Мы уже рассказывали о недавней IV зимней сессии Ливадийского форума, где был учрежден Ливадийский клуб. По многолетней традиции, в декабре, отмечая очередной день рождения великого русского философа Николая Данилевского, собравшиеся ученые, политологи, депутаты, члены Русской общины Крыма, журналисты говорят о том, что сегодня представляет собой наш мир, Русский мир.
Среди гостей форума был и известный политолог, председатель общественной редакции сайта «Русская идея», доцент философского факультета МГУ Борис Межуев (на фото). Конечно, мы не упустили возможность с ним пообщаться.
— Борис, вы впервые на этом форуме — а, скажите, почему вы сюда приехали: разве в Москве нет возможности поговорить на подобные темы?
— Во-первых, в Москве действительно таких экспертных площадок нет, на которых обсуждение славянофильского наследия опосредовало бы размышление об актуальных событиях нашей политической истории. Во-вторых, я считаю, если где и нужноговорить о Данилевском и его теории, так это именно в Крыму. Потому что если где и тестировался основной тезис его концепции в последнее время, то, я думаю, в первую очередь — именно здесь.
Именно в Крыму состоялся тот самый цивилизационный выбор между Россией и Европой, причем люди сделали выбор в пользу России, сознавая, что отход вместе с Украиной и ее новой революционной властью в сторону Европы будет означать окончательное прощание с Россией.
Как я понял по контексту разговора, возникшего после моего выступления, многие крымчане боялись признаться себе в том, что выбор стоял не просто между Россией и Украиной, то есть между своей нацией и нацией заведомо чужой, но между двумя цивилизациями, или, если использовать терминологию Данилевского, культурно-историческими типами. Люди делали выбор в пользу России, иногда понимая, а иногда не давая себе отчет в том, что для них закрывается Европа.
Мне было интересно, в какой мере цивилизационный выбор психологически сознавался участниками крымских событий, то есть в какой мере тезис Данилевского, что Россия соположена не просто той или иной европейской нации — Франции, Германии, Англии, но Европе в целом, тестируется на уровне человеческого восприятия в пограничной ситуации. Ведь это было именно открытие Данилевского, что Россия может представлять противовес Европе, в том числе и в Азии. Что она может явиться глобальным контрбалансом Европе, с одной стороны, и, с другой стороны, Китаю.
По сути, геополитическая картина Евразии со времен Данилевского не изменилась только с тем добавлением, что к Европе присоединились США, и сегодня Евро-Атлантика представляет собой единое целое. Мне было очень важно и любопытно не просто услышать какие-то общие хорошие слова о Данилевском как политическом пророке, но понять, в какой мере действительно этот выбор в Крыму сознавался именно в качестве выбора между Россией и Евро-Атлантикой, а не просто между Россией и Украиной.
Видимо, не для всех пророссийских активистов вопрос стоял именно так, на что обратил внимание в своем выступлении Андрей Мальгин, — и многие крымчане считали, что русские — более европейская нация, чем украинцы: более высокоорганизованная, более культурная, более открытая миру.
— Кстати, это утверждение Андрея Витальевича вызвало несколько скептические улыбки среди тех, кто сидел около меня, пока он это произносил. Как-то не приходилось слышать этот тезис раньше… То, что крымчане воспринимали всегда Россию более развитой — да, но, мне кажется, никто не брал Европу как точку отсчета.
— Между тем, в самой России такое восприятие было. Среди националистов, в том числе радикальных, были и такие, кто считал и, наверное, считает до сих пор, что русские бОльшие европейцы, чем украинцы. И поэтому Крым как самая европейская часть Украины, с ее историческими памятниками, с ее монархическими тенями должен стремиться к России, как к подлинной Европе. Но Данилевский разворачивает эту историю принципиально иным образом, что, вероятно, более близко и мне, и вам, и вашим читателям.
Крым рождает много самых разных политических ассоциаций — нельзя забывать и об античных истоках крымской цивилизации. И, кстати говоря, Данилевский ведь тоже не отстранялся от этого сюжета — он писал о том, что соперничество между Россией и Европой восходит к противоречию между Грецией и Римом. Соответственно, хотя по теории самого Данилевского, начала одного культурно-исторического типа не переходят к другому, тем не менее Россия все же является наследницей Греции — и православной, и античной.
На это противоречие в книге «Россия и Европа» указывал Вл. Соловьев, и это, конечно, можно сказать, противоречие, рожденное самим крымским культурным ландшафтом. Данилевский, конечно, сознавал, что он пишет свою книгу в Крыму — в тех местах, которые исторически связаны с византийским наследием России. Поэтому, где как не в Крыму, размышлять о том, что в наследии Данилевского оказалось подлинным пророчеством, а что не выдержало проверку временем.
— Как раз хотела вас спросить, что нам, сегодняшним, дает его стройная теория? Ведь такого противостояния России и Европы, пожалуй, очень давно не было. Казалось, после Крымской весны немного подуспокоились наши «партнеры», поняв, что Крым назад не вернется…
— Нет, они не успокоились! Проблема борьбы за Украину никуда не делась, я бы сказал, скорее, она достигает своей кульминации. Конечно, мы надеялись, что новая американская администрация — более реалистичная, менее идеологизированная, менее заинтересованная в превращении Украины в вооруженный форпост против России, более спокойно относящаяся к восточноевропейским делам — найдет взаимопонимание с Россией. И она примет те реалии, которые возникли после 2014 года.
Оказалось, что это не так, оказалось, что Украина — слишком простой способ шантажировать Россию, в том числе и военным путем. Она не член НАТО, и в этом смысле можно безопасно для самого НАТО постоянно провоцироватьУкраину на конфликты с Россией.
— Можно поискать ответы на сегодняшние вопросы у Данилевского?
— Как вам сказать… Данилевский свидетельствует о том, что нынешнее столкновение России и Европы — это конфликт цивилизаций. Это первое. Второе — что не следует искать в Европе близких друзей, с которыми мы сможем легко подружиться. Можно искать только прагматического сближения с Европой, но не дружбы с ней. Он даже предполагал, что мы могли бы договориться с Наполеоном, то есть с континентальным гегемоном против владычицы морей Англии. Он отрицал любую идеологически мотивированную враждебность какой-то из европейских держав – на основании, в частности, общих идеологических принципов с ее соперниками. В частности, принципов консервативных, которые сближали нас с германскими монархиями и отдаляли от наполеоновской Франции.
В этом смысле Данилевский является родоначальником русского политического реализма как направления теории международных отношений. Другое дело, что теории международных отношений тогда еще не было, как не было и политологии, но в России Данилевский сыграл по существу ту роль, которую в Америке сыграл Ганс Моргентау, автор книги «Политика среди наций», которая и положила начало политическому реализму в англо-саксонских странах. Но не случайно, конечно, что в России реализм имеет «цивилизационный» характер, и наиболее естественной идеологией российской внешней политики мог бы являться «цивилизационный реализм».
Другое дело, что «цивилизационный реализм», родоначальником которого следует признать именно автора «России и Европа», надо развивать, и к самой книге Данилевского следует относиться творчески. «Россию и Европу» не надо рассматривать как Библию. Это не «Капитал» Маркса в период официального марксизма — «Россию и Европу», скорее, можно сравнить с «Левиафаном» Гоббса, сочинениями того же Моргентау, но также Джорджа Кеннана, Э. Карра.
Это очень важно, чтобы новые теоретики международных отношений попытались работать в цивилизационной парадигме, которую ввел Данилевский, и понимали, что эта парадигма являетсядля описания международных отношений в современном мире наиболее перспективной.
Важно, чтобы политические эксперты действительно исходили из парадигмы Данилевского как из первой попытки нащупать эту специфическую реальность в международных отношениях, которая не может быть прямо оправдана какой-то общечеловеческой моралью, которая тем не менее не сводится и к культуре, несмотря на все усилия Данилевского опосредовать политику культурой, ради чего он и создал эту свою теорию культурно-исторических типов, действительно очень уязвимую для критики. Но эта реальность не сводится и к экономике, и страшно сказать, как мы видим хотя бы по последним событиям в православном мире, цивилизационные границы не сводится к рубежам распространения той или иной конфессии.
Но и с балансом силы – главным политическим принципом того времени — Россия как цивилизация не слишком совместима. Данилевский полагал, что Россия самим своим фактом существования разрушаетлюбой европейский баланс. И поэтому в рамках привычного европейского баланса нельзя мыслить место России и защиту ее национальных интересов.
— Можно ли так сказать, что у Данилевского мы находим опору для уверенности в том, что мы идем правильным путем?
— Выскажусь более корректно: у Данилевского мы находим подтверждение, что наш выбор 2014-го года был верным. А каким путем мы идем вообще, в целом, это сложный вопрос: в чем-то наш путь правильный, в чем-то не очень. Поэтому у Данилевского много чего можно найти, но выбор 2014-го года действительно находит в его теории и оправдание, и особое и, полагаю, верное описание.
— У нас идет борьба цивилизаций. Это еще не война или это уже война?
— Это уже война; другое дело, что она идет «иными средствами». Ядерное оружие пока страхует нас от настоящей большой войны, и война перемещается в сферы культуры, экономики и т.д. Но задача заключается в том, чтобы эта война получила какое-то дипломатическое разрешение, более позитивное, чем финал Холодной войны.
— Получит?..
— Мне кажется, да, получит, может быть, не в ближайший, но через два — три года. Запад будет вынужден признать Россию как отдельный цивилизационный полюс силы. И только после этого признания появится шанс на договоренности и на соглашениео том, чтобы признать российские цивилизационные интересы в целом и в Крыму — в частности. И соответственно признать если не де-юре, но де-факто Крым частью России.
Фото Николая Филиппова
