Крымское Эхо
Главное Поле дискуссии

Против абсолютного зла. Первая цивилизационная война (3)

Против абсолютного зла. Первая цивилизационная война (3)

КРУГЛЫЙ СТОЛ «КРЫМСКОГО ЭХА». Часть третья

Продолжение. Начало см. здесь

 

5. Крым в России — на 146 процентов, а вот Россия в Крыму…

— От нас, в общем-то, сейчас уже отстали, перестали требовать второго референдума — это что: мир признал Крым?

Андрей Никифоров: Не отстали.

Сергей Киселев: Всё упирается в политико-географическую безграмотность. Если мы смотрим на политическую карту Европы, даже новейшую, то видим, что она постоянно меняется. Когда мы говорим о границах, о демократических процедурах их изменения, то надо хоть немного знать историю вопроса. Например, Саар, юго-восточная часть Германии, не раз переходила из Германии во Францию и обратно. После Второй Мировой войны она снова оказалась в составе Франции. А местное население тяготело к Германии. Местное правительство отозвалось на желание населения — и Саар в 1957 году вернулся в состав Германии, кстати, без референдума и без санкций. Как позже и ГДР.

Андрей Никифоров: Я все-таки не считаю, что Донецк и Луганск получили такую судьбу из-за, условно говоря, украинских флагов на «Донбасс-Арене». Это просто судьба так распорядилась, больше ничего. Ну да, мы считали себя территорией, отличной от Украины — а они так не считали. У них была своя фракция в украинской политической элите — а у нас ее не было. У них был как бы свой проект Украины — мы такого проекта не имели, мы просто хотели вернуться в Россию. Здесь совсем в другом направлении мысль билась.
В Донецке, в Одессе тоже были думающие в российскую сторону люди, но они быстро перебирались в Киев, а потом уже оттуда в 2014 году эмигрировали в Россию. В самом Донецке носителей региональной идеи было исчезающе мало. Но в критический момент именно они оказались востребованными.

Но вовсе не поэтому их бомбят, а нас не бомбят; вовсе не потому, что мы строили региональное сообщество, республику, а они — нет. Нам просто повезло, а им — нет. Богово дело. Только поэтому мы уже восемь лет в России, а они только сейчас вернулись.

— Если перевести в математические знаки, Крым в России сейчас на сколько процентов?

Андрей Никифоров: На все 146 процентов! На самом деле Крым в России глубже, чем многие другие регионы, которые в Российской Федерации с самого начала.

Сергей Кривопустов: Зато Россия в Крыму не на все 100 процентов, так будет точнее сказать…

Андрей Никифоров: Да, так можно сказать, причем это имеет фактическое подтверждение.

Сергей Киселев: Ну, наличие или отсутствие сервисов или отделений Сбербанка не делает территорию российской…

Андрей Никифоров: Нет, вопрос заключается вовсе не в том, насколько мы от этого выигрываем или проигрываем, а в том, что в Российской Федерации до сих пор возможно отношение к Крыму как отдельной, другой, территории. То есть за игнорирование Крыма никому ничего не прилетает! Мы проживем без многочисленных проектов Сбербанка, нам и так хорошо: мы в России.
Куда важнее мобильная связь — это чуть ли не единственное, что в украинский период было, наверное, лучше, чем сейчас. Не знаю, как у вас, а у меня, например, до сих пор в доме есть места, где связь отсутствует.

Сергей Киселев: Из пещеры трудно позвонить…

Андрей Никифоров: А тогда было можно! Не знаю, как из пещеры, а из дома было легко. У нас зашло полтора оператора — а тогда их было сколько надо. Но это все терпимо, это мелочи, частности, главное, что любой такой «незаход» — это некое пренебрежение к территории, по большому счёту — к российскому статусу Крыма.

Сергей Кривопустов: Футбол недавно обсуждали…

Андрей Никифоров: А это вообще полное позорище, полнейшее! О футболистов просто вытерли ноги. Международные футбольные организации отовсюду Россию изгнали, а российское футбольное руководство продолжает действовать по принципу как бы эти международные правила не нарушить. Это когда они по отношению к российскому футболу нарушены практически все.

— А крымские команды вообще выкинули из российского чемпионата…

Андрей Никифоров: Их объединили с командами Абхазии, Южной Осетии, ЛНР и ДНР для совместного турнира. Это было бы нормально, если бы Крым не входил в состав Российской Федерации, а был бы какой-то условно независимой территорией.

— И долго такая ситуация продлится?

Андрей Никифоров: Какое-то время…

Сергей Кривопустов: Государство Россия, которое интегрировало нас на свой состав, получило сверхлояльное население, оно сверхлояльно относится к любым неурядицам и любому бардаку. Ну, нет Сбера — проживем. И с футболом так же.

Сергей Киселев: Мы не «сверхтерпим» — мы «сверхограничиваемся».

Андрей Никифоров: Просто у нас есть требования гораздо более высокого уровня к этому государству, к НАШЕМУ государству. И когда Россия ведет себя как Россия, а это бывает далеко не всегда, это перекрывает все перечисленные мелочи жизни. В такие моменты мы становимся сверхлояльными к государству Российскому. Мы были лояльными и до того, как было объявлено о спецоперации, но вот после этого шага наша лояльность ещё выше подскочила…

Сергей Кривопустов: На новых территориях в большинстве мы скорее всего не получим сверхлояльное население. И к этим людям нельзя выходить с позиции «потерпите, у вас не будет того, к чему вы привыкли». Эту ситуацию надо как-то разрешать.

Андрей Никифоров: Можно сказать с разными интонациями: «потерпите». Сегодня это можно сказать совсем иначе, чем допустим, говорили до 2014 года.

Сергей Кривопустов: «Сейчас вы не умрете — вы будете под защитой»?

Сергей Киселев: Сережа, можно наступить сапогом на горло и сказать: «потерпите». А можно достать из кармана кусок хлеба, поломать на части и сказать: «на́ тебе часть моего хлеба, потерпи, будем ещё и пирожные есть». Понимаешь?

Андрей Никифоров: Помню, в 2014-м году в соцсетях херсонцы отвечали на призывы о том, что, мол, надо бороться: «Вы хотите, чтобы с нами было, как с Донбассом?» Они испугались, не встали рядом. А если бы весь Юго-Восток поднялся, может, и нигде не было бы такого, как с Донбассом. Это очень сложная вещь, мы не можем теперь это смоделировать.

Сергей Киселев: Тогда и там не оказалось лидеров, которым люди доверили бы свою судьбу. Тех, кто поднялся, лидеры предали.

Андрей Никифоров: Одним словом, по большому счету оказались не готовы.

6. Абсолютное зло

Андрей Никифоров: Дело в том, что цивилизационная война только разворачивается, сейчас идёт священная война — подмывает сказать «крестовый поход», но в нем активно участвуют мусульмане. Причём они воюют с шайтаном, с которым собственно говоря, воюют и православные, просто его иначе называют. Кстати, некоторые могут даже и не осознавать, что они православные. Воюют с этим абсолютным злом и те, и другие.
Еще раз: это война против абсолютного зла, которое на сегодняшний день сконцентрировалось и выражается в украинстве. Это абсолютное зло против нас взрастили и натравили на нас силы, которые принято называть коллективным Западом, который и сам-то стремительно погружается в это зло: со смешением полов, с пропагандой всевозможных извращений, с отказом от любых и всяческих традиционных ценностей.
Тут беда в том, что все остальные цивилизации посматривают на это с безопасного расстояния. Они иногда что-то могут даже от своих щедрот нам подбросить, какие-нибудь беспилотники, ватнички… Но при этом создать единый антизападный фронт не торопятся. Осуждать их за это было бы странно: мы сами еще не настолько мобилизованы, чтобы пенять кому-то, что он не мобилизуется.
Но если не мы, допустим такой вариант на секундочку, добьем этот Запад, то кто-то из них обязательно его добьет — и не потому, что они больше могут, чем мы, а потому, что Запад уже находится на нисходящей линии, на излете. И кто-то там последний гвоздик в крышку его гроба обязательно вобьет.
Думаю, что лучше всего это получится все-таки у нас, потому что мы подобные вещи уже неоднократно делали.

Сергей Киселев: Сегодня мы свидетели цивилизационного конфликта. Россия вырывается из плена, в который она попала с рождением империи в начале XVIII века, из плена догоняющего развития в соревновании с миром Запада, подражания Западу в виде того же «обезьянничанья», по словам Данилевского. У нас величайшая проблема в незнании национальной истории, национальной культуры, национальной географии, незнание биографии членов своей собственной семьи: мы помним максимум один-два поколения перед нами, а дальше тьма. А ведь мы — цивилизация тысячелетняя…

Андрей Никифоров: Над этим упорно работали…

Сергей Киселев: Безусловно, из нас это вымыли… Был такой фантастический рассказ, как два космических истребителя— в одном ящер сидел, а в другом земной космонавт — сбили друг друга. Оказались на одной планете. Ящер в конце концов умирает, а перед этим рассказывает человеку про 500 своих предыдущих предков.
А мы практически в одном потоке истории находимся, питаемся из одного духовного корня, и эта духовность тоже размыта. Я человек неверующий, но прекрасно понимаю ту великую роль, которую сыграла православная церковь в формировании нашего духовного мировосприятия. Одни идут в церковь, чтобы стать богатыми, другие — чтобы приносить пользу людям. Если я как преподаватель иду не за зарплатой в университет и рассматриваю свою миссию как миссию служения, то я принадлежу русской цивилизации.

— Еще лет пятнадцать назад у меня вдруг возник вопрос: случись необходимость защищать родину, найдутся ли те, кто встанет в строй? Невозможно было предположить, что враг будет говорить на нашем родном языке… А сейчас наше общество готово к борьбе за правое дело?

Сергей Киселев: Начну с того, что эта война не между русскими — и русскими. Это война между русскими — и «русской химерой». Между русскими — и антирусскими. С точки зрения теории этногенеза, то, что происходит на Украине, это борьба организма с раковой опухолью, и ничего более.

— Рак в человеческом организме на сто процентов побеждать еще не умеют — а мы сможем победить нацизм в прежде братской стране?

Андрей Никифоров: Мы попробуем!

— Что значит «попробуем»? Тогда я лучше сберегу свою жизнь и не пойду на фронт!

Андрей Никифоров: Мы попробуем, потому что с раковой опухолью аналогия все-таки не полная. Наша цивилизация с этим справилась бы, если б не было внешней подпитки. Да, было бы сложно, потому что там все очень запущено. О так ещё сложнее.

— Ответ выглядит так: поскольку есть внешняя сила, то мы не справимся…

Андрей Никифоров: Нет, я такого не говорил и даже не подразумевал. Я сказал, что мы попробуем, потому что на самом деле идет борьба цивилизаций. В данном случае против нас используется наше alter ego. Это такая цивилизационная бяка, которая, не скажу, что совсем уникальна, но довольно редко встречается, и другие общества с ней справлялись всегда очень жесткими методами, я бы сказал жестокими — когда все поражённые части цивилизационного организма уничтожались буквально под корень, причем с запасом, чтобы, как говорится, и зернышка не осталось.

В этом сложность, потому что мы-то хотим это не просто побороть — мы хотим это еще и вылечить! Но это только часть борьбы с передовым отрядом Запада.

А вот в части непосредственного противостояния с Западом — здесь враг чем опасен: во-первых, мы расслаблены, хотя сейчас российское общество гораздо более концентрировано, мобилизовано и гораздо более российское, чем, допустим, десять лет назад. И новые вызовы уровень градуса этой мобилизации только повышают. Во-вторых, Запад находится на излете, поэтому они цепляются за уходящий корабль Всемирной истории, находясь уже как бы за его бортом. Но в этом состоянии они более опасны.
Но и для нас это вопрос или/или. Поэтому у нас нет другого выбора, кроме как победить. Иной вариант — это перестать существовать.

— Но мое физическое тело не обязательно должно перестать существовать, если пропадет Россия — так ведь, наверное, думают те, кто побежал из страны после 21 сентября. К нам приезжают москвичи и рассказывают: на улицах столицы не встретишь машин с буквой «Z» на борту, а у вас их много… Может, они там уже готовы все сдать?

Андрей Никифоров: Прогноз: через несколько лет, возможно, через одно-два десятилетия, такого сообщества, как москвичи — в том виде, как мы сейчас о них говорим, просто не будет. Кстати, в таком виде они находятся последние лет сто, не больше. А до этого понятие москвич было немножко другим. Не зря же родилась поговорка: Москва слезам не верит. Или — Москва бьет с носка. Так говорили в период собирания русских земель, когда москвич приехал, нагнул местных бояр, заставил подчиняться единой государственной воле. И они постоянно были в командировках, разъезжались по всей стране — это они сделали ее такой огромной. То были совсем не те москвичи, которые сейчас пережевывают ресурсы всего государства.

И Петербург в какой-то степени тоже претендует на то, чтобы у Москвы оттянуть часть вот этого, что они пережёвывают… Так выстроена нынешняя система — мало того, что она несправедливая, так она ещё, мягко говоря, и не очень-то эффективна. А самое главное — она совершенно не подразумевает мобилизации. И за это, кстати, спасибо великому и ужасному Иосифу Виссарионовичу.

Сергей Кривопустов: Получается, это госкорпорация, но никак не государство…

Андрей Никифоров: Это некая корпорация, отдельная от России. Началось с того, что из Москвы ничего нельзя было вывозить. То есть, туда со всей страны всё свозили, а обратно  вывозить не давали. Потом произошла либерализация режима, и наступила эра продуктовых электричек. Вот этого в среднесрочной перспективе просто не будет: через несколько лет или одно-два десятилетия, не берусь сказать, но здесь точно будет какое-то перерождение — вплоть до того, что центр государства куда-то переместится.

Сергей Киселев: Идея такого перемещения существует с конца XIX века, математически просчитана — начиная от философа Леонтьева, который хотел ее перенести на берега Черного моря, заканчивая Дмитрием Менделеевым, который считал, что столица должна быть за Уралом.

Андрей Никифоров: Это один из способов мобилизации, потому что Москва оказывает демобилизующее действие. Ориентироваться на верхушечную прослойку московского социума абсолютно не надо! И пусть они там составляют 20 процентов населения — но 80-то процентов составляют не они! Посмотрите на Подмосковье, я там недавно побывал. Ну, слушайте, совершенно замечательные люди: открытые, работящие, сердобольные. Чувствуешь себя с ними, как с родными. Впрочем, как и есть на самом деле.

Сергей Киселев: Российское общество сильно отличается от советского. Вопреки широко распространённому мнению, в России стали меньше пить, причем за последние 9–10 лет чуть ли не на 23 процента сократилось количество потребления алкоголя в стране!

Андрей Никифоров: Люди стали меньше и курить, почти вполовину!

Сергей Киселев: Это ясно говорит о том, что люди вместо того, чтобы напиваться после тяжёлой работы, тратят появившееся свободное время на занятия спортом, путешествия, чтение, познание окружающего мира и так далее.
Как победить зло? В связи с событиями 2014 года появился стереотип о «вежливых людях». Вежливые люди вежливыми должны быть только по отношению к своим. Тот, кто сталкивался с русскими и терпел поражение от них в бою, очень часто отмечали настоящую жестокость русских: на войне как на войне. Да, требовалось время, лишения, личные потери людей, чтобы они становились из «вежливых» жестокими.
Мы говорим о том, что у нас это цивилизационная война — а она еще и война биологическая, от понятия «биос», жизнь. Мы боремся за жизнь. Когда на поле боя медработник делает больно человеку, понятно, что тот в перспективе через эту боль останется живым или выздоровеет. Благодушие, доброта, вежливость хороши в спокойной атмосфере — в условиях же противостояния мы должны переключиться на осознанную жесткость и жестокость; вести войну в белых перчатках или в белых лосинах а-ля Андрей Болконский недопустимо и невозможно.
Приведу пример из войны 1812 года. Все знают прекрасного офицера, гусара Дениса Давыдова, партизана. Он, захватив пленных французов, усаживал их за стол, выпивал с ними шампанское, играл на гитаре, они пели песни — враг был повержен. И был точно такой же воин, который в обществе известен намного меньше — Фигнер. Он увидел в алтаре одной из смоленских церквей изнасилованных и убитых французами русских девушек. После этого он французов в плен не брал и в бою был более эффективен, чем Денис Давыдов. Но у нас герой — Давыдов, а Фигнер, положивший на алтарь Отечества больше врагов, но отличавшийся жестокостью, почти неизвестен.

— И почему?

Сергей Киселев: Потому что у нас такое самосознание.

— У нас сейчас мотив: «нациков в плен не брать!» — тоже стал актуальным…

Андрей Никифоров: Все идет к тому, что общество серьезнеет, оно взрослеет, становится более цельным и монолитным. Говорилось уже многократно, что спецоперацию стоило бы объявить хотя бы для того, чтобы эта масса фланирующей публики ринулась из страны. Главное, их обратно не пускать.
Теперь вот объявили частичную мобилизацию — опять «публика» бежит. Общество самоочищается. Когда-то один наш общий знакомый рассказывал, что биологи заметили: в 90-е бандиты сами себя уничтожают, наркоманы искалываются, уходят — и общество оздоровляется. Вот как раны прижигали — так и сейчас идет очищение через огонь. И что-то такое новое выплавляется. Важно, чтобы это все не прервалось и все эти помои к нам обратно не ливанули. С другой стороны, важно, чтобы этот градус очищения все-таки не резко поднимался…

— Думаю, часть из тех, кто побежал, пали жертвами информационной войны: не все могут справиться с потоком манипуляций. Можно ли с нашей стороны отбивать атаки на психику?

Сергей Киселев: Я свою информационную войну выигрываю везде и всегда. Как говорил Козьма Прутков, «если у тебя есть фонтан, заткни его»: когда идет война, мы должны опираться на официальную информацию и быть максимально сдержанными в своих комментариях. Все, что касается военного дела, отступление/наступление — все это со временем, когда закончится, будет описано и изучено. А эти громкие рассуждения о том, что правильно/неправильно обменяли, что отступили/наступили — осознанная или неосознанная работа на врага.

Поэтому я убежден, что должен быть введен институт военной цензуры.

Андрей Никифоров: В чем заключается информационная война? На мой взгляд — в осознании своего места, своей роли, своей миссии. Можно судить по президенту: за прошедшие несколько лет он сделал совершенно бешеную эволюцию в осознании украинского вопроса — что такое Украина, что такое украинство. Это победа в информационной войне. Надеюсь, что в какой-то степени в ней есть и какой-то микрон моего вклада — конечно, через какие-то передаточные звенья, не напрямую. Это отрадно, приятно — конечно, если это ещё продолжится, потому что есть ещё куда эволюционировать.
Общество тоже постепенно осознаёт происходящее и гораздо ближе к этому пониманию, чем, допустим, еще лет 10-15 назад. Это эволюция, и идёт она медленно. Но, как говорил один наш общий хороший знакомый, к сожалению, ныне покойный, Евгений Филиппович Морозов, в России все процессы идут со геологической скоростью, но примерно с такой же неотвратимостью. Когда мы все усвоили, нас уже не сдвинуть. А если мы информационную войну оцениваем по тому, как кто-то там какое-то красивое па заложил или где-то трепанул, извините, красиво — ну и что, для нас в принципе это не должно быть чем-то, что бы нас смущало.
При этом я категорический противник принижения уровня информационной войны. Как-то приходилось на эту тему делать доклад, я привел анекдот, довольно популярный лет 7-8 назад.

Два танкиста на Елисейских полях пьют кофе с круассанами, и один другому говорит: единственно, что себе не могу простить, что мы в 2014-м проиграли информационную войну на Украине.

И что, где наши танка на Елисейских полях? Или вот в 41-м году информационная война Советским Союзом была проиграна вдребезги, потому что все идеологемы, идейные установки, на которых воспитывались люди, оказались совершенно неэффективными.

Сергей Киселев: «Как немецкий пролетарий может с русским воевать»…

Андрей Никифоров: … или: «мы будем воевать малой кровью на чужой территории» и пр. Их поменяли, пусть не сразу, на цивилизационные базовые установки: есть родная земля — есть враг. Причем земля не была «большевистская» или еще какая-то, нет, она просто родная. С церковью стали сотрудничать… То есть сделали из своего провала вывод и приблизили, а лучше сказать — обеспечили этим самым победу. Создали иллюзию перерождения советской власти — некоторые эмигранты этого ждали и даже поверили, что оно наконец-то произошло и даже кинулись возвращаться после войны домой. За что и поплатились. Но это — совсем другая история.

Руководством страны были сделаны правильные выводы, во многом идущие вразрез с господствующей идеологией. И после этого эту информационную войну и выиграли. В этом плане нам еще есть куда эволюционировать, но в целом мы на правильном пути.

— Напоследок. Мы с оптимизмом смотрим в ближайшее будущее или с настороженностью — ощетинившиеся, злые и становящиеся все более жестокими?

Андрей Никифоров: …с настороженным оптимизмом. Возможно, что нас ждут еще более суровые испытания, но я верю, что это нас сделает даже более самими собой. И в конце концов мы преодолеем все трудности. Если говорить о Крыме, такое впечатление, что мы вообще под каким-то куполом. Не знаю, какой-то очень сильный у нас святой или сам Господь Бог нас оберегает… Поэтому я оптимистично построен.

Сергей Киселев: Делать прогноз возможно тогда, когда ты рассматриваешь явление, которое либо уже было, либо имеет какие-то аналоги. Мы сталкиваемся с новыми обстоятельствами, новыми вызовами — вернее, вызовы старые, но они происходят в новых обстоятельствах. Короче, я не стал бы сегодня однозначно прогнозировать, чем все это закончится.
Насколько я понимаю, первое лицо государства — человек очень взвешенный и очень осторожный. Я бы стал на реалистические позиции. Во всяком случае, та информация, которую я могу сегодня осмыслить, меня скорее подталкивает к идее о том, что все закончится так, как мы этого хотим, или близко к тому, как мы этого хотим. С американскими политиками мы вряд ли сможем ужиться, а с американским народом — вполне, и история знает тому примеры.

Сергей Кривопустов: Всё определенно будет хорошо — вопрос только, когда. Ответ — в плоскости правильных выводов. Прежде всего, сумеют ли те, кто управляет страной на всех уровнях, оперативно реагировать на ситуацию, смогут ли дать ответ обществу, куда и зачем мы идем. Или, если не смогут дать ответ, хотя бы призвать к его поиску. И чем раньше это случится, тем быстрее все будет хорошо.

— Я думаю, что те люди, которые научатся видеть за деревьями (за валом информации) лес (то есть ухватить суть происходящего), будут оптимистами. А те, кто на каждую щепочку будут возбухать до небес, будут вечными пессимистами и эмигрируют. На мой взгляд, все идет правильно, не без ошибок, конечно, и, возможно, предательства со стороны отдельных лиц. Хотелось бы, чтобы быстрее закончилась горячая фаза, но вряд ли это получится, потому что есть объективная реальность — а есть субъективное желание.
Но победа все равно будет за нами!

Вам понравился этот пост?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 5 / 5. Людей оценило: 7

Никто пока не оценил этот пост! Будьте первым, кто сделает это.

Смотрите также

Заветам Гаспринского не верны!?..

Не всякое слово в строку класть надо

Евгений ПОПОВ

Капитуляция Окраины будет без вариантов

Евгений ПОПОВ

Оставить комментарий