Всю свою сознательную жизнь мы упорно уходим от этой мысли. Детские страхи связываем не со старостью, а со смертью. Ужаснее представить, что не будет нас, чем то, что мы будем стариками. Старости в детстве как раз и не боятся, кажется, будто ее уже забрали от нас бабушки. Гораздо больше страшит, что когда-нибудь стукнет тридцать, кокетливо называем этот возраст старостью, волнуясь о ее внешних проявлениях: морщинах и лысинах. О будущем не загадывали наши родители, исправно неся деньги в сберкассу: откладывали не на старость, а на черный день и похороны. Вроде как между молодостью и смертью пропасть.
Сложно определиться, от чего так сложилось в нашей жизни, но, видимо, не в последнюю очередь оттого, что на государственном уровне десятилетиями внушалось, у нас одно будущее — дети. На них возлагались такие надежды, что роль стареющего поколения как бы отходила на второй план. Такая своего рода установка давалась: вы живите себе тихо, спокойно, не берите дурного в голову, о вас всегда есть кому позаботиться. Но когда подкатывают годы этой самой старости, тут-то и выясняется, что все детские страшилки о смерти пустое, бояться, как огня, надо старости. Дети — это такое ненадежное будущее, даже когда их в семье много и они благополучные. Самое верное будущее каждого из нас — это старость, она-то как раз никого не обходит.
А вот отношение к ней резко переменилось. Традиции семейного уклада, когда стариков не оставляли без присмотра, безвозвратно утеряны. Молодые категорически не соглашаются жить со стариками, нудящими назиданиями и рассказами о нескончаемых болячках. Множество печальных историй связаны с брошенными стариками, коротающими нищий свой век при живых и вполне благополучных детях. И такое случается сплошь и рядом, когда некому досмотреть стариков, зато всегда есть, кому унаследовать оставшееся после них имущество. Они такие же сироты, как брошенные дети, только пожилые. И никто их не стремится окружить заботой и вниманием, как тех же ненужных родителям детей, на воспитание которых претендуют иностранцы. Если вопросы детского сиротства еще нет-нет да проскальзывают в государственных проектах, то с брошенными стариками совсем беда.
Да и присмотренным, живущим в семье или под государственной опекой не многим-то и лучше. Пенсии копеечные, и чтобы убедиться в этом, иной раз достаточно выскочить к мусорному баку, где роятся старики. Некоторых хорошо знаешь и, казалось, как не удивиться, что живущая в благоустроенной собственной квартире, получающая не самую маленькую пенсию, имеющая благополучных дочь и сына баба Галя каждый день, как на работу, ходит к мусорным бакам. «Да что той пенсии: за квартиру половину отдай, лекарства купи, хлеба и молока надо — вот деньги и закончились. Я даже в одной из комнат гусей пробовала выращивать одно время, мяса-то хочется. На шею детям садиться стыдно, дочка вот на пенсию вышла, а работу не бросает, сын в Киев ездит на заработки. А люди другой раз такие хорошие вещи выбрасывают, я выну, перестираю и мастерю себе что-нибудь из одежонки или коврик какой свяжу», — без стеснения рассказывает она. Без нее не обходятся ни одни похороны по соседству. Она исправно выстаивает у гроба, несет венок, прощается с покойным на кладбище — и все ради поминального обеда, с которого всегда возвращается домой с котомочкой.
Но она еще живет ничего себе: на своих ногах, сил, чтобы обслужить, обстирать, помыть и накормить себя у нее пока хватает. Бабе Нине много хуже. Она лежит одиноко в своей трехкомнатной квартире, а три дочери уже не первый год враждуют за эту самую квартиру и частный дом, что на троих никак не делятся. Они уже выведали, что квартира отписана младшей, которая давно обосновалась с семьей и бизнесом в Москве, дом достанется средней, которая живет в Италии. Рядом с мамой только старшая, бесприданница, которой по какой-то семейной причине ничего не перепало и потому оснований помогать матери, как она считает, у нее нет — пришлось наследницам нанять сиделку.
На фоне этих страстей, кипящих в славянских семьях, где не то что не чтят традиций, а знать не знают о них, отношение к старикам в крымско-татарских кажется чуть ли идеальным. Проблем и сложностей там не меньше, но то ли обычаи, то ли религиозный страх удерживают от пренебрежительного отношения к своим старикам.
Лиля четыре года назад похоронила мужа и осталась в большом доме с тремя сыновьями и свекровью. Двое за эти годы женились, поэтому в опустевшем доме она коротает дни в основном со свекровью. Лиля бы не отказалась перевезти ту к дочери, но бабушка Алие цепко держится за невестку: тридцать почти лет она прожила с ней, и та стала ей ближе и роднее дочери. «Закон не позволяет обращаться со стариками, как с ненужной вещью, чтить велит, — объясняет она соседям по улице и заключает смиренно, — дотерплю». Кстати и самой Лиле со временем придется жить в семье младшего сына: по традиции дом достанется ему вместе с обязанностью досматривать ее до смерти.
Не ломают традиций и в кавказских семьях. После карабахского конфликта семья Вартана Чахояна фактически бежала в Крым. После смерти жены он живет в семье младшей дочери. Ему завидуют многие сверстники, которые видят, какой заботой и вниманием окружен дедушка Вартан. Летом праздновали его восьмидесятипятилетие, так дочери оплатили приезд к нему в гости друга молодости, коллеги и бывших соседей. Все они, как и семья Чахоян, покинули двадцать с лишним лет назад Баку, и тем радостнее и приятнее была встреча этих стариков, среди которых армянином был только один.
И дело не в том, что дочери дедушки Вартана живут в полном достатке, отношение к нему в большей степени завязано на традициях и некой боязни его осуждения людьми, не будь дочери добры и почтительны с отцом. Дедушка Вартан также ворчлив, надоедлив, суетлив и назидателен, как все остальные старики. «Мой крест, — другой раз в раздражении скажет его дочь Эва, — но отцу и вида не покажет, что «достал» ее. Семейные ценности почитают в этом доме превыше всего, как и обязанность обеспечить отцу достойную старость, заботу и проводы в последний путь. Но чего греха таить, такое почтительное, пусть и с оттенком раздражения и усталости, отношение выпадает на долю далеко не всех стариков.
О них забывают не только дети — они забыты и выбракованы государством, которому куда приятнее тратить сумасшедшие деньги на престиж страны и гарантии старости главных пенсионеров, чем окружать услужливым вниманием всех остальных. Выработанных и выкрученных жизнью до основания, изболевшихся, полуголодных, каким-то необъяснимым чудом выживающих стариков, когда им достаются за все труды и заслуги на жизнь бессовестно жалкие копейки.
Страна и люди забыли свою главную обязанность и ответственность — заботу о стариках — и удивляются низкой рождаемости и большому числу сирот. Рожать детей для гарантии собственной старости в нашей стране — глупость: они, повзрослев, всеми силами будут рваться из дома. Не рожать — тоже не выход: государству старики обуза, самим на трудовую пенсию не прожить.
Некоторые отчаянные головы призывают ввести уголовную ответственность за безответственное отношение к старикам. Но и это не выход. Нужен, как говорится, моральный код, где ответственность за стариков должна воспитываться внушением и осознанием того, что стариком будет каждый. Старость — это как смерть — она никого не обойдет преклонными годами, болезнями, ненужным молодым опытом жизни. К этому надо готовиться всей жизнью. Если не деньгами, то хотя бы умом.
с сайта ng.ru
