Крымское Эхо
Библиотека

Моё первое дисциплинарное взыскание

Моё первое дисциплинарное взыскание

(записки бывшего следователя)

С новенькими погонами лейтенанта после окончания Одесской специальной школы милиции я стоял перед заместителем начальника по кадрам Крымского УВД. Строгий на вид полковник листал моё личное дело, хотя по лицу было видно, что он давно изучил всё, что там есть. Я был совершенно спокоен, так как государственные экзамены по Истории КПСС, Основам уголовного права и Специальным дисциплинам сдал на отлично.

Мне было известно, что из горкома партии моего любимого города в областное УВД было направлено письмо с ходатайством о направлении меня работать в милицию по месту жительства родителей. Кто решится отказать просьбе единственной в Стране Советов партии коммунистов!

С учётом полученных знаний мне было настойчиво предложено остаться работать в милиции Одессы на хорошей должности с перспективой на быстрое повышение по службе и с предоставлением квартиры через год. Но, хотя моя будущая жена была одесситкой, работающей на престижной должности в НИИ имени Мечникова, её родители и многочисленные родственники проживали в этом красивейшем южном городе, я ответил категорическим отказом. Мне всегда казалось, что в свой город Керчь я влюбился с пелёнок. Я не мог ему изменить ни при каких обстоятельствах. Эта любовь во мне жила постоянно, где бы я ни находился.

Я стоял и всё ждал, когда седовласый полковник подбежит ко мне, пожмёт руки, а то и по-отцовски приобнимет и со скупою слезою на глазах начнёт благодарить за мой патриотизм к малой Родине, к своему городу. Мне думалось, что из чувства скромности, не ожидая до конца благодарственную речь, придётся успокаивать не в меру обрадовавшегося полковника по случаю моего прибытия в милицию Крыма.

«Чёрт с ним, с чудаком полковником, тянущим резину, — думал я. Попью с мужиком кофе и помчусь к моему постоянному месту службы, домой, где меня с нетерпением ждут отец с матерью». Они так хотели, чтобы их любимый единственный сын был рядом с ними!

Наконец полковник небрежно закрыл моё личное дело, тяжело прихлопнув его ладонью так, что в пластмассовом стаканчике письменного прибора запрыгали карандаши, а я невольно вздрогнул. Пронизывая меня взглядом старого прожжённого кадровика, полковник, чётко выговаривая каждое слово, с издевкой спросил: «Ты думаешь, что в милиции Крыма не хватает нарушителей служебной дисциплины, и ты решил пополнить их ряды? Это ж надо было умудриться, во время учёбы в серьёзном заведении получить выговор с занесением в личное дело! Что с тобой, хулиганом, делать, буду решать у генерала, начальника УВД».

Я, не дослушав его гневные слова, с глубоким возмущением произнёс, что он плохо изучил моё личное дело или с чьим-то перепутал. В моём — нет никакого выговора и быть не может, так как никто его не объявлял. Тогда полковник медленно раскрыл дело на листах с бумажной закладкой и зачитал приказ начальника учебной школы об объявлении мне выговора за драку с местным населением, с одесситами. На обложке дела указательным пальцем он ткнул на написанные мои фамилию, имя и отчество.

Я моментально вспомнил драку с одесской шпаной за месяц до начала государственных экзаменов. И так как полковник попросил рассказать, в связи с чем я устроил в Одессе побоище, начал подробно излагать событие той злополучной ночи.

***

Пятеро курсантов, и я в том числе, поздно ночью возвращались с танцевальной площадки в свою школу. Четверо из нас были одеты в гражданскую одежду, а парень из Москвы, Олег, — в форме курсанта милиции. По просьбе горкома комсомола Одессы мы помогали сотрудникам милиции, обслуживающим парк имени Шевченко, в котором была громадная танцевальная площадка, навести общественный порядок на танцах, так как участились драки между молодёжью города, иногда с тяжёлыми последствиями.

За оказанную помощь бывалые менты нас искренне поблагодарили, заверив, что в школу милиции напишут ходатайство о нашем поощрении. Мы были в приподнятом настроении, зная, что к месту службы приедем с поощрением, отражённом в личном деле.

До входа в школу оставалась пара десятков метров. Улица Карла Либкнехта, на которой она была расположена, очень хорошо освещалась. Тогда по ней с заливистым звоном ходил трамвай. Мы обратили внимание на группу парней, человек десять, стоящих на тротуаре. Они часто собирались на этом месте, приходя на свидание к девушкам, работавшим на швейной фабрике имени Воровского. Их общежитие находилось за углом здания школы, в том же дворе, где располагался наш спортивный зал для тренировок по владению приёмами самбо.

С этими девушками никто из курсантов школы не встречался, так как у нас была общая художественная самодеятельность с девушками НИИ имени Мечникова. Их там было больше, чем нас, курсантов обеих курсов, в два раза. Поэтому не было необходимости водить дружбу ещё с другими девчатами.

Это обстоятельство никогда не приводило к стычкам с ребятами, приходящим к девушкам в их общежитие. Мы не знали ни тех, ни других. Слышали, что парни девушек жили в каком-то районе Одессы, которые по своему взрывному характеру превосходили хулиганистых парней с Молдаванки и Пересыпи. Их почему-то называли «канавскими». Что это значит и где находился район с задиристой босотой, я до сих пор не знаю.

Олег, закуривая сигарету, немного отстал от нас. Он как раз остановился напротив этой чёртовой одесской шпаны. Кто-то из них вызывающе громко назвал Олега «легавым». Не раздумывая, Олег подошёл к группе хорошо выпивших ребят и спросил, кто его оскорбил. Перед ним предстал парень выше его на голову, небрежно перебрасывая папиросу «Беломор-Канал» из одного угла рта в другой. Настроен он был решительно и воинственно, явно готовясь к нападению. Правую руку, презрительно улыбаясь, держал в кармане брюк.

Дабы упредить нападение, Олег молниеносно сделал ему подсечку ноги и, падающему, добавил толчок ладонью в лоб. Папироса, сверкая табачными искрами, вылетела изо рта парня, а сам он грохнулся на тротуар, разбросав в стороны руки и ноги. Из правой руки, сверкая лезвием, выпала финка.

Толпа только этого и ждала. Все бросились на Олега, мешая друг другу. Мы мигом оказались возле дерущихся. Началась сильная общая драка. Я помню, как на меня набросился парень моего роста с ножом в руке. Левой рукой я вывернул ему руку, отчего нож отлетел в сторону. Тут же головой нанёс мощный удар парню в лицо, разбив основательно нос, из которого обильно потекла кровь. От боли, сплёвывая кровь, он сел на землю и завыл.

В это время, когда я поворачивался назад, парень намного выше меня ударил кастетом по голове вскользь, так как я успел увернуться от прямого удара. В ответ, используя боксёрский приём, я нанёс ему удар в подбородок снизу. После такого удара парень больше не нападал.

Как я, отбивались и мои товарищи, нанося существенный урон напавшим. Вскоре все они лежали на земле, помогая друг другу подняться на ноги. Драка длилась короткое время. Нам, находившимся в меньшинстве, конечно, тоже досталось, но не в такой степени. У меня на голове вскочила шишка. У некоторых ребят оказались разбитыми губы. Собрав и отобрав все ножи и кастеты, в школу мы зашли победителями.

***

Посовещавшись, решили утром пойти к начальнику школы и во всём признаться, пояснив, что не мы были зачинщиками драки и что мы защищали честь милицейского мундира.

Начальник школы, имеющий большой опыт милицейской работы, предположил, что побитые нами хулиганы, которые всегда бывают жидкими на расправу, могут прийти к нему с жалобой. Мы должны будем спрятаться, чтобы они не увидели нас.

Так и случилось. Трое вчерашних дерзких хулигана пришли с жалобой, требуя показать побивших их курсантов. У одного из них была перевязана голова. Начальник их принял вежливо, тактично объясняя, что курсантам милиции запрещается ходить в гражданской одежде. Поэтому они дрались не с курсантами. А тот, кто был в милицейской форме, мог быть действующим сотрудником милиции, а не курсантом. Дежурный по школе офицер ему якобы доложил, что в ночное время в коридор школы действительно заходило несколько гражданских парней, которые привели себя в порядок и ушли, сказав, что они подрались с напавшими на них хулиганами.

«Канавские» парни настояли на том, чтобы им показали всех курсантов, так как они хотят подать заявление на ночных обидчиков для привлечения тех к уголовной ответственности. Для «объективности» сказанного начальником школы по его приказу по тревоге во дворе были построены все курсанты двух курсов — кроме нас пятерых, спрятавшихся на чердаке здания и осторожно наблюдавших за тем, как происходит опознание.

«Канавские» долго ходили вдоль строя, всматриваясь в лица курсантов. Никого не опознав, они махнули рукой, покинув школу и пообещав встретить в городе своих обидчиков и как следует наказать без суда и следствия. Не представляю, как они могли опознать нас, одетых в форму курсантов, которая очень изменяет внешность. В общей жестокой схватке я сам плохо запомнил парней, которые напали на меня, и вряд ли с уверенностью смог бы их опознать.

Когда «потерпевшие» покинули школу, начальник, преподаватели и курсанты с облегчением вздохнули. Не было никаких последствий. Наши действия не разбирались ни на общем собрании курсантов школы, ни на комсомольском собрании нашего курса. Никто не объявлял приказа о нашем дисциплинарном наказании.

***

Выслушав мой рассказ, полковник-кадровик предложил выпить с ним кофе, сказав, что курсанты мало дали хулиганам, если как зачинщики драки они на своих двоих смогли прийти жаловаться. Но меня строго предупредил, что во время своей практической деятельности я в свой адрес ещё не раз услышу незаслуженные грязные оскорбления, на что не должен буду ни в коем случае реагировать не только кулаками, а даже словами.

Надо быть всегда выше этого, и не становиться на одну доску с хулителями доблестных работников милиции. Необходимо уметь дать в рамках закона достойный отпор напавшим на работника милиции или любого гражданина. Ещё полковник порекомендовал не обижаться на начальника школы милиции, так как тот на всякий случай подстраховал себя от любой комиссии, которая могла нагрянуть с проверкой по заявлению хулиганов. А ему надо было дослужить до пенсии.

Я был направлен в свой город на должность оперативника уголовного розыска. Но окончательно и бесповоротно влюбился в милицейскую жизнь, когда стал работать следователем.

Вам понравился этот пост?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 0 / 5. Людей оценило: 0

Никто пока не оценил этот пост! Будьте первым, кто сделает это.

Смотрите также

«Я знаю Русь, и Русь меня знает»

Прокуратуре «надлежит быть»

Севастополь, город русской доблести и славы

Оставить комментарий