Часть 4-я
Если все квартиры плотно прижимались друг к другу, имея общие стены, то квартира Кировых от них стояла особняком, располагаясь в начале двора, слева от ворот. Эту семью я запомнил лучше других. Главой семьи был дядя Прохор. У него была жена тётя Римма и сын лет десяти, Рафаил.
В семье жила всеми любимая, маленькая короткошёрстная собачка Эрна, постоянно встречавшая звонким лаем людей, заходившим во двор. Лаем Эрна предупреждал жителей двора о приходе незнакомых людей. На своих никогда не лаяла. Поэтому на её лай жители выходили из квартиры, чтобы посмотреть, кто зашёл во двор. Собачку называли верным сторожем.
За свой лай Эрна поплатилась жизнью. Во время оккупации как-то во двор, от нечего делать, забрели два немецких солдата, на которых, как обычно, Эрна обрушила свой беззлобный лай. Она всегда лаяла на расстоянии, не желая получить пинка. Немцы, не раздумывая, из пистолетов в собачонку выпустили несколько пуль. Её хозяева это видели в окно, но во двор, чтобы забрать тело любимицы вышли, когда немцы ушли. Не ровен час, и сами могли оказаться лежащими рядом с несчастной собачкой.
У меня сохранилась фотография, на которой сидит тётя Римма с Эрной на руках, а рядом с ней моя тётя Люба, Рафаил, моя мама и на переднем плане — я. Все получились хорошо, кроме Эрны. При фотографировании теми фотоаппаратами надо было на какое-то время затаить дыхание, чтобы снимок не получился смазанным. Эрна, конечно, предупреждение дяди Прохора не поняла, и мотнула головой, что отразилось на чёткости её мордочки.
Фотография была сделана за несколько недель до приходя немцев в наш город. Инициатором снимка стал дядя Прохор, сказав, что о нас, живущих в военные годы, должна остаться память. К тому же судьба может навеки нас разлучить. Впоследствии его слова сбылись.
Так как наши близкие знакомые, в том числе моя крёстная, уехали, мама ещё больше подружилась с Кировыми. Поэтому с ней часто стал бывать у них и я, чтобы немного пообщаться с Рафаилом, обычно ходившим в соседний двор к пацанам его возраста.
Дядя Прохор ни одного дня при немцах нигде не работал. Он был хорошим фотографом и мастером по ремонту часов. Клиенты с ним рассчитывались, кто как мог — кто деньгами, а кто скудными продуктами питания.
***
Гром над этой семьёй грянул с приходом Красной Армии в город, освобождённый от немецких захватчиков 11 апреля 1944 года. В мае этого же года по личному распоряжению Иосифа Сталина была за три дня проведена депортация татар. Официальная ссылка была на то, что слишком рьяно татары помогали фашистам в борьбе с советской властью.
Несколько десятилетий спустя я как коммунист и начальник отдела милиции был допущен на закрытую лекцию, на которой представитель областного КГБ по большому секрету сообщил, что послужило истинной причиной срочного выселения татар из Крыма. Я не буду касаться этой чрезвычайно чувствительной до сих пор темы, чтобы не был обвинён в разжигании межнациональной вражды. Но по некоторой информации, изредка появляющейся в СМИ, понял, что многие уже знают об этом секрете, и потому осторожно его иногда раскрывают. Внимательный читатель может понять, о чём идёт речь.
Под одну гребёнку вместе с татарами были депортированы и граждане других национальностей.
Во время этой операции наша семья проживала в доме 20 по улице Ленина. Во дворе проживало две семьи татар. Я хорошо помню, как осуществлялось насильственное выселение. Описывать не буду. Достаточно двух слов: быстро и жёстко.
Дядя Прохор был греком по национальности. Поэтому вместе с семьёй был выслан в Казахстан. На многие годы мы потеряли их след. Неожиданно о них напомнил второй сын, родившийся в Казахстане, Рихард. Он разыскал меня в милиции. Наше знакомство продолжилось за рюмкой в тихом, не грохочущим дурацкой современной музыкой, баре. От него узнал, что на чужбине Рафаил тяжело заболел и умер. Папа тоже давно умер. Мама чувствует себя относительно неплохо, хотя ей много лет.
Рихард мечтал по настоянию мамы поселиться в её городе. Со временем должен был перевезти и её, чтобы, как она хотела, умереть на родной земле. Приехал познакомиться с условиями жизни. Так как имеет высшее юридическое образование, то хочет работать в милиции. Когда я узнал, что у него первый разряд по каратэ, заверил Рихарда, что из-за нехватки работников, особенно с высшим образованием, его с благодарностью возьмут в милицию на офицерскую должность.
На другой день мы с ним были в отделе кадров, возглавляемый моим старым приятелем. Когда он узнал, какого кадра я ему привёл, от радости едва не выскочил из штанов. Приятель в погонах майора милиции дружески хлопал по плечам светившегося радостью Рихарда. На прощание крепко жал ему руку, заверив, что сделает всё возможное, чтобы, как можно быстрее, тот был оформлен в доблестные правоохранительные органы. Чуть ли ни умолял Рихарда не передумать о своём решении. Когда мы покинули его кабинет, он сначала сообщил в кадры областного УВД о неожиданно свалившейся находки в лице Рихарда, а затем помчался к соседям, в КГБ, чтобы сотрудники начали проверку кандидата в органы милиции, хотя в свою очередь милиция также осуществляли серьёзную проверку.
Вечером с Рихардом мы от души отметили его будущую службу в милиции. Я настойчиво его просил стать следователем. Следует подчеркнуть, что Рихард был начитанным человеком, с высоким интеллектом и аналитическим складом ума. Я мечтал, как рядом со мной на следствии будет работать умный молодой мужчина.
***
Неожиданно появившийся через несколько дней в моём кабинете Рихард, едва поздоровавшись, сходу заявил, что начальник кадров ему сообщил о невозможности принять его в органы милиции. На заданный вопрос о причинах кадровик стал молоть какую-то несуразицу, что заставило Рихарда повернуться и молча уйти.
Прощаясь со мной, Рихард сказал, что он догадывается о причине отказа, но мне не стал её объяснять. Отложив дела в сторону, я понёсся к приятелю-кадровику, находившемуся ещё в возбуждённом состоянии после встречи с Рихардом. Я только рявкнул одно слово: «Почему?!»
Видя моё воинственное состояние, приятель, в порядке исключения как парторгу партийной организации милиции города, решился мне открыть секрет. Компетентными органами было установлено, что отец Рихарда был в своё время депортирован из Крыма. А граждан просто так советская власть не депортирует. Следовательно, отец Рихарда был причислен к врагам народа, что отражается на их детях.
Как-то Сталин сказал, что дети не должны отвечать за родителей. На практике всё выглядело иначе. Не может сын врага народа, обозлённого на советскую власть, служить в органах милиции.
Какой знал мат, я выложил приятелю-кадровику, покидая кабинет.
Когда умерла мама Рихарда, он со своей семьёй переехал в Харьков, где стал заниматься коммерцией. Два раза в году он обязательно приезжает в наш город, на родину родителей, где на кладбище лежат его дедушка и бабушка.
Однажды я с ним пришёл в наш довоенный двор, чтобы показать квартиру, в которой жили его счастливые дружные родители и старший брат. У меня дома за чашкой кофе он, рассматривая в сотый раз старые фотографии военных лет, начинал рассказывать, что слышал от своих родителей об оккупации. А я его дополнял своими воспоминаниями.
Рихард хвалил меня за то, что я пишу воспоминания о пережитых страшных годах войны. О них должны знать новые поколения из уст свидетелей тех событий, которых с каждым годом становится всё меньше. Настанет время, когда из них никого не станет. Значит, некому будет пополнять историю государства давно прошедшими событиями. Я с ним был полностью согласен.
***
Последнюю связь с прошлым я потерял, когда умерла моя любимая тётя, которую я называл с малого возраста по имени, Любой. Я многое у неё мог узнать о годах оккупации, о чём уже никогда не узнаю. Некому отвечать на мои вопросы. Теперь понимаю, сколько она унесла с собой того, что меня сейчас интересует. Если я, пацан, многое запомнил из лет оккупации, то представляю, какой она обладала информацией.
Я бы обязательно расспросил о её самой близкой подруге Раисе, у которой перед войной начался роман с офицером, служившим на подводной лодке. Все жители двора знали, что свадьба не за горами и рассуждали, как будут в ней участвовать. Война разрушила все планы.
Много друзей и подружек Любы часто приходили к нам, чтобы потанцевать под патефон. Не каждый мог иметь этот музыкальный инструмент. Никого из гостей я не помню. Хорошо запомнил её любимую подругу, хохотушку Раечку, жившую с мамой, Нонной Никитовной, учительницей немецкого языка.
Я Раю запомнил ещё потому, что сохранилась фотография довоенных лет, на которой Люба и Рая сидят, прижавшись друг к другу. У обоих на голове модные одинаковые береты, из-под которых видна короткая причёска, по-моему, называлась «под мальчика». Над одной бровью у каждой был аккуратный маленький завиток. Одеты в чёрные пиджачки. На воротниках лежат белые воротнички рубашек, расстёгнутых на верхнюю пуговицу. Коль так они оделись, направляясь в фотоателье, значит, их одеяние было «писком» моды.
Я запомнил, как появился жених у Раечки. На него обратили внимание все жители нашего дружного двора. Невозможно было не обратить внимание на статного молодого человека в форме морского офицера. Парень на вид был немного старше Раечки, но одинакового с ней среднего роста. Он был крепышом с розовыми щеками, что говорило о его отменном здоровье.
Служил где-то на Северном флоте. В нашем городе находился в командировке. Познакомившись с Раечкой в городе на танцах, безумно влюбился. Встречи молодых влюблённых происходили каждый вечер. Жители двора изучили время прихода Роберта, как звали жениха Раечки, и потому женщины выходили под разными предлогами во двор, чтобы полюбоваться красивым офицером.
Роберт с широкой улыбкой, украшенной крепкими белыми зубами, проходил быстрым шагом по двору, на ходу здоровался с зеваками и исчезал за дверью квартиры невесты. Через короткое время парочка направлялась в город. К долго не расходившимся соседям выходила Нонна Никитовна и, сияющая от счастья, рассказывала, что её дети скоро распишутся. Сыграв свадьбу, уедут к месту службы Роберта.
***
Раечка, приходя к нам, испуганно говорила, что последнее время Роберт стал очень задумчивым. Осторожно говорит, что очень накаляется международная обстановка. Война уже вовсю бушевала в Европе, приближаясь к границе России. Все начинали успокаивать друг друга, ссылаясь на мощь Красной Армии. Как все советские люди, были твёрдо уверены, что любой враг, посягнувший на СССР, будет немедленно разбит на его территории. Так утверждали руководители страны. Никто не мог представить, что вскоре с неба, как громадный горох, будут сыпаться на город немецкие бомбы…
Продолжение следует
