Часть 2-я
Ещё я вспомнил жуткую картину, связанную с нашими пленными красноармейцами. От воспоминаний у меня на глазах выступили слёзы, и я стал часто шмыгать носом, стараясь, чтобы это не заметили ребята.
В классе были ученики, возвратившихся с родителями из эвакуации, и поэтому не видевшие живых немцев-фашистов, их зверств, русских военнопленных. Поэтому им было очень интересно слушать рассказы о жизни советских людей в оккупации.
Они, заметив мои слёзы, начали приставать с расспросами, почему я плачу. Некоторые подумали, что плачу из-за стыда, так как это я выбросил на землю кусочек хлеба. И тогда я рассказал, как в нашем городе впервые увидел пленных красноармейцев, конвоируемых немецкими автоматчиками. Это было совсем недавно, поэтому мне не надо было освежать память.
Я рассказал так, как событие отложилось в моей детской голове. Ребята, пережившие оккупацию, будучи старше меня, дополняли мой рассказ. Тогда вместо урока математики прошёл урок истории нашего любимого города.
***
«Керчь была одним из первых городов, попавших под удар немецко-фашистских войск в начале войны. Город был дважды оккупирован немецко-фашистскими войсками. Первый раз город был захвачен в ноябре 1941 года после кровопролитных сражений. 30 декабря 1941 года в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции Керчь освободили войска 51-й армии.
В мае 1942 года фашисты сосредоточили крупные силы на Керченском полуострове и начали новое наступление на город. В результате тяжелых и упорных боев Керчь снова была оккупирована. Четыре раза через город проходила линия фронта. Пока город был в руках врага, оккупанты разрушили все фабрики, сожгли все мосты и суда, вырубили и сожгли парки и сады, уничтожили электростанцию и телеграф, взорвали железнодорожные линии на полуострове. Керчь была почти полностью стерта с лица земли.
В результате боев и длительной оккупации города было убито 15 тысяч мирных жителей, а более 14 тысяч керчан угнано в Германию на принудительные работы. Легендарной страницей, вписанной в историю Великой Отечественной войны, стала упорная борьба и длительная оборона в Аджимушкайских каменоломнях. Активную борьбу с оккупантами вели подпольщики и партизаны». (РИА Крым)
***
Жителям города не хотелось верить, что по его улицам будут ходить немецкие солдаты. Эта уверенность не покидала и тогда, когда бои проходили на улицах. Круглые сутки стоял неимоверный грохот. Земля содрогалась от выстрелов, что чувствовалось даже в подвалах, в которых прятались люди от боевых действий обеих армий.
Первый раз немцы заняли город в ноябре 1941 года, в месяц моего рождения. Никто не вспомнил об этом ярком для меня празднике. Когда 30 декабря Керчь была освобождена Красной Армией, все убедились в её силе, и что произошла первый раз какая-то военная ошибка, и потому город оказался в руках фашистов. Думали, что теперь Красная Армия никогда не покинет город, а будет дальше освобождать советские территории, временно занятые оккупантами. Наша армия продержалась в городе до мая 1942 года. С этого дня потекли долгие дни жестокой оккупации.
Я хорошо помню, как первый раз немцы зашли в город. В подвале, где мы прятались, была слышна артиллерийская канонада. Постепенно она стала затихать. Когда прекратилась пальба, по грохоту моторов поняли, что по улице идут чьи-то танки. Какое-то время никто не хотел выходить из подвалов. Но постепенно люди стали выползать из своих берлог, чтобы понять, какая обстановка в городе и на чьей стороне оказалась победа.
К своему ужасу узнали, что в городе орудуют немецкие захватчики. Но ещё продолжаются бои на территории Крепости, расположенной на краю Керченского полуострова. Сейчас там музей.
В нашем дворе стояло трёхэтажное здание. До войны в нём была четырёхлетняя школа. Взрослые и дети поднимались на чердак и из окна наблюдали, как немецкие бомбардировщики пикируют на Крепость, сбрасывая бомбы. Из-за большого расстояния взрывы нам были не слышны. Теплилась надежда, что немцы скоро побегут.
Пацаны старше меня утверждали, что моряки, засевшие в Крепости, наберутся сил, выскочат на немцев и погонят так, что их пятки будут сверкать. У взрослых такого оптимизма не было. Со слезами на глазах они слушали радостную болтовню мальчишек и молчали, скорбно вздыхая. А я верил старшим пацанам и думал о том, как все будем смотреть на позорное бегство недобитых фашистов.
Немцы первые дни не ходили по дворам. Они занимались своим благоустройством, не забывая при этом повесить в людном месте для острастки несколько человек.
Люди, покинув подвалы, разбрелись по квартирам и стали готовить нехитрую пищу. Благо, в начале войны они для запаса закупили кое-какие продукты в магазинах. Тогда советские граждане не имели понятия о домашних холодильниках. Поэтому в запасе мясных продуктов ни у кого не было.
***
Если не ошибаюсь, на Керчь первые фашистские бомбы посыпались в июле 41-го года.
Как-то после бомбёжки раздался слух, что в начале нашей улицы Свердлова бомбой убита лошадь. Все побежали разделывать несчастную кобылу. Помчалась и моя мама. Я не видел, как она принесла кусок конины. Меня позвали кушать, когда из неё что-то было приготовлено. Попробовав мясо, я сразу понял, что оно не похоже на то, которое ел раньше.
На мой настойчивый вопрос мама призналась, что она приготовила обед из конины. Я отодвинул тарелку, обойдясь куском хлеба и печеньем, которое у нас оказалось после того, как бомбой разнесло фабрику по изготовлению кондитерских изделий. Почему-то печенье сильно пахло мазутом, а некоторое было в коричневых пятнах с разводами. Но если его глотать, затаив дыхание, то неприятный запах появлялся только тогда, когда начиналась отрыжка.
Кстати, я также не стал кушать жареное мясо козочки, подаренной мне и двоюродному брату жителями деревни, в которой наша семья укрывалась от немцев. Козочка от нас не отходила ни на шаг. Мы считали её младшей сестрёнкой. Однажды она проглотила большую тряпку и потому с громким криком стала умирать.
Взрослые, чтобы избавить её от мучений, зарезали, пожарив большую сковороду мяса. Все с удовольствием ели ароматное мясо. Назвав членов семьи, обжиравшихся моей сестричкой, предателями, я убежал из дома, обливаясь горючими слезами. С тех лет я не ем чёрный хлеб — тогда его выпекали бог знает с чем смешанный.
…Когда немцы заняли город, длительное время не работали никакие магазины, в том числе торгующие хлебом. В каждой семье впрок было заготовлено много сухарей. Хлеб пекли, когда окончилась мука, из всех видов зерна. Появились жернова типа домашней мельницы для помола зерна. Жернова имела не каждая семья. Но люди давали это чудо техники друг другу без всяких условий.
Жернова состояли из двух тяжёлых кругов, вытесанных из твёрдого камня. Оба круга в центре имели отверстие. Нижний круг посредине имел кол. На его поверхность равномерно насыпалось зерно. Сверху надевался второй круг, имеющий на краю ручку, с помощью которого он крутился, растирая зерно в муку.
Малыши из-за слабых сил не могли работать на народном изобретении, имевшим стаж не одно столетие.
***
После того, как немцы перестали бомбить Крепость, разнёсся слух, что им удалось подавить последний очаг сопротивления Красной Армии в городе. Много наших военных оказались в плену.
На второй или третий день после разгрома Крепости фашисты провели пленных по улицам города. Прошли обречённые на смерть бойцы и по нашей улице. Молва об их движении переходила от двора к двору. Думаю, немцы этим трагическим шествием хотели морально подействовать на пленных и жителей города, высыпавших на улицу.
Кто мог ходить — от детей до стариков — не остались в квартирах. Все молча стояли на тротуаре, занимая его до края проезжей части дороги. Царила гробовая, ничем не нарушаемая, тишина. Казалось, было слышно дыхание собравшихся. Даже дети застыли в одной позе, забыв закрыть рты.
Пленных вели из центра города в конец улицы. В своё время, увы, я не успел расспросить членов моей семьи, где закончился скорбный путь военнопленных…
Издали мы услышали шарканье многочисленных ног. Чтобы увидеть, как идут военнопленные, люди выходили на дорогу и, приставив ладонь к глазам, всматривались вдаль. Несколько немцев с автоматами шли впереди колонны. Они автоматами показывали жителям, чтобы те отошли подальше от дороги. Люди быстро и безропотно выполняли указание хозяев новой жизни.
И вот появились пленные. Это было страшное зрелище, усиленное тем, что по бокам колонны в нескольких метрах друг от друга шли немецкие солдаты в чёрной зловещей форме с разными знаками отличия. Обращали на себя внимание до блеска начищенные сапоги фашистов. Они шли, гордо подняв головы с презрительной ухмылкой, показывая всем видом солдат-победителей.
Пленные были разных возрастов. Были среди них мужчины, убеленные сединой, и совсем юные мальчишки. Всех их объединяло изорванное обмундирование со следами крови. Многие были ранены, о чём свидетельствовали кровавые повязки. Некоторые не могли идти самостоятельно из-за ранений в ногу. Сморщившись от боли, они прыгали на одной ноге, опираясь на плечи товарищей, идущим по бокам.
Никто не должен был отставать от колонны, представлявшей собой печальную реку из шевелящейся массы живых человеческих тел. Прошёл слух, что в начале пути несколько солдат из-за тяжёлых ранений не могли идти наравне со всеми и поэтому стали отставать. Немцы, чтобы не иметь лишних забот, тут же их пристрелили. Пленные шли молча, низко опустив голову, стараясь не встречаться с нашими глазами.
***
Женщины взяли с собой кусочки хлеба, разных лепёшек, сухарей и вареную картошку. Старались, чтобы немецкие конвоиры не заметили, как они бросали пленным скудную еду. Пленные оживлялись, стараясь поймать, что летело в их сторону. Кто успевал что-то поймать, быстро прятал в карман.
К летящей еде одновременно протягивалось несколько рук пленных, мешавших тем самым друг другу. Потому кусочки хлеба или картофелина, ударяясь о тянувшиеся руки, падали на землю. Никто из несчастных не рискнул остановиться, чтобы нагнуться и поднять желанную еду. Это могло бы смешать строй, за что последовало бы жестокое наказание.
Пленные старались не наступить на то, что падало к их ногам. Немецкие конвоиры вели себя по-разному. Одни грозно направляли на женщин автомат, выкрикивая по-немецки «хальт!», другие делали вид, что ничего не заметили.
Увиденное не укладывалось в детской голове. Мозг не хотел понять, как получилось, что наши родные красные воины, только что будучи свободными людьми, идут, окружённые какими-то чужими солдатами, выполняя любое их приказание. Не вытирая слёз, плакали взрослые и дети. Они понимали, что находятся в положении, ненамного лучше положения пленных, так как их жизнь и судьба находились в руках жестокого и безжалостного победителя.
***
Когда колонна пленных прошла, на земле остались лежать куски хлеба, лепешек, картошка и сухари. Всё это люди бережно собрали, чтобы дома покушать, тяжело переживая, что скудная еда не досталась военнопленным.
Жители долго не расходились по домам, вспоминая молоденьких и старых солдат, особенно тяжело раненных. С печалью в голосе говорили, что многие солдаты из-за ранения далеко не пройдут и будут расстреляны фашистами. Женщины крестились, желая бойцам сил и здоровья, чтобы их дождались дорогие мамы и жены. Взяв детей за руку, женщины уводили домой, где долго пересказывали друг другу о страшном шествии дорогих солдат, гадая, что их ждёт впереди.
Из каждой семьи кто-то из мужчин ушёл на фронт. Поэтому женщины молили Бога, чтобы тех не постигла участь только что виденных солдат. Бабушка Акулина, будучи человеком дореволюционной закалки и глубоко верующей, подошла к иконе, висевшей в углу, и стала просить Бога, чтобы два её воюющий сына лучше погибли на поле брани, чем попали в лапы дьяволов в чёрной форме.
Бог, видимо, услышал молитву бабушки, так как старший сын Сергей погиб в бою на Перекопе, а средний, Павел, вернулся домой, избежав фашистского плена.
Мама тоже помолилась перед иконами, пожелав моему отцу здравия и Божьей поддержки в боях с ненавистным врагом, напавшего на нашу землю, разлучив родных людей на несколько лет, а то и навсегда.
…Когда я слушал, как кричал инвалид кровавой войны Алексей Арсеньевич, возмущённый тем, что кто-то бросил в мирное время на землю кусочек хлеба, я, дитя войны, отлично понимал его. Я уже видел хлеб лежащим на земле — но совсем при других обстоятельствах.
