В СЕВАСТОПОЛЕ НЕ ЗНАЮТ, КАК ОСТАНОВИТЬ «ЧЕРНЫХ АРХЕОЛОГОВ»
В преддверие лета севастопольские археологи бьют тревогу: как упредить активность их вечных противников — «черных археологов»? Именно сейчас, полагают официальные археологи, можно что-то сделать, организовать хоть бы какое противодействие тем, кого они называют гробокопателями. Пока не пошла в рост трава, утверждают археологи, именно сейчас гробокопатели проявляют наибольшую активность. Почему ранней весной активизируются «черные археологи», причем здесь трава и почему ученые музеев и их общественные помощники беспомощно разводят руками — об этом и шел разговор на состоявшейся в Севастопольском медиа-центре iPC пресс-конференции.
Встречу с журналистами научный сотрудник Национального заповедника «Херсонес Таврический» Андрей Филиппенко и общественный экологический инспектор Николай Подоляко начали с обзора своих традиционных проблем: в округе Севастополя, как и на всей территории Крыма, продолжается многолетнее, если не сказать, многовековое разграбление древних поселений и захоронений. Разграбление ведется неослабевающими темпами, для этого даже применяется современные технические средства. Причем, если в прошлые времена любители поживиться на артефактах, другими словами, на предметах старины — монетах, амфорах, оружии и прочем — вели своё неправое дело лишь на суше, то теперь, ввиду развития техники, позволившей человеку опускаться под воду, поиски старинных предметов осуществляются и на море. «Когда летом мы охраняем заказник на мысе Аяй, то видим сотни желающих поднимать артефакты с морского дна», — утверждает Подоляко.
Николай Подоляко»
Вряд ли следует заострять внимание на первопричинах столь опасного промысла. Понятно, что интерес к предметам археологии зиждется на «злате», другими словами, на возможности продать найденные на морском дне предметы. Кому, где и за какие деньги — этого вопроса мы коснемся ниже.
По словам Подоляко, «черные археологи» делятся на «сухопутников» и «нырков». Если говорить о «сухопутниках», то у них есть своя иерархия. Одни из них ищут просто из любопытства, другие «знают, что ищут», третьи занимаются поиском могил и их вскрытием. Считается, что могильники — самое прибыльное в их ремесле занятие, «на предметах, найденных в могильниках, можно хорошо озолотиться». Причем, «озолотиться», как выразился общественный страж древностей, можно на всем, что найдено не только в могильниках, но и вообще — в земле. «Находят, например, снаряды, выплавляют из них тол, продают его на «черном» рынке и хорошо на этом зарабатывают», — отмечает Подоляко. Но большинство «сухопутников» не тратят время на снаряды, дела у них поважнее — искать монеты и другие предметы старины. Но, оставляя в покое снаряды, они о них никому не сообщают — ни в милицию, ни в МЧС — и это может привести к опасным последствиям. Был случай, когда на мысе Айя загорелся можжевельник, эмчаэсники приступили к тушению огня, и вдруг в лесу начали взрываться снаряды. «Вы представляете, какому риску подвергаются спасатели?»
Приходится отмечать: в том, что официальные археологи называют «черной археологией», не так все однозначно. «Официальный», к примеру, археолог Филиппенко отмечает, что продажей древностей, причем, открыто, занимались еще при царе-батюшке. Занимались все, кто хотел, — и рабочие, трудившиеся на «официальных» раскопках, и даже монахи, располагавшегося на территории Херсонесского музея монастыря…
Журналисты поинтересовались: а сколько сейчас платят тем, кто работает на «официальных» раскопках? При царе, сообщил Андрей Филиппенко, в день на раскопках Херсонеса чернорабочий получал до 3 рублей. Что интересно, и в советские годы «полевые» были такими же. «Поэтому получить 300-350 рублей за месяц в начале семидесятых было неплохо, — вспомнил, по всей видимости, годы своей молодости Андрей. — Сейчас же на экспедиции практически ничего не выделяется. Поэтому к нам приезжают и помогают бесплатно волонтеры, школьники, студенты, кружковцы…».
Этими древними артефактами любуются в музее…»
После этого радетели древностей перевели разговор в плоскость технического оснащения гробокопателей. Сейчас, утверждают они, «черные археологи» обеспечены по последнему слову техники. «По лесу уже невозможно пройти, чтобы не встретить кого-нибудь с металлоискателем. Причем, металлоискатели разные: от самых простейших до наисовершеннейших — георадаров и электромагнитоаппаратов, позволяющих зондировать землю на глубину. То же самое и под водой», — сообщил Филиппенко. И здесь он подошел к пояснению той самой весенней активности «черных археологов». Оказывается, зондировать землю, чтобы определить расположенные в ней металлические предметы, лучше всего весной, пока еще не взошла трава. И вообще, любому гробокопателю, пользующемуся металлоискателем, лучше, чтобы слой земли, отделяющий его от археологической ценности, был как можно тоньше. Чтобы уменьшить этот слой, некоторые «черные археологи» снимают пласт земли… тракторами. Именно такой случай отметил Николай Подоляко, когда в районе балки Бергмана некие ловкачи от археологии, готовясь к «сезону, завезли в помощь для своей «экспедиции» могучую землеройную технику.
Здесь, уважаемые читатели, мы подходим к интересному моменту. Некоторые «сухопутники», по словам участников пресс-конференции, работают не в одиночку, а группами в 5 — 6 человек, функциональные обязанности которых расписаны до мелочей. Есть среди них те, кто работает исключительно лопатами, — это чернорабочие. Другие, как правило, 2-3 человека, выставляются на охрану. Они вовремя замечают приближение милиции или общественных контролеров, вроде Подоляко, и сообщают об этом чернорабочим. Есть в их группе и «специалист» — он работает не лопатой, а головой и определяет, стоит ли уделять внимание найденному в земле предмету, стоит ли продолжать поисковые действия в намеченном месте или нужно перенести их на метр-другой в сторону. А руководит всей этой «бригадой» тот, кто даже и не появляется на раскопках, он только показывает место, где нужно копать. Так рассказал Подоляко.
Кто-то собирает в земле документы погибших советских воинов…>»
Автор же этих строк позволил себе расширить данное повествование, углубив поднятую общественником тему собственными рассуждениями. Вряд ли автор ошибается, а если и есть с его стороны преувеличение, то, оно, думается, не столь уж большое. Так вот, автор полагает, что руководитель всей этой «бригады», «пахан», другими словами, он не то, что не появляется на раскопках, он даже и в Севастополе не находится. Находится он, скорее всего, в Киеве или в Москве. Это он начисляет «бригаде» «полевые». Он же платит и какому-нибудь профессиональному историку, имеющему научную степень и работающему в тиши кабинета или в архиве какого-нибудь института (возможно, зарубежного).
Профессиональный историк наверняка знает, где в Севастополе во время Крымской войны, к примеру, стояли лагеря английских и французских полков и где иноземцы хоронили своих погибших. А погибших офицеров, венценосных лордов и пэров хоронить принято было, как известно, при оружии, усыпанных бриллиантами шпагах и кортиках, не будем уже говорить, какой нынче стоимости. «Пахан» же, дирижируя «бригадой», получает заказы от коллекционеров с мировым именем и связанных с аукционами, вроде Сотби. А те «гробокопатели», которые работают поодиночке, продолжает автор, — это так, шелупонь, перебивающаяся копеечными заработками от продажи монет и обломков древнегреческих ваз.
Правда, копеечные их заработки не такие уж и копеечные. В Севастополе, например, за какую-нибудь древнюю монету — все зависит, конечно, от ее сохранности и времени чеканки — можно спокойно получить, по словам Николая Подоляко, 50 долларов США. В Киеве или в Москве за ту же монету перекупщики отвалят 500 или 600 долларов. А дальше, по цепочке, чем ближе к Сотби, — еще больше. Дороже, утверждает Подоляко, ценится скифское золото. Некоторые артефакты такого рода уже в Крыму тянут на тысячи долларов, а дальше, по аналогии с монетой, — не будем уже повторяться — стоимость скифского золота возрастает в трудно представимой прогрессии.
Как же поставить заслон этому псевдоархеологическому беспределу?
Андрей Филиппенко: «Проблема существования «черной археологии» неимоверно актуальна! Нам, археологам, известно, что большинство находящихся в Крыму могильников разграблены полностью. Причем, если в Крыму и действует республиканский комитет по охране памятников и ведется определенная охранная работа, то Севастополь в этом смысле несколько обособлен. У специалистов заповедника «Херсонес Таврический» полномочия по охране археологических ценностей юридически обрезаны, мы несем лишь консультативные функции. Мы только бегаем по полям и констатируем: там что-то разрушено, там что-то украдено. Сообщаем об этом в городской отдел охраны памятников, где всего три сотрудника, которые они занимаются лишь архитектурой зданий, памятниками и монументами. Для охраны археологических древностей нужны, думаю, дополнительные структуры…». Николай Подоляко: «Государство неофициальному изъятию исторических ценностей на сегодняшний день особого внимания не уделяет. Да и полномочий задерживать «черных археологов» не только у лесников, но даже у милиции, насколько я знаю, нет».
«Черные археологи», по мнению участников пресс-конференции, приносят государству ущерб, который до сих пор еще не оценим. Был случай, рассказали они, когда пограничники задержали человека, поднимавшего со дна моря якоря, цепи и прочие предметы. Сначала оштрафовали его на 51 грн. Потом пригласили специалиста-археолога, тот приехал, оценил, что изъяли, и нарушителю выставили штраф в 17 тысяч гривен — на борту его шхуны оказались какие-то уникальные английские снаряды…
В свободной продаже — «Карта сокровищ Крыма»»
Кстати, к ценностям, находящимся на дне моря, в Севастополе сейчас наибольший интерес. Сергей Воронов, представитель появившегося еще при В. Ющенко департамента подводных древностей Украины (как утверждают СМИ, государственной структуры), занимается сейчас созданием в Балаклаве государственного музея подводных артефактов. На территории Херсонеса, прямо у берега, тоже вскорости появится, сказал Филиппенко, подводный музей. Все это замечательно, но кто будет контролировать эти музеи и их экскурсоводов? Трудно представить налоговика с аквалангом за спиной, ныряющего на глубину и пересчитывающего там найденные золотые монеты, утопленные танки (стоящие, кстати, ого-го сколько!) и все прочее, о чем мы, простые земляне, даже и не догадываемся.
Упомяну, например, о просквозившей в СМИ информации о пароходе, лежащем на дне моря возле Балаклавы, в одной из кают которого лежит, представьте себе, яйцо Фаберже. Если не контролируют обычных поисковиков, занимающихся «подъемом» остатков воинов, погибших в годы Второй мировой войны, а это — на суше, на виду, то там, в морской пучине… Трудно, повторяю, контролировать водолазов. Вот, кстати, что в отношении «сухопутных» поисковиков сказал археолог Филиппенко: «Те, кто занимается поиском артефактов времен Великой Отечественной войны, поднимают и всё остальное и, поверьте, с большим удовольствием. И что бы мне ни рассказывали, я не поверю, что у них какие-то благие намерения. Ищут, в основном, немцев, нашими же мало, кто занимается, потому что у наших ничего нет…»
глубоководный аппарат.
Весь вопрос: для чего?
Резюмируя, Андрей Филиппенко сказал, что Севастополь считается одним из археологических клондайков — на территории этого города оставили след несколько цивилизаций, в земле и на дне моря находится немало исторических предметов, имеющих трудно представимую ценность. «Но государство в отношении «черной археологии» лояльно, чиновники закрывают глаза, некоторые руководители государства являются покупателями исторических артефактов в особо крупных размерах», — считает он.
На берегу, возле развалин Херсонеса
может появиться подводный музей»
Может быть, именно поэтому в Севастополе действует никем не прикрытый рыночек, где, пусть и не в открытую, но все-таки идет торговля историческими артефактами. Вы не поверите, господа, но этот рынок находится в двадцати метрах — вы умрете сейчас от смеха! — от… городской прокуратуры. Возможно, именно поэтому совсем недавно, года два назад, на берегу Стрелецкой бухты размещалась база умельцев, в открытую поднимавших со дна моря танки, пушки и другую военную технику. Куда всё это подевалось — не известно. Но всем известно, сколько долларов зарубежные музеи отваливают за такой «металлолом» — миллионы. Возможно, именно поэтому, как утверждает Андрей Филиппенко, фотографии исторических артефактов, явно крымского происхождения и явно не для ознакомления, а для продажи, размещаются в Интернете. А есть и такие крымские ценности, которые можно увидеть и в каталогах зарубежных аукционов…
Кто же поставит предел этому беспределу?
