У меня всё хорошо по службе. На первых порах, после окончания средней школы и беззаботной гражданской жизни, было очень трудно переносить все тяготы и лишения военной жизни. К её привыканию молодым солдатам помогали сержанты, находившиеся на втором или третьем году службы.
Именно эти воины передавали нам свой опыт боевого искусства военного человека. В полковой школе, в которой я должен был учиться год, нам преподавали сержанты, обучавшиеся два года назад в этой же школе. За хорошие боевые и политические знания, показанные во время учёбы, командованием части они были оставлены в школе для преподавания прибывшим новобранцам.
Я очень старался, как можно лучше изучать военную науку и соблюдать служебную дисциплину. И мне это удавалось. Никогда не отлынивал ни от какой самой неприятной и грязной работы, той же уборки туалетов. До армии я многое не умел делать. Только в ней я столкнулся с искусством правильного надевания портянок так, чтобы в течение всего дня избежать натирания ног. Меня приучили к соблюдению строгого армейского порядка, выполнению распоряжения начальства точно, в положенный срок, доведя исполнение до автоматизма.
Наши учителя твердили, что во время боевых действий за подчинённых думает командир, и он несёт персональную ответственность за принятое решение. Солдату остаётся только беспрекословно исполнять команды своего командира. При принятии любого решения не может быть какой-либо кампанейщины, которая может привести к анархии и негативным последствиям. Уметь брать на себя ответственность, важная черта характера любого командира. Навыки, полученные в армии, впоследствии очень помогли во время работы в милиции, когда мне пришлось руководить подчинёнными.
Я был отличником боевой и политической подготовки. Наш командир отделения, сержант третьего года службы, обучавший курсантов мастерству проводной телефонной связи, не скрывал, что готовит меня на своё место. Я, прославившись тем, что однажды перепуганный змеёй, выполнил армейский норматив необыкновенно в короткий срок, старался в дальнейшем не ударить лицом в грязь. Делал это не для того, чтобы как-то выделиться среди своих товарищей. Я это делал для того, чтобы выработать в себе мужество, и быть предельно обязательным человеком.
Мне, передовику учёбы и дисциплины, было очень стыдно сознавать, что несмотря на все успехи по службе, я продолжал панически бояться змей, с которыми приходилось встречаться, если не постоянно, то часто. Но я всё-таки постепенно стал реагировать на встречи с ними не с таким страхом, как было несколько месяцев назад. Это было связано с тем, что я убедил себя быть всегда очень внимательным, и стараться поменьше встречаться с этим неприятным отрядом пресмыкающихся. Однажды во время дневного отбоя я решил пройти через деревянный мостик, перекинутый через один из широких арыков, чтобы посмотреть, что делается на той стороне арыка.
Знал со слов старослужащих, что всего в километре от арыка, даже ближе, находилась какая-то небольшая азербайджанская деревня с хорошей, гостеприимной чайханой.Только на третьем году службы, когда я носил погоны сержанта, мне с другом по службе удалось дважды побывать в этой чайхане, и впервые из пиалы попить вкусного чая.
Мостик был с перилами, чтобы легче было передвигаться по его хлипким доскам. Они имелись только с одной стороны. В хорошем приподнятом настроении я ступил на мостик, под нос напевая какую-то незамысловатую песенку, помогавшую скрашивать моё одиночество. При этом я, не глядя на перила, молодецки похлопывал по ним правой ладонью в такт напеваемой мелодии и грохоту моих кирзовых сапог. Неожиданно моя ладонь коснулась чего-то крайне неприятного, похожего на упругий шланг, холодный и скользкий.
Я сразу же почувствовал страшную брезгливость. Осторожно глянув на свою ладонь, увидел, что она лежит поверх тела длиннющей змеи, переброшенной через перила, и свисающей, как толстая мокрая верёвка. Глаза у змеи были открыты. Мне показалось, что она уставилась на мои ноги, готовясь к прыжку. Пальцы рефлекторно сжались так сильно, что тело гадюки оказалось зажатым, как стальными тисками, в побелевшем от напряжения кулаке. Я не стал задумываться, живая ли змея, зажатая в нём. Мне надо было немедленно освободиться от этой проклятущей змеи, из-за которой от страха пот покатился по мне градом с головы до пят, отчего портянки стали мокрыми.
Когда я резко оторвал руку от перил, то в ней оказалась зажатая в кулаке гадюка Я пытался разжать кулак, но у меня ничего не получалось. Пальцы мёртвой хваткой держали гадюку, не давая возможности с ней расстаться. И тут мне показалось, что до этого, безвольно висевшая голова змеи, зашевелилась, и стала медленно подниматься, неумолимо приближаясь к моему дрожащему телу. Несмотря на все мои усилия, пальцы не хотели разжиматься. Тогда с невероятной быстротой я помчался вперёд, держа максимально вытянутую в сторону правую руку вместе со змеёй. Мне было понятно, что я самостоятельно никогда от неё не избавлюсь.
Я интуитивно побежал в сторону деревни, где люди смогли бы мне помочь избавиться от навалившегося на меня страшного несчастья. Бежал, что есть мочи, непрерывно вертя рукой, как пропеллером, чтобы змея в конце концов выскользнула из кулака. Её вдвое сложенное тело повторяло все движения моей руки, описывая круги, но продолжая в ней оставаться. Через несколько минут я стоял на краю деревни, столкнувшись с благообразным старичком маленького роста, имевшему роскошную седую бороду, начинающуюся у висков и волнисто опускающуюся вниз. Он гнал перед собой небольшого смирного ослика, видимо, выгоняя его за деревню на пастбище.
Старик сразу же понял, что со мной происходит. Он спокойно взял мою руку и не без усилий разжал пальцы, отчего гадюка тут же выскользнула из раскрытой ладони, с лёгким шлепком упав на пыльную деревенскую землю. На плохом русском языке старик сказал, что я напрасно испугался кем-то зря убитой абсолютно безвредной не ядовитой змеи. Он сказал, что надо в Азербайджане боятся змею, которую в народе называют «семь братьев». Слушая спокойную и плавную речь старичка, я постепенно совершенно успокоился. Когда он собрался рассказать о какой-то страшно ядовитой гадюке, я поблагодарил его за оказанную помощь, и извинился за то, что, к сожалению, не имею времени, чтобы выслушать интересный рассказ. По-сыновьи, крепко приобняв старика, что было духа помчался в часть. Когда я подбежал к дверям казармы полковой школы, услышал, как старшина по кличке «Волк» скомандовал отдыхавшим курсантам подъём после дневного сна.
Если бы я на него опоздал, то мог бы быть наказан старшиной в дисциплинарном порядке. Через минуту я стоял в общем строю, с ужасом вспоминая змею на перилах мостика.
