Долгая дорога в Крым [2]

Юрчишко Петр Устинович

01.11.1913г. (20.12.1913г.) – 28.04.2003г.

ВОСПОМИНАНИЯ

После начала коллективизации нашу семью, похоже, причислили то ли к кулакам, то ли еще к кому-то нехорошему. Хотя у нас никогда не было наемных работников. Просто родители и мы, 5 детей, работали от зари до зари. Поэтому у нас к 1917 году Появилась своя веялка, 3 коровы, теленок, лошадь, жеребенок, кажется подумывали чтобы купить косилку. Родители мои простые неграмотные крестьяне. А мой старший брат Коля выучился на телеграфиста и работал на железнодорожной станции.

Он привозил нам журналы по сельскому хозяйству, и мы обрабатывали землю уже не как все наши соседи, а по науке. Поэтому и результат у нас был намного выше, чем у соседей и поэтому мы стали жить лучше некоторых наших соседей. Но вот пришел к нам деревенский пьяница по фамилии Лукашонок и у нас отобрали. Это было в 1928.

Мне было 15 лет, было трудно, нас обливали грязью, меня исключили из школы. Многие смотрели на нас как на врагов народа. А ведь мы были таким же детьми крестьян, как и остальные жители деревни. Отец эту обиду переживал молча. Мать говорила «Пусть их, лодырей, жуликов, хапуг накажет бог». Я считаю, что мы выжили, хотя жили бедно. По возможности учились честно жить.

В 17 лет добрый молодой человек, меня, с мешком и сумкой через плечо, привез в Ленинград (это был, кажется Ладис Петр Викторович – замечательный человек, любая работа в его руках спорилась. О таких в народе говорят, что он и швец, и жнец и на дуде игрец. Это брат Ладиса Ивана Викторовича – впоследствии нач. отделения Октябрьской железной дороги. Папа говорил, что у него есть даже личный вагон). В 1937 году на Петра Викторовича написали донос, и он почти погиб в этих лагерях. А для меня он сделал очень много. Привез меня из белорусской деревни в Ленинград, прописал в своей маленькой комнатке на Лиговском пр., 120 и вывел в люди. У нас в деревне я бы просто погиб.

Сестра Петра и Ивана Ладисов, Екатерина стала женой старшего моего брата Коли и близкой подругой моей жены Татьяны. Кажется, я все правильно вспомнил. Петр Викторович Ладис устроил меня на завод разнорабочим (до революции таких называли чернорабочими). А это было непросто. В стране была безработица. У меня не было ни денег, ни жилья. Кусок хлеба – это счастье. Где ночевать. Первое время я жил на заводе, в цеху под станком. В перерыв сбегаешь в магазин и купишь 1/4 буханки хлеба (на 3 копейки), а воду набирал в бутылку из под крана прямо на заводе. Конец рабочего дня. Всем покинуть цех. А мне надо незаметно остаться там, чтобы не пришлось ночевать на улице. Еда крайне скудная, а работа очень тяжелая физически. Плюс, постоянное нервное напряжение. Ведь если кто-то поймает тебя в цеху после работы, могут решить, что ты вредитель и остался чтобы испортить дорогие станки.

На улице, на вокзале, тоже ночевать нельзя. Милиция сразу же заметит и спросит паспорт и т.д. Работал я в бригаде, где был откровенный рабочий сброд (пьяницы, лодыри и т.д.). На перерыв их с территории завода не выпускали (могут напиться и т.п.). Они стали посылать за водкой меня, учить правильной жизни рабочего человека. Как-то меня с очередной этой покупкой заметил старый большевик, участник штурма Зимнего рабочий Куварин. Он спросил меня, куда я ходил в перерыв и зачем. Я простодушно рассказал ему все. Он сказал «Сынок, что же ты делаешь» — я опешил. Откуда мне, деревенскому пареньку было знать как должен себя вести настоящий рабочий.

В бригаде, куда меня направили, все так делали. Чем-то я понравился Куварину и он добился, чтобы меня перевели в комсомольско-молодежную бригаду. Там была совсем другая жизнь. Бывший немецкий завод Сангали (ныне завод имени 2-й пятилетки) должен помочь стране избавиться от иностранной зависимости. Наша бригада выполнила план 2-й пятилетки за 3,5 года. Голодные, холодные, безквартирные мы работали по 14-16 часов в сутки. Нас выгоняли после работы (в стране введен 8 часовой рабочий день), а мы оставались и работали. Красный директор завода жил нашей жизнью. Он кушал вместе с нами в одной столовой жалкие обеды. Он рассказывал нам о Ленине, как брал Зимний, как подавлял Кронштадтский мятеж. Мы были одной семьей, огорчались неудачам и радовались успехам, а их было много и тех и других. С нами радовалась вся страна. Незабываемый 1932 год. Митинг на заводе. Красного цвета лозунг «Слава комсомольцам и молодым юношам и девушкам, выполнившим пятилетку в 3,5 года». Мы своим трудом избавили страну от иностранной зависимости — мы изготовили 1-ю бумагоделочную машину.

Вызвали на сцену меня и вручили грамоту (она у меня и сегодня как самый дорогой подарок). Я, задыхаясь от радости, ответил «Слава моя конечно, в цехах моего завода, и я ее вместе с грамотой получу». Работая, слушая советы бывалых, стал знакомиться с Ленинградом. Ходил пешком по городу, посещал любые бесплатные лекции. В Доме культуры встречался с писателями, поэтами, журналистами, военными, знатными людьми. У меня появилась мысль стать военным, чтобы защищать Родину, родной Ленинград. Все время занят общественной работой, а образование всего 7 классов. Надо учиться. Работать и учиться, повышать свой образовательный уровень. Кроме этого учиться военному делу. Научился стрелять — значок Ворошиловский стрелок, ГСО,ПВХО, военные походы в противогазах и т.д.

В сентябре 1933г. райком комсомола Володарского р-на Ленинграда направил меня в школу № 19 в качестве комсорга (это за Невской заставой). Тут учились дети рабочих со знаменитых революционными традициями заводов — завод Большевик, имени Ленина, имени Ворошилова и др. Все шло хорошо. Перед нами, молодыми комсомольскими активистами выступали С.М. Киров, генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Косырев и др. Косырев, в матросском бушлате, тельняшке говорил на простом и понятном, нам рабочим парням, языке. Прекрасный оратор, он говорил «Я обращаюсь к вашим головам, рукам и ногам». Мы слушали его затаив дыхание.

Мы были готовы немедленно выполнить любую его просьбу, приказ. Кажется, прикажи он нам немедленно прыгнуть в окно со 2-го этажа и мы это сделаем не задумываясь. Такова была сила воздействия его речи на нас, комсомольцев. Все это накладывало на нас свой неизгладимый отпечаток. Мы, молодежь 30-х годов, полюбили Ленинград и ленинградцев на всю жизнь и никогда ему не изменяли. Страна начинает жить лучше. Нет большой разницы между богатыми и бедными. Люди приветливые. С нами Маяковский, страна крепнет и крепнет. И вдруг, черные дни декабря 1934. 1 декабря 1934г. убит С.М. Киров. Мне вспомнили старое. Как тяжело быть без вины виноватым. Меня сразу же исключили из комсомола, отобрали паспорт.

По улице идешь и боишься ненароком нарушить какие-нибудь правила. Вдруг остановит милиционер. Он сразу же спросит паспорт. Его нет. Все, конец. Но обошлось. Помогли, поддержали в трудную минуту верные друзья. Верили, что я ни в чем виноват. Поддержали морально и материально. Выжил. Разобрались. Вернули паспорт, восстановили в комсомоле. Опять появились перспективы в жизни. Я решил посвятить себя военному делу. Рогаток много. Мандатная комиссия — кто, откуда, кто родственники и т.п. Хотел поступить в Военно-морское училище, не пропустила мандатная комиссия. Пошел по другому пути. Планеризм, парашютизм, аэроклуб и т.д. Получилось.

В 1937 нас, агитаторов из аэроклуба, стали посылать в ЖЭКи провести беседы с жильцами. Самыми благодарными слушателями (особенно на военные темы) были пожилые люди и школьники. В 1937 меня послали провести такую беседу на ул. Таврическая. Во дворе я увидел играющих ребят и попросил их быстро обежать квартиры и пригласить жильцов дома в красный уголок для беседы. Среди школьников была и пытливая сероглазая 15-летняя девчонка, которой я приглянулся. Она была уже студенткой педтехникума. Мы — это три курсанта аэроклуба Коля Васильев, Вася Бобков и я (Петя Юрчишко) стали встречаться с ней. Встречались мы с ней и вдвоем, в Таврическом саду, Таврическом дворце или просто гуляли по улицам. Беседовали об учебе, кто и что читал. Здесь нам приходилось больше слушать ее и как можно больше познавать. Встречи были не частыми, но всегда приносили что-либо новое, полезное.

В 1938 я окончил аэроклуб. В 1939г. меня направили на курсы в авиачасть (Бологое-Едрово). Это был аэродром тяжелых бомбардировщиков. Там я получил специальность стрелок-радист. Это были жаркие денечки. У меня нет музыкального слуха, и специальность радиста давалась мне очень тяжело. Те, у кого такой слух был, осваивали азбуку морзе легко. Некоторые принимали, передавали сообщения с большой скоростью, да еще и разговаривали при этом. Мне стоило больших трудов освоить эту азбуку морзе. Но учебу окончил на отлично. Возвращаюсь в Ленинград и не нахожу своих друзей. Оказалось, Коля Васильев и Вася Бобков направлены для продолжения службы-учебы в ВВС (Белая Церковь). Меня же не отпускает райком комсомола, так как я военный инструктор, а позже начальник штаба МПВО на заводе Металлоштамп. Загрузка очень большая. Учения по МПВО на заводе, полеты на планере. Однажды, я чуть не погиб при запуске планера.

Дело было так. Планер запускали с помощью катапульты. Я сидел в кабине пилота, а другие курсанты натягивали резину, которая крепилась к планеру с помощью крюка. Они натягивали резину и вслух считали шаги (натягивать резину надо было с определенной силой – натянешь меньше нормы — планер не взлетит, больше нормы — планер может попасть в аварию). То ли ребята решили подшутить, то ли просто ошиблись в счете, но натянули резину больше чем нужно. По их команде я отцепил крюк. Планер резко взмыл вверх и упал на землю, но все обошлось.

А в аэроклубе был такой случай. Зима, очень сильный мороз. Пальцы примерзают к металлу. Мы, парни,после полета приводим в порядок моторы своих самолетов. Все сделали быстро, а Нина Суханова все еще возится мотором своего самолета. Мы предложили помощь. А она ответила «Спасибо, мальчики, но ведь в полете вас со мной рядом не будет. Я должна все сделать сама». Я не знаю, как сложилась ее судьба в годы войны. Только сейчас я понимаю, как рисковал начальник аэроклуба, доверяя нам ключи от ангаров с самолетами. Ведь мы могли сесть в самолет и улететь в Финляндию. Она совсем рядом с Ленинградом. Но все обошлось. С Татьяной встречались редко, в основном по телефону. В 1940 она окончила педучилище и стала работать в школе учительницей начальных классов.

В субботу, 21 июня 1941г., мы договорились поехать в воскресенье на Кировские острова. А утром, 22 июня, по радио сообщили, что началась война. Нам пора защищать Родину, родной Ленинград. К этому мы готовились все предыдущие годы. Аэродром уничтожен. Первая волна бомбардировщиков прошла мимо, значит, маскировка была хорошая. Идет вторая волна, вдруг с нескольких точек вокруг аэродрома взлетели сигнальные ракеты. Немецкие бомбардировщики развернулись и начали бомбить. Команда на взлет, но выясняется, что самолеты не заправлены бензином. Команда немедленно заправить, но это оказалось невозможным и не, потому что немцы попали в цистерны с бензином (они спрятаны глубоко под землей, сверху бетон). Аэродром был по тем меркам самый современный. Но кто-то забил деревянные заглушки в трубы, по которым можно было качать бензин. Все разбито. Самолеты сгорели. Летать не на чем.

Ленинградский горком партии предложил мне стать комиссаром партизанского отряда. Выдали удостоверение. Нас стали готовить к этой работе. Учили взрывать железнодорожные рельсы, минировать дорогу и т.д. Пока нас готовили, немцы подошли к самому городу. Меня, как младшего лейтенанта авиации, политрука запаса вызвали к начальству и спросили, хочу ли я остаться в партизанах или вернуться в армию. Я подумал, какой из меня партизан. Ведь по большому счету я тут еще ничего толком не умею. Я попросил вернуть меня в армию. Мне сказали «хорошо, ваша просьба будет удовлетворена». Так я оказался в блокадном Ленинграде в 7-й бригаде морской пехоты 55 Армии генерала Лазарева в качестве политрука роты.

Это населенные пункты Шушары, Сушары, Московская Славянка и др. Справа от нас были Пулковские высоты, слева – Ижорский завод. Блокада — это особый рассказ. Помню, стоял я на Старо-Невском пр. около здания райисполкома (это недалеко от Александро-Невской лавры) и увидел после очередной бомбежки огромный столб дыма. Город я знал хорошо и сразу понял, что горят Бадаевские склады (там было сосредоточено продовольствие почти всего города). Я очень этому обрадовался. Значит, немцы не попали в завод Большевик (там делали пушки), в другие военные заводы, а всего лишь в продовольственные склады. Только позже я понял свою ошибку, когда в блокадном городе начался голод и сотни тысяч людей стали умирать. После было тяжелое ранение в голову. Меня вывезли по Дороге жизни на Большую землю, почти год по госпиталям, после опять фронт, дошел до Берлина. С Татьяной встретился только после войны в 1946 и вот уже 50 лет семейной жизни. Сколько всего пришлось пережить вместе. Но когда рядом преданный тебе человек, ничего не страшно.

 {gallery}1_2016/1_2018/2018_04/04_03/03{/gallery}

Крым. Симферополь. 1996 год.