(из серии рассказов «О людских судьбах»)
Мы хорошо знали друг друга по школе. У каждого из нас были свои друзья. Часто встречались на школьном дворе, когда играли в баскетбол. Тит, которого так нарекли его родители, историки по образованию, в честь жившего в четвёртом веке римского консула, от нас отличался высоким ростом, потому ему проще было забрасывать мяч в корзину.
Девочки, находившиеся в качестве болельщиц команд своих классов, приходили на игры в первую очередь для того, чтобы полюбоваться красивым парнем. Когда Тит удачно забрасывал мяч в корзину, они начинали неистово верещать и до боли хлопать в ладоши, успевая поглядывать с завистью на стоящую всегда в сторонке соученицу Асю. Все знали, что Тит и Ася безумно влюблены друг в друга.
Подруги считали, что в Асю невозможно не влюбиться из-за роскошной, цвета льна, косы, доходившей до пояса. Широко раскрытые голубые глаза с длинными пушистыми ресницами делали Асю неотразимой. Никто из парней не пытался за ней ухаживать, зная крутые кулаки Тита. Однажды на улице два здоровенных хулигана попытались в присутствии Тита оскорбить Асю, о чём потом пожалели. Убежали в разные стороны с разбитыми в кровь носами.
***
Прошли годы. Все стали взрослыми. Обзавелись семьями. Некоторые школьные друзья-товарищи имели детей. После окончания одного и того же института Тит и Ася вернулись в родной город. Их специальность позволяла получать неплохую зарплату. Обеспеченные родители Тита помогли молодым супругам приобрести чудный домик с роскошным садом.
Море от него находилось в паре сотне метров. Тит и Ася были заядлыми моржами. В летнее время каждый вечер проводили у моря. Домой возвращались, когда на небе всходила луна. Дома их ожидали любимицы, две пушистые кошки и овчарка русской породы. Детей у них не было, так как не спешили обзавестись детворой, воспитание которой занимает много времени. Пока их заменяли преданные хозяевам домашние красавцы-животные.
Тихим летним вечером Тит и Ася любовались лунной дорожкой, протянувшейся от горизонта до кромки берега. С ними был напросившийся в компанию скучающий в одиночестве их сосед, жена которого уехала в командировку. Мужчины не отказали себе в удовольствии выпить по паре бутылок холодного пива.
Когда возвращались домой, Ася немного отстала от мужчин, предупредив Тита, что ей необходимо по дороге зайти к знакомой, шившей для неё модное летнее платье. При возвращении домой надо было только один раз перейти дорогу, по которой в тёмное время суток машины проходили редко.
Далеко отойдя от дороги, Тит и сосед в ночной тишине услышали резкий скрип тормозов, не придав ему никакого значения. Часа через два в домик Тита, с нетерпением ожидавшего Асю, пришёл работник милиции, сообщивший, что жена была смертельно травмирована автомобилем. Ему следовало прийти в морг на опознание.
Тита в городе я встретил случайно. Сначала его не узнал. Куда девалась гордая мужская осанка! Передо мной стоял неухоженный, обрюзгший, заросший грязной щетиной старик. Сквозь щетину можно было рассмотреть преждевременные морщины. Мы обнялись, как старые знакомые. Из когда-то гордых глаз Тита полились горькие слёзы. Было понятно, что человека окончательно добило одиночество и тоска по любимой жене.
Тит был хорошо выпивши, но твёрдо стоял на ногах. Пожаловался, что у него не хватает денег на бутылку, чтобы утром было чем опохмелиться. Когда ему давал деньги — все, что были при мне, Тит, крестясь, клялся отдать долг, как только устроится на работу.
***
Следственно-оперативная группа была направлена на осмотр трупа. Стояла холодная суровая крымская зима. Снега не было. Ветер, пронизывающий до костей, постоянно гнал колючую позёмку. Было неуютно и тоскливо от низко нависшего хмурого неба.
Труп лежал у края дороги, рядом с чахлыми кустиками. Это был мужчина высокого роста, перед смертью прижавший к груди ноги. На голову, без шапки, была натянута старая грязная фуфайка. Руки с окровавленными костяшками пальцев прижимали фуфайку к голове, закрывая лицо. Фуфайка покрылась тонким слоем пороши, а в начавшихся седеть волосах трупа застряли сверкающие снежинки.
Кровь на руках и отсутствие пара от дыхания над головой свидетельствовали, что мужчина был мёртв. Я вместе с экспертом-криминалистом стал описывать место преступления, не касаясь трупа. Положение трупа с повреждениями надо будет описывать с участием судебно-медицинского эксперта, приезд которого ждали с нетерпением. Участковый и оперативники помчались по домам в поисках очевидцев преступления.
Врач-эксперт приехал на своей машине. Он сразу направился к трупу. Вернувшиеся ни с чем участковый и оперативники последовали за ним. Тот наклонился над трупом и осторожно повернул на спину. Труп зашевелился, и не открывая глаз, простуженным голосом произнёс: «Прошу меня не трогать».
Даже ко всему привычный «последний доктор», как между собой работники милиции называли медицинского эксперта, сделал быстрый шаг назад, нелепо всплеснув руками. Остальные от неожиданности отпрянули в разные стороны. Кто-то на чём свет стал костерить оживший труп, а кто-то не мог остановиться от смеха. Но все были довольны, что нет никакого криминала. Было понятно, что пьяный бомж решил отдохнуть своеобразным способом.
В бомже я узнал старого знакомого Тита.
***
Вся группа уехала в УВД, а я решил сопроводить его домой, благо, он находился в нескольких десятках метров. Мне пришлось изрядно попотеть, пока я тащил Тита, который был на голову выше меня. Калитка во двор и входная дверь в дом оказались незакрытыми. Везде царили запустение и беспорядок.
Во дворе нас дружно встретили отощавшие собака и два облезших кота. Они стали, отталкивая друг друга, тереться о ноги Тита. Собака беззлобно лаяла, а кошки, задрав морды и став на задние лапы, передними усиленно царапали изношенные штаны Тита. Он из кармана брюк достал небольшой батон варёной колбасы, и отрывая от неё куски, стал кормить спутников своей одинокой жизни. На его испитом лице появилась слабая улыбка.
Тит сказал, что из-за этой колбасы он подрался с бомжом, с которым пил самогон. Приятель по бутылке требовал на закуску съесть варёнку, припасённую Титом для своих любимых животных. Из-за этого получилась пьяная ссора, перешедшая в драку. Как заснул на морозе, совершенно не помнил. Я видел, что хмель постепенно покидает Тита. Его речь становилась осмысленнее. Он позвал меня в дом. Мне было интересно увидеть жилище пропадающего мужика.
В комнатах не оказалось никакой мебели. Везде грязь и уныние. В самой большой комнате, в углу, валялся матрац с набросанным на него разным тряпьём. Холод был такой, как на улице. Все стены, с кое-где ободранными обоями, были пусты. Торчавшие гвозди напоминали, что на них когда-то висели ковры.
На одной стене, между окон, висел написанный маслом громадный портрет Аси. От холода он покрылся инеем. Ася была в роскошном, расшитым золотом тяжёлом царском платье, поверх которого лежала до пояса роскошная коса цвета льна. Голубые глаза смотрели прямо перед собой. Они смотрели на стоящего перед портретом, и продолжала смотреть, в какую бы тот ни отходил сторону.
Ася длинным красивым указательным пальчиком, украшенным кольцом с громадным сверкающим бриллиантом, манила к себе смотрящего на неё. Тит подошёл к портрету, перекрестился, поцеловал его внизу и заплакал.
Вдруг он покинул меня, попросив его подождать, пока он сбегает к соседу. Вскоре Тит возвратился с бутылкой самогонки. Уговорил меня выпить вместе с ним, чтобы вспомнить наши молодые годы и красавицу девушку Асю. Я не стал отказываться.
Перед этим я нашёл куски досок от бывшей мебели, которыми растопил разваливающуюся кирпичную печь. Постепенно в комнате появилось тепло, отчего по портрету Аси потекли тоненькие струйки, состоящие из маленьких сверкающих капель. Когда они начинали течь от широко раскрытых глаз Аси, казалось, что она ожила и заплакала, не скрывая своих слёз.
У Тита я пробыл несколько часов и многое узнал из его нынешней беспросветной жизни. Он утверждал, что очень хочет на том свете быстрее соединиться с дорогой женщиной, расставшись с никому не нужной его жизнью.
Я обратил внимание на надетую на шею грязную, когда-то розовую, тесёмку с висевшим на ней маленьким медальоном. Тит бережно его раскрыл и показал лежащие в нём коротенькие волосы Аси. Он смотрел то на медальон, то на портрет Аси, шепча одну и ту же фразу, что скоро к ней придёт.
Криво усмехнувшись полубеззубым ртом, Тит с горечью поведал, что он несчастлив даже в смерти, так как и в ней судьба против него. Он несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством. Один раз в электрическую розетку вставил голый провод. Его долбануло так, что он отлетел к противоположной стене, но остался жив. Получилось замыкание, отчего в доме не стало света.
Как-то в сарае решил повеситься. Пришёл в себя лежащим на полу с петлёй на шее. Рядом сидела жалобно поскуливающая овчарка. Он понял, что использовал верёвку, которая не выдержала веса его тела и оборвалась. Неоднократно, как сегодня, в лютый мороз, засыпал на земле с надеждой никогда не проснуться. Каждый раз оставался жить, разбуженный и отогретый случайными прохожими.
Но его не покидает мысль расстаться с жизнью. На земле его некому будет оплакивать. Родители друг за другом с перерывом в один год давно умерли.
Как мог, я старался успокоить бывшего товарища, парня-красавца. Предлагал свою и моих хороших знакомых врачей психиатров, и наркологов всяческую помощь. В ответ Тит только пьяно рассмеялся, безнадёжно опустив голову и смахнув грязным рукавом куртки вновь набежавшие слёзы. Я дождался, когда прогорит печка, а Тит крепко заснёт, зарывшись в кучу тряпок, лежащих на матраце.
***
Зима, как никогда, брала своё. Мороз крепчал с каждым днём. Как вольнонаёмный следователь, я имел возможность раз в неделю читать лекции по уголовному праву в институте города, расположенном на улице, примыкающей к городскому бульвару. Какая б ни была погода, я всегда из УВД пешком направлялся в институт, проходя весь бульвар.
Море от меня было в нескольких метрах. Я смотрел, как оно всё больше покрывалось льдом, оставляя кое-где полынью. Лёд пока был крепок только у самой кромки берега. Став на лёд, надо было с большой осторожностью продвигаться от него в глубину моря.
В хмурый холодный день, когда всё время с неба срывалась снежная, жёстко бившая по лицу снежная крупа, я наконец добрался до института, где долго отогревал превратившиеся в ледышки руки, которым не помогли тёплые на меху перчатки. По пути я не встретил ни души.
Назад через пару часов, рискуя снова замёрзнуть, возвращался на работу той же дорогой, чтобы не изменять своей традиции. Ветер усилился, и вместо крупы пошёл крупными хлопьями снег. Видимость ухудшилась. Зайдя на бульвар, на замерзшей поверхности моря увидел группу людей. Они находились в метрах тридцати от берега. Что они делали, из-за густо идущего снега невозможно было рассмотреть. Из любопытства ускорил шаг.
Когда поровнялся с теми, кто стоял на льду, перелез через невысокий парапет и с опаской стал на лёд. В метрах двух от небольшой полыньи работала следственно-оперативная группа, осматривающая труп мужчины, вытащенный из воды. На льду, рядом с трупом, лежала старая сухая фуфайка. Мужчина высокого роста лежал лицом вверх. Глаза его смотрели в небо. Правая рука, с крепко сжатыми пальцами в кулак, была вытянута вдоль тела.
Между сотрудниками шёл разговор, был ли это несчастный случай или самоубийство. Не исключалась версия, что кто-то из злоумышленников толкнул мужчину, по виду похожему на бомжа, в полынью. Хотя лицо утопленника заросло густой бородой, я в нём узнал Тита.
Несколько пуговиц рубашки были расстёгнуты, открывая на обозрение шею и тощую грудь. На шее не было розовой тесёмки с медальоном. Я стал кое-что понимать. Подойдя к трупу, с большим трудом разжал посиневшие пальцы Тита. В кулаке был зажат маленький медальон.
Я сказал, что произошло самоубийство моего старого знакомого, безумно любившего жену, нелепо погибшую под колёсами автомобиля. Он боялся, находясь в полынье, потерять медальон с волосами его жены. Потому, прежде чем сделать роковой шаг, медальон зажал в кулак.
В подтверждение своих слов я осторожно раскрыл медальон. В нём лежало несколько намокших женских волос цвета льна, немного потемневших от холодной морской воды…
Фото из открытых источников
