попытка прорыва. В ночь с 7 на 8 января город был освещен пожарами. Мне с моей ударной группой с огнеметами, взрывчатыми зарядами и четырьмя канистрами бензина удалось захватить подвальные помещения главного строения (гостиница «Крым» — В.Г.).
Около 200 русских обороняли свой последний бастион до их полного уничтожения необычайно мужественно». Полковник фон Гейгль, командир 70 саперного батальона.
«Беспристрастные» немецкие кинохроникеры фальсифицировали эпизоды боя на ул. Революции и в старой части города. В действительности, 5 января они вели огонь прямой наводкой из противотанковой пушки, а также огонь из гаубицы по гостинице «Крым» от угла улиц Просмушкиных и Демышева. Часть съемок провели после боя 7 и 8 января, сцену с пленным десантником срежиссировали, а колонну пленных в феодосийском ландшафте просто вмонтировали. Но как они «смело» шли в атаку за спинами жителей, не показали. Корреспондент газеты «Красный черноморец» Николай Варакин, прошедший со своим ФЭДом оборону Перекопа и Севастополя, свои снимки и репортажи из Евпатории в редакцию не доставит никогда.
В боях полегла почти вся оперативно-чекистская группа, большинство политработников.
А. Лаврухин: «Во время прорыва из кольца удалось только вырваться 48. Остальных судьба неизвестна. Нам, 48 человекам, удалось укрыться в стенах паровой мельницы, или же крупорушки, район не знаю, но в старом городе, снег растаял, маскхалаты сбросили. Дождавшись темноты, вышли из города, дошли до каменоломен, где решили сделать отдых. Это было с 5-го на 6 января. Этой же ночью пришли корабли с подкреплением, нам с каменоломен был виден Евпаторийский рейд. Немцы заметили наши корабли, завязалась артиллерийская дуэль. Побыли до вечера 6 января. Днем нас обнаружил конный румынский разъезд – четыре конника. Один с них был нами уничтожен, а трое ускакали».
Укрыться в каменоломнях не удалось — входы в них заранее были взорваны немцами и завалены. Измученные бессонными ночами, голодные, грязные и промокшие от мокрого снега и дождя, заснули 60десантников в пещерах только под утро.
Эсминец «Смышленый»под командованием В.М. Тихомирова-Шегула, тральщик БТЩ №27 и два сторожевых катера с батальоном майора Тарана маневрировали на рейде, но шторм не позволил высадить матросов на катера. Волны накатывались высотой в 2-этажный дом. Эсминец ложился на борт на 25–30 градусов. Помочь десанту корабли уже не могли.
«Командиры решили, а в 48-и в основном были командиры, что десант повторился, вернулись обратно в город, зашли со стороны железнодорожного вокзала на окраину, залегли в пустыре, послали двоих узнать, есть ли немцы в крайних домишках, немцев не было. По разрешению хозяек дома зашли во двор по ул. Русской, 4». А. Лаврухин
Все ворота на ночной тихой улице наглухо закрыты.
Пустила всех в свой дом Мария Дмитриевна Глушко. Часть десантников разместилась у соседей — Прасковьи Григорьевны Перекрестенко и Ильичевских. Разместившись в комнатах, на чердаке, в сарае, выставили во дворе караул. Сестра Прасковьи Мария Люткевич извлекает осколок из глаза раненого сапера, другие женщины делают раненым перевязки, выжимают и сушат насквозь промокшую от дождя и снега одежду. Бузинов и Галушкин чистят пистолеты. Заснули они только под утро.
Галушкин и Лаврухин во время облавы лежали за пулеметом на соломе в сарайчике.
«Нас покормили, чем смогли, раненым оказали помощь. В городе слышалась редкая перестрелка. Была послана разведка, 12 человек, узнать положение в городе. До утра 7 января разведка не вернулась, пришлось пробыть до вечера, до 23 часов. 7-го числа немцы проводили повальный обыск домов, слышно гурчание мотоциклов, пулеметные очереди, что происходило — нам неизвестно. Слышу зовут: «Пулеметчик!», а у нас он один на 48, значит, меня. Зовет тот командир, на которого показал Литовчук на катере-охотнике: «Пойдем со мной, бери пулемет и диски». Залегли в сарайчике против калитки метров в 25.
Поставил задачу — вести огонь, когда будет подана команда, а сам прилег на солому возле меня. Завязалась беседа на разные темы, основной разговор — о создавшемся положении, в которое мы попали. Здесь я узнал фамилию Галушкин. Мне лично все было видно, что делается во дворе. Когда немцы подходили до калитки, то обязательно одна из женщин подходила встречать незваных гостей, принимая старческий вид, лицо обмазано сажей, на обратной стороне калитки мелом написано «холера» и поставлен крест. Вот так нас спасали в течение суток наши патриотки, рискуя своей жизнью, не забывая о том, чтобы покормить. Одна девочка-подросток принесла нам горячего борща в сарайчик». А. Лаврухин
В ночь с 6 на 7 января, когда шторм ослабел, прибыли лидер эсминцев «Ташкент», тральщик и те же катера 0102 и 062 с морской пехотой на борту и, не обнаружив десантников на берегу и признаков боя в городе, этой же ночью возвратились в Севастополь.
Оставшиеся в живых слышали затухающую перестрелку лидера с немецкими батареями. Все. Теперь надежд больше не было. Они остались одни в окружении врагов.
«Стало смеркаться, приказано всем собраться, решить судьбу, дальнейшие действия. 23 часа 7 января — разведка не вернулась. Решено покинуть город, идти в партизаны, может быть, удастся прийти в Севастополь. Вышли на улицу, цепочкой продвигались по-над стенами; нас пять человек с одной части, так и держались один возле другого, делая поворот налево на другую улицу. Галушкин вышел с шеренги, стал возле угла, зачем не знаю. Продвигаемся вперед, Галушкина все нет. Я Литовчуку доложил об этом, но он махнул рукой, я понял: так надо, я больше Галушкина не видал». А. Лаврухин
Выйдя на окраину города, увидели: «…поле, противотанковые рвы, усеянные трупами мирных жителей. Продвигаясь мимо трупов, мы услышали стоны двух человек. Один из них рассказал нам, что общее количество расстрелянных достигает 1 000 человек, и дальше он заявил, что перед занятием десантом Евпатории немцы имели арестованных около 600 человек; за 6 и 7 января число арестованных было ими пополнено, путем повальных обысков и захвата мирного населения. Вся эта масса людей 7.1. в 3 часа дня была выведена за город и в упор расстреляна из винтовок и пулеметов, в отместку за высадку десанта. Татар немцы не трогали».Из рапорта И.Ф. Литовчука 17 февраля 1942 года. Солдаты вермахта, сотрудники ортскомендатуры и жандармы в своей жестокости эсэсовцам не уступали.В городской больнице фашистыжестоко расправились с 18-ю беспомощными ранеными матросами и врачами.
К месту казни колонна из 1 184 человек, в основном мужчин, двигалась через весь город под охраной девяноста солдат ПВО и трех офицеров-эсэсовцев целый час. В одном месте из окон по охране кто-то открыл огонь. Тридцать человек пытались бежать, но были расстреляны.Попавших в плен моряков вывели и расстреляли на берегу. Всего в последующие дни в противотанковых рвах вокруг города остались лежать от 3 до 6 тысяч убитых мирных жителей, в основном мужчин.
Многие жители, спасаясь от расправ, разбежались из города по деревням.
К рассвету 8 января отступавшие десантники пришли в колхоз «Грядущий мир», где отдохнули и были накормлены колхозниками. Вечером, разбившись на группы: Бузинова и Цыбулина —17 чел., Литовчука— 7 чел. и Шапиро —23 чел. ушли в разных направлениях.
Вскоре немецкое командование сообщило: «К сведению населения Крыма. …Жители Евпатории, во-первых, тайно хранили оружие, во-вторых, приняли участие вместе с советскими войсками в открытом бою против немецких войск… Таким поведением жители Евпатории лишили себя защиты международного права. Они беспощадно преданы жестокому наказанию: их расстреляли, дома разрушены».
Завершался 200-й день Великой Отечественной войны.
В Севастополе в штабе Приморской армии: «С флагманского командного пункта флота приехал переговорить по разным текущим делам капитан 2 ранга Жуковский. Вид у него был мрачный.
— В Евпатории все кончено, — тихо сказал он. — Разведчики, высаженные с подводной лодки, подтверждают…
В тот же день, 8 января, Москва сообщила командованию СОР радиоперехват из официальной берлинской сводки: «В Крыму уничтожены силы противника, высадившиеся на побережье Евпатории. Эти силы уничтожены в упорной борьбе за каждый дом». Н.И. Крылов
В этот же день Военный совет своей директивой № 091/о по переходе войск Кавказского фронта в общее наступление все еще требовал безоговорочной высадки Евпаторийского десанта и его наступательных действий. Знало ли командование фронтом, что в Евпатории батальон погиб? А сам фронт так и не начал наступать. Что-то нарушилось в управлении войсками. Искать после боя виновных — неблагодарное дело, ибо во всех случаях несет ответственность тот, кто отдает приказ. Участник десанта Ф.А. Павлов рассказывал автору очерка, что за Евпаторийский десант вице-адмиралу Ф.С. Октябрьскому, выполнившему требование директивы в срок, был объявлен выговор…
Десять ночей пятерка моряков отряда особого назначения во главе с командиром роты И.Ф. Литовчуком пробиралась по тылам врага к Севастополю. «Нас мучил голод, мы решили постучаться в первый же дом, попросить хлеба, но еще раньше увидели на насыпи людей. Литовчук послал Майстрюка и Задвернюка узнать, что за люди, может наши десантники, другая группа? Вдруг слышим крики, выстрелы, бежит Алексей Задвернюк без шапки. «Уходим, братцы. Здесь фашисты! Майстрюка убили!». А. Лаврухин.
Немцы и татары закололи матроса Майстрюкаштыками у села Митино Сакского района. Так стало их четверо.
Проходили по тылам врага и действовали так, как требовала инструкция чекистов-разведчиков. «Один у другого спросили, какое было мнение у каждого: обнаружат — врагу живыми не сдаваться».При переходе линии фронта у Бельбека подорвалсяна мине И.Ф. Литовчук, получив ранение ноги. На передовой четверку встретил оперуполномоченный капитан II ранга Мельничук. Как говорил Алексей Лаврухин, «прошли соответствующую проверку, подлечились, отдохнули и опять за работу». Самая дорогая для него медаль «За боевые заслуги» стала единственной наградой всему павшему Евпаторийскому десанту.
До Победы дорогами войны дошли двое — Алексей Лаврухин и Алексей Задвернюк. Об их судьбах и встрече тридцать лет спустя после очерка Эдвина Поляновского в «Известиях» будет взволновано говорить вся страна.
«В конце 70-х, в конце ноября на окраинной севастопольской улочке умирал старик — высохший, желтый, с остатками седых волос, у него не было одной ноги, от самого бедра. Когда подъехала «скорая помощь», чтобы забрать его в больницу, где он должен был умереть, зять легко, как пушинку поднял его на руки. Во дворе старик попросил положить его на землю. Он оглядывал крыльцо, цементный двор, баньку в углу, деревянный сарай, виноградные лозы. Он лежал минут десять, он все хотел запомнить, и санитар не торопил его.
Это был Лаврухин…
Я подробно расспрашивал Ольгу Прокофьевну о последних минутах жизни Лаврухина, какие были его последние слова.
— Он с вечера мне сказал: домой не уходи. А рано утром умер. В полном сознании, он только имена одни называл, торопился. Думал разговором смерть перебить. Сначала родных всех называл— попрощался, потом однополчан— много имен, тех даже, кто еще тогда, в январе, погиб… Ирину вашу Дементьеву назвал» …
Еще один чекист из состава оперативной группывырвался из окружения. Сотрудник Севастопольского горотдела НКГБ сержант госбезопасности (лейтенант) Александр Васильевич Кашунин не прятался в Ак-Мечети (п. Черноморское), а сражался с врагами и, выданный предателями, героически погибнакануне прихода наших войск у с. Кировское (в районе озера Донузлав) в боевой схватке. Достались врагудва обгоревших трупа и склад с оружием в отдельно стоявшем доме.
Руководитель одной из групп Михаил Борисович Шапиро добрался до своего Фрайдорфа, но был выдан предателем (сколько же их было!) и расстрелян немцами в феврале 1942 года. Группа старшего оперуполномоченного ОО В.П. Цыбулина, состав которой остался неизвестным, как и группа комбата К.Г. Бузинова, попала в окружение. В последнем бою они погибли все до единого.
А.И. Галушкин принял решение остаться в оккупированном городе. Был ли он ранен осколками гранаты в столкновении с карателями в районе каменоломен (по словам видевшего его Ф. Павлова) и лежал обессиленный в подвале дома И. Гнеденко на Русской, 9 после ухода товарищей (по свидетельству хозяев, показавших место, где он лежал, и где были следы крови)? Возможно. Он знал, что, перейдя на нелегальное положение, бороться с фашистами будет до конца и никогда и ни за что перед врагом не поднимет руки.
«Если мне придется погибнуть, то сделаю это так, чтобы тебе и детям не пришлось краснеть за меня. В этих грозных условиях я хочу одного, чтобы ты была бодра, не растерялась и не падала духом». Из письма А.И. Галушкина жене.
Не заместитель начальника отдела кадровОО старшийлейтенант ГБА.Г. Юдин сообщил о его судьбе (… «у Юдина можно будет узнать о причинах, если долго не будет от меня вестей»). Он сампогибнет вместе со своими товарищамив Севастополе на мысе Херсонес 3 августа 1942 года. Другой начальник прислал страшное казенное Извещение, что «Ваш муж… пропал без вести при выполнении боевого задания в г.Евпатории». Потом отдел контрразведки СМЕРШЧерноморского Флота сообщил Вере Андреевне, что майор госбезопасности А.И. Галушкин принимал участие в обороне Севастополя, пропал без вести при высадке десанта в г. Евпатории, и это позволяет ей ходатайствовать о награждении его медалью «За оборону Севастополя».Она промолчала. В Евпаторийском музеесвою награду — орден Красной Звезды — положитк портрету отца сын. Прислал теплое письмо личной дружеской поддержки и утешения 1-й секретарь Крымского обкома В.С. Булатов. Начались месяцы и годы томительного ожидания. Надежды таяли. И только много лет спустя благодаря ее настойчивости и поиску сотрудников органов госбезопасности удалось установить, что произошло после десанта.
генерал-майора Ивана Сергеевича Гудкова
Не на все вопросы расследования нашлись ответы. Но многое рассказали письма тех, кто направлял чекистов с особой ротой в десант, документы, свидетельства выживших десантников и местных жителей.
Бой еще не закончен
«С наступлением темноты в городе начинался комендантский час. Если патруль кого-то ночью встречал на улице — расстреливал на месте. Люди боялись всего. Это было гнетущее чувство, когда у тебя нет никаких прав, и ты не знаешь, вернешься ли живым домой. Но самое страшное началось после разгрома нашего десанта: фашисты ходили по домам и забирали взрослых мужчин. Трижды приходили и к нам во двор, увидели во дворе глухонемого соседа и забрали с собой. А вообще, в те дни не было случая, чтобы кто-то спасся или откупился». Д.М. Эль, местный житель.
Прятались за закрытыми воротами и шептали обыватели: «Пронеси, Господи, с ихним десантом».
По воспоминаниям Анастасии Никитичны Гнеденко, хозяйки дома на ул. Русская, 9, как-то вечером после десанта, когда еще свирепствовали каратели, к воротам дома подошел десантник и попросил впустить его.
Иван Кондратьевич Гнеденко, муж хозяйки, провел его вглубь двора, к туалетной, где имелся лаз и откуда был ход на чердак дома соседки Марии Коверковой (ул. Чехова, 13, ныне ул. Некрасова,9). Разместившись на чердаке, Галушкин зашел к Марии и все объяснил.
«На следующие сутки десантник спустился с чердака и пришел к нам в дом. Детей мы проводили в другую комнату, а с десантником остались только муж и я. В этой беседе в моем присутствии десантник рассказал о себе, что фамилия его Галушкин, зовут Александр Иванович, что он из Симферополя, где работал на большой работе».Анастасия Гнеденко
Ежедневно встречаясь с Иваном Гнеденко, он сказал ему, что нельзя в такое время сидеть, сложа руки, надо действовать и что в городе остался он не один — на нашей улице в доме № 4 скрывается бывший председатель Евпаторийского горсовета Яков Цыпкин. Нужно связаться с ним и другими товарищами, чтобы действовать совместно, и попросил Ивана переговорить с ними.
«Через несколько дней после ухода от нас группы десантников в наш двор зашел сосед Гнеденко Иван, рабочий, бывший возчик. Я стояла во дворе с моей сестрой и Марией Глушко. Гнеденко сказал, что он к нам по секрету, в связи с чем мы пригласили его в комнату Марии Глушко. Когда мы зашли в комнату, он сказал, что ему известно о скрывающихся у нас десантниках, и стал просить принять и укрыть третьего, находящегося у него. У него дети, и он боится, как бы случайно они не проболтались. Мы стали отрицать пребывание у нас десантников, и Иван сказал, что понимает, что мы опасаемся его, и за ответом зайдет через день-два. Тот разговор слышали Павлов (бывший до войны секретарем Ак-Мечетского райкома партии — В.Г.) и Цыпкин, сидевшие под полом, и, когда Гнеденко ушел, Павлов, выйдя из подполья, категорически заявил, чтобы никого мы не брали и что Гнеденко — провокатор…
Через два дня мы встретили Гнеденко Ивана на улице возле калитки, т.к. Павлов категорически запретил пускать его в дом. Когда мы вновь заявили, что у нас никого нет, Гнеденко сказал, что у нас скрываются Павлов и Цыпкин и что ему об этом точно известно. Я спросила, откуда он это знает. Гнеденко ответил, что он пришел по заданию Галушкина, который сказал ему, кто у нас скрывается. Почему Павлов сейчас отрицает пребывание Галушкина у Гнеденко мне совершенно непонятно». П.Г. Перекрестенко
Федор Павлов до войны не раз встречался с Галушкиным в Крымском обкоме, вместе они выступали на партконференциях, и только 8 января расстался с ним в доме Марии Глушко, но действовать сообща решительно отказался. Цена риска — жизнь.
Пришлось действовать самостоятельно и осваивать на практике методы зафронтовой работы контрразведки.
Галушкин с помощью Ивана и Анастасии Гнеденко, Марии Коверковой, изучая окружающую обстановку, обратил внимание на семью Гализдра, проживавшую неподалеку. Хозяин дома Прокофий Кириллович, член партии, работал в мастерских аэродрома авиазавода. Незадолго до прихода немцев их перебросили на ремонт самолетов в Севастополь. В доме остались его теща — Матрена Васильевна Миненко (она каким-то образом сумела дважды побывать в Севастополе), жена Мария Ивановна и их дети — дочь Антонина, комсомолка, замужняя с двухлетним сыном и сын Анатолий, девятнадцати лет, комсомолец.
Галушкин хотел попытаться при помощи Матрены Васильевны пробраться в Севастополь. Он представился ей как прибывший из Севастополя и попросил убежища. Матрена Васильевна вместе с внуком Анатолием приняла его и организовала укрытие. Но попасть в Севастополь возможности уже не было. Но через нее могла появиться возможность выхода на аэродром, электростанцию, железнодорожное депо. И он вместе с Иваном Гнеденко приступил к созданию подпольной группы. Фактически он формировал агентурно-осведомительную сеть.
Толя Гализдра, по заданию Галушкина, через Наталью Гнеденко познакомился с восемнадцатилетней Анастасией Руденко и привлек ее к работе.
«Дня через два после этого знакомства мой отец мне сказал, чтобы я поменьше ходила с девчатами, особенно с Натой (Настей — В.Г.) и Толиком. Когда нужно будет, сказал отец, я скажу, и ты пойдешь, куда будет нужно», — рассказывала Наталья Гнеденко.
Настя Руденко дружила со своим ровесником двоюродным братом Иваном Жижерей, который жил в одном с ней дворе по Пехотинскому переулку, д.5/5 и работал в кинотеатре вместе с Федором Бузиным и Георгием Дроздовым, который называл себя, по какой-то причине, Петром Шевченко. Бузин работал киномехаником, Дроздов — художником. Оба были воспитанниками Евпаторийского детского дома. Федор Бузин примерно 1919–20 года рождения, служил в Советской Армии в октябре–ноябре 1941 года. Он был, вероятно, из солдат 321-й стрелковой дивизии, формировавшейся в Евпатории как 2-ой Крымской дивизии народного ополчения и просуществовавшей до 13 октября 1941 года.
Через Настю они были вовлечены в комсомольскую группу и поддерживали личную связь с Галушкиным. «В их компании были еще какие-то парни, я сама лично видела, как кто-то из них заходил в дом Гализдры», — рассказывала Анастасия Гнеденко. Более десяти человек получали от него различные задания.
Оказавшись на нелегальном положении, Галушкин бездействовать не мог. Не зря говорил начальник Особого отдела Кудрявцев, что явок и квартир нет. Начинать пришлось с чистого листа, без связи с центром и необходимой подготовки. Пришлось создавать группу из людей, которых никто заранее к подпольной и оперативной работе не готовил. Реальную опору он искал среди патриотически настроенных комсомольцев, рабочих и бывших солдат, уцелевших после массовых расстрелов.
Свои задачи по сбору информации в интересах Особого отдела Александр Иванович хорошо понимал, поскольку в Евпатории он был единственным контрразведчиком и возможным источником агентурной информации. В поле его зрения должны быть те объекты, которые они брали в десанте — гарнизонная комендатура, управа, СД и полиция, карательный легион, биржа.Тихая, запуганная расстрелами Евпатория, как и в годы Гражданской войны, постепенно превращалась в важный центр деятельности разведки и контрразведки противника.[1]
В конце апреля-начале мая появились слухи, что в бывшем санатории НКВД на 4-ой линии (н. санаторий «Евпатория») немцы обучают большое количество кавказцев (там разместилась разведывательно-диверсионная школа «Гауптлагерь «Крым» в системе «Цеппелин»). Позднее в начале 1943 года в Евпатории будут работать абверкоманда 101 штаба «Валли-1» и учебный центр абвергруппы 102 обер-лейтенанта Бруно Штайна, абверкоманды 201, 202, 301, абвергруппы 301, 304 и другие.
Нужно выявлять фамилии и адреса предателей, пособников оккупантов, их связи и преступления. Из их числа немцы после бегства будут оставлять свою агентуру из числа местных жителей, и позволить им раствориться и уйти от возмездия нельзя. После освобождения Крыма 25 апреля 1944 года Л.П. Берия сообщил Председателю Государственного комитета обороны И.В. Сталину, что «в Евпаторийском секторе выявлена созданная немецкой разведкой шпионско-диверсионная разведгруппа в составе 67 человек, созданная в 1942 году под прикрытием курсов овощеводов (земельного управления Крыма под руководством обер-лейтенанта Мильтса — В.Г.). По делу арестовано 11 человек… 40 человек немецких пособников присоединились к партизанам за несколько дней до вступления частей Красной Армии в город».
Поручив подпольщикам собирать необходимую информацию путем наружного наблюдения и опросов жителей, Галушкин делал все, что можно в сложившейся обстановке. Пригодился опыт амурского чекиста 1922-1923 годов. Возможностей для совершения диверсий противник не предоставлял. За каждого убитого немца уничтожались 15 мирных людей. Но фиксировать дислокацию частей, укрепление обороны города с моря, строительство новых дотов и т.д. было необходимо в ожидании возможности для связи.
Сейчас колонны установлены на прямо на нем. Другой ДОТ округлой формы
находился на углу парка ВЦСПС (ул. Франко), перекрывая перекресток и путь от берега моря.
Третий — у театра смотрел в сторону морского порта. Снимок 1944 г.
Как бывший и будущий секретарь горкома он знал требование ЦК ВКП(б) о том, чтобы «руководители партийных организаций лично руководили борьбой в тылу немецких войск, вдохновляли людей личным примером, смелостью и самоотверженностью» и понимал, чтонужно вселять веру и надежду на скорое освобождение от захватчиков, с помощью радио и листовок призывать к сопротивлению затаившийся от страха город.
Он следовал этому правилу еще в боях на Перекопе.
«По должности своей нужно было находиться все время с бойцами, воодушевлять и подбадривать их, бороться с проявлениями паники и трусости. Это очень нелегкое дело».
«Нужно привыкать, тем более твоему папочке, такие как он, должны пример подавать другим… Помнишь пластинку «Песня про комиссара»? Были моменты, когда враги лезли едва не со всех сторон, однако мы духу не утратили. Хоть и тяжело было, но пробивались к своим, уничтожали врагов, захватывали пленных и оружие», — писал дочери А. Галушкин.
Анастасия Руденко, на которую он готовил к внедрению в структуры противника, поступила на курсы по изучению немецкого языка и стала входить в доверие оккупантам, а члены группы получили задание сделать радиоприемник. Бузин и Дроздов достали у Ивана Жежери хранившиеся журналы с радиосхемами и, добыв на работе нужные детали, собрали радиоприемник. Они стали принимать сводки Совинформбюро, а остальные члены группы, после уточнений Александра Ивановича, размножали и распространяли их среди населения, расклеивали на стенах домов.
И вскоре евпаторийцы стали узнавать новости из Москвы и положении на фронтах. Участники подпольной комсомольской группы высмеивали на плакатах, портретах и в карикатурах фашистских главарей. Ведя агитацию против немцев, они сразу попадали в поле зрения служб СД: художники находились под особым контролем. Среди местного населения были и завербованные агенты полиции, доносчики.
Бывший инженер горкоммунхоза бургомистр Епифанов организовал кампанию по сбору теплой одежды и продовольствия для немецкой армии, и местного гарнизона. Коров и свиней приказано сдать на базу. За «излишки» муки, незарегистрированных кур — расстрел.Члены группы отслеживали установленный режим политических и хозяйственных мероприятий немецкого командования и местной администрации, вели активную агитацию против сдачи одежды и продовольствия. Они начали подготовку диверсионной акции на бирже труда, которая занималась отправкой людей в Германию. Каждый шаг подпольщиков сопровождался риском.
В сложнейших условиях, когда после гибели десанта и массовых казней зверствовали карательные органы оккупантов, а над городом висел страх, группа комсомольцев под руководством военного контрразведчика А.И. Галушкина организованно проводила работу среди населения и выполняла разведывательные задания. Установить результаты этой работы после провала группы и гибели ее участников удалось лишь частично.
Замкнув на себя слишком много необученных ребят, он понимал роковую ошибку, но выбора не было. Провал был неминуем и произошел при следующих обстоятельствах.
В доме Гализдра появилась женщина, по имени Шура, девичья фамилия Суслова. Эта Шура была выселена оккупантами из курортной части города и поселилась у Гализдры. Проживая в этом доме, Шура знала не только кто такой Галушкин, но и лиц, связанных с ним.
В день религиозного праздника в квартире собрались семьи Гализдры, Гнеденко, Галушкин и Шура. За столом Шура о чем-то проболталась и вызвала беспокойство у Гнеденко. Придя домой, Иван сказал жене: «Эта Шура очень подозрительный человек. Надо немедленно спасать Галушкина, иначе будет беда».
Вместе с Настей Руденко и другими они приготовили для Галушкина два убежища в Пехотинском переулке, д. 5/5 — одно в квартире Моисея Жижери, второе — у Петра Руденко, но перевести его туда не успели.
7 мая 1942 года завершалась история Евпаторийского десанта, когда погиб последний десантник чекист Александр Галушкин.
Квартал и дом семьи Гализдра, где скрывался Галушкин, днем был оцеплен карателями. Говорили, что их было человек тридцать. Гестаповка Ева Жуковская-Босс, ускользнувшая от особистов во время десанта, привела фашистов к дому. Теперь каратели искали Галушкина и хотели взять его живым. В ответ по немцам и полицаям раздались выстрелы. Он стрелял из пистолета, пока были патроны, а последний оставил себе. Так велел ему долг и негласные правила чекистов.
из айнзатцгруппы Д оберштурмфюрер СС Кубяк, полицаи П. Никитин и М. Девкин.
Подразделение Кубяка занималась розыском и уничтожением евреев, партработников, сотрудников НКВД.
«Двор заполнили люди. Полицейские согнали почти всех соседей.
— Кто знает этого партизана? – вновь крикнула Босс-Жуковская.
Все молчали.
— Ну, что же, заставим вас говорить! А ну, иди сюда! — приказала она Олейник. — Если хочешь жить, говори правду!
С этими словами она толкнула Варвару к стенке и, схватив за волосы, с силой ударила головой о стену.
— Жизнью ребенка клянусь, что не знаю его, — ответила Варвара Олейник.
Стукнув женщину еще несколько раз о стену, Босс-Жуковская принялась за других. Ничего не добившись, приказала вывести из дома Марию Гализдра. Зверея от ярости, угрожая пистолетом, она избила ее, потом обрушилась на Матрену Васильевну… Все молчали. Тогда садистка начала издеваться над малышом — трехлетним Георгием, сыном Тони. Женщины не выдержали и заплакали. Озверевшая гестаповка схватила мальчика за ноги и начала бить головой о стену. Мария упала без сознания…
Через полчаса женщин отпустили по домам, предупредив, чтобы никуда не отлучались… Семью Гализдра — Матрену Васильевну, Анатолия, Марию Ивановну, подхватившую малыша Георгия на руки, вывели и посадили в автобус и увезли в СД …
Тело Галушкина так и осталось лежать посреди двора. Босс-Жуковская запретила его хоронить. Для наблюдения был установлен полицейский пост. Почти неделю существовал пост… Никто не знает, куда потом были вывезены останки героя…
В этот и последующие дни были также арестованы и доставлены в СД подпольщики Иван Кондратьевич Гнеденко, Анастасия Петровна Руденко, Федор Афанасьевич Бузин, Георгий Дроздов (Петр Шевченко), Антонина Прокофьевна Гализдра-Капшук. При обыске в комнате, где жили Бузин и Дроздов, под полыми карателями был обнаружен и изъят радиоприемник. 13 мая все они вместе с Матреной Васильевной Миненко, Марией Ивановной Гализдра и Анатолием Прокофьевичем Гализдра были расстреляны после страшных пыток. Погибли в застенках гестапо и помогавшие им сестры Трещевы…
Сестры Насти Руденко, знавшие о деятельности подпольщиков, Вера Яковлевна Дудук и Анна Петровна Надырли успели скрыться. Наталья Гнеденко — дочь Ивана Кондратьевича — вначале была арестована, потом выпущена и вскоре отправлена в Германию».
В.А. Галкин, А.М. Кочкуров.
Тайник с записями контрразведчика в доме Гализдра, никто не искал.
Из членов группы не был арестован только Иван Жежеря. Он продолжал работать киномехаником, а потом в 1944 году бежал с немцами в Севастополь и далее.
«После этого и на Русской, 4 ожидали прихода немцев. Растерявшийся Павлов выцарапал в подвале на потолке: «Павлов, Цыпкин. Здесь скрывались 2 комиссара, но погибли от предательства Ваньки Рыжего — И.К. Гнеденко.
Когда дом Гализдра оцепили, Ванька сидел в гостях у брата Федора. Он глянул в окно и увидел — оцепляют весь квартал.
— Беги! – сказал Федор. — Еще успеешь.
— Не побегу, — сказал Иван. Он боялся за свою семью и сам вышел навстречу немцам.
…Пальцы его рук вставляли в дверной проем, пока не переломали. Потом отрезали ему уши и нос. Потом отпилили кисти рук, потом отпилили ноги. Живые останки пятидесятилетнего Ваньки Рыжего лежали в гестапо. Трудно было узнать в человеке человека, одна лишь душа доживала последние минуты. Таких мук не принимал никто и никогда на этом скифском побережье». Эд. Поляновский.
Не выдал Иван ни Павлова, ни Цыпкина, спасая Прасковью Перекрестенко, Марию Глушко и детей, не назвал он имени погибшего контрразведчика.
Иван Кондратьевич Гнеденко. Ванька Рыжий. Возчик на электростанции, работяга и выпивоха каких немало в южных курортных городах. А Перекрестенко решительно не согласна: «Он за всю жизнь свою мухи не обидел. Ну, если иногда немножко и выпьет, едет на своей подводе мимо, песни украинские поет. Хорошо пел, красиво». А вот пришло лихое время, и стал Иван героем и великомучеником, каких не раз в своей истории выдвигал наш народ.
В старом городе одноэтажных домов, где вся жизнь как на ладони, Галушкина и других десантников скрывали женщины с детьми Прасковья Перекрестенко, Мария Глушко, Мария Люткевич, Мария Коверкова, Анастасия Гнеденко, Матрена Миненко и Мария Гализдра. Они читали приказ коменданта: за укрывательство десантников — расстрел! Более 30 местных жителей знали, где скрывался контрразведчик.
Порядочный человек, Яков Цыпкин просто не нашел в себе сил на борьбу. Пока он скрывался, фашисты разыскалиего семью в Симферополе и расстреляли на Красной горке в Евпатории. Он узнал об этом, когда в город пришли наши войска13 апреля 1944 года. В письме Вере Андреевне он писал о другой, ошибочной версии гибели Галушкина. А Петр Р. утверждал на допросе, что в операции по захвату Галушкина участвовало около 30 чел. Отстреливался он из пистолета и бросил гранату.
Павлов не мог не знать от П.Г. Перекрестенко о гибели Александра Ивановича 7 мая 1942 года. Это произошло на соседней улице. Уже после освобождения, встретившись с командующим Черноморским флотом адмиралом Ф.С. Октябрьским и членом Военного совета Н.М. Кулаковым, он рассказал им, как руководил евпаторийским подпольем, за что из их рук получил орден Красного Знамени. Разные были комиссары.
После войны
Потом Павлов написал воспоминания о десанте, воплотился в памятнике.Находясь при штабе, потом, прорываясь по Красноармейской улице в каменоломни и скрываясь на Русской, 4, он, один из немногих выживших, знал и видел, где и как действовал в бою Галушкин и воздал ему должное в своей книге.
У себя дома в Симферополе — на встрече с Верой Андреевной и ее сыновьями — он говорил: «Думаю написать книгу, где Александра Ивановича покажу более крупным планом. Он этого достоин». Он знал, о чём говорил, рассказывая сомнительную историю, как Галушкин лично гранатой подорвал немецкий танк, какгероически погиб вдали от Евпатории. Встреча оставила неприятный осадок от какой-то бездушности и неискренности. Даже убийство шофера после освобождения города почему-то сошло ему с рук, и он прекрасно жил во лжи, прославляя свои «подвиги» в подполье, пока 16 апреля 1969 года «Домик на окраине» Ирины Дементьевой в «Известиях» не всколыхнул читателей всей страны. Восхищенно откликнулись люди на нравственную позицию бывшего матроса Алексея Лаврухина и осудили общественным мнением «подпольщика» Павлова.По партийной линии ему объявили выговор. Так было. Нередкая военная история. Одни сражаются и погибают, другие получают незаслуженные ордена.
Жаль, что народный герой Иван Кондратьевич Гнеденко еще не признан великомучеником.
Всего в Евпатории расстреляно и замучено 12 тысяч 600 мирных жителей, фактически — каждый третий! 4 тысячи угнаны в Германию. Количество убитых граждан по отношению к численности населения сделало Евпаторию самой крупной жертвой фашистов в Крыму.
Именем Александра Галушкина названы улицы в Евпатории и на его родине в селе Ивановка Амурской области. Соседняя улица носит имя Комсомольцев-подпольщиков, членов его группы. На мемориальных досках Управлений ФСБ и милиции Крыма в Симферополе, в Казачьей бухте Севастополя его имя в почитаемом списке павших.Прожил жизнь вместе с народоми навечно остался в его памяти.
«Сейчас воюем в местах так хорошо описанных в 3-томном произведении Сергеева-Ценского («Севастопольская страда»—В.Г.). Стараемся свято хранить память героических защитников и быть их достойными потомками».Из письма А.И. Галушкина
[1] В 1919-1920 гг.в Евпатории размещались: контрразведывательный пункт морской контрразведки и разведшкола,разведотдел штаба Донского корпуса, а также западный пункт агентурной части разведотдела штаба армии Врангеля, который вел глубокую разведку в крупных городах страны.
