К 65-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
У них было мало радостей в детстве и странные, порой смертельно опасные, игрушки. Виля родился в Симферополе перед войной. Оккупацию он помнит плохо. Зато помнит первые послевоенные годы.
- Патронов везде было много, буквально на дороге валялись, — вспоминает Равиль Галимович Адельшинов, — Мы любили с приятелями бегать на свалку. Как-то раз я там нашел мину. Ну, я тогда не знал, что это мина, и принял ее за прикольную сковородку, запаянную с двух сторон. Привязал к ней веревку и потащил домой. Иду, тащу, а навстречу солдаты. Как увидели меня, тут же упали на землю и кричат мне: «Стой!». Я остановился, стою. Наконец один поднял голову и пополз ко мне. … Потом приехали еще военные, милиция. Оказалось, что это была очень опасная мина — осколочная.
Потом милиция приезжала к моей матери, ругали ее: «Вы понимаете, что ваш сын мог взорвать и себя, и вас, и еще многих людей?» А она им: «А что я могу с ним сделать?» Но всыпала мне хорошо.
А в другой раз мы с ребятами нашли на свалке гранату и решили ее взорвать. Но как взрывать, не знали. Тогда мы натаскали сучьев, положили туда гранату и накидали патронов, потом все подожгли, а сами спрятались в траншею неподалеку. Повезло нам тогда, что там была траншея. Как начало все взрываться и летать! Мы лежали и дрожали.
В детстве было мало радостей. Работать я начал лет в шесть. Бегал по рынку, что был на месте нынешнего сквера Тренева, с трехлитровым бутылем воды и кричал: «Кому воды холодной? Стакан — пятак». Воду покупали.
Потом, когда ему исполнилось девять лет, мать сдала его вместе с братом и сестрой в детдом. Видимо, побоялась депортации: она-то была русской, а муж, не вернувшийся с войны, — татарин, дети носили татарскую фамилию. А может быть, просто не смогла справиться с ролью одинокой матери-вдовы. Виля вырос в украинском детдоме, откуда трижды пытался сбежать назад в Симферополь к матери, его ловили и снова отправляли в детдом. Один раз его нашли умирающим от голода и дистрофии. Потом он напишет об этом книгу «Не забудь вернуться домой», выпущенную в издательстве «Таврия» в 79-м году. А в родной Симферополь вернется, только став взрослым.
— Я пошла в школу в 47-м году, — рассказывает Лидия Васильевна. — Помню, как в первые годы в классе почти каждый день кто-то падал от голода в обморок. Стук — и упал с парты в проход. Я тоже как-то раз упала. Меня вынесли в коридор, и когда я очнулась, то увидела, что моих рваных, набитых ватой, калош на мне нет — упали, когда меня несли. Потом я те калоши нашла. Я так и носила их тогда, дырявые, от чего у меня на всю жизнь остались отмороженными пальцы ног. Носить нам было нечего. Даже моя школьная подружка, у которой отец был полковником, носила на голове портянку вместо платка.
Лидия Васильевна»
В детстве мне всегда снился хлеб. Хлеба было мало. Отчетливо помню свой сон, в котором мне якобы дали большой кусок хлеба, я держала его крепко-крепко, и когда проснулась, то мне все еще казалось, что хлеб у меня в зажатой руке. Я разжимаю ладошку — а хлеба там нет! Разочарование мое было таким сильным, что я до сих пор помню то чувство. Я помню мальчишек, которые бегали по базару, продавая воду….
В детстве Лидия Васильевна и Равиль Галимович никогда не встречались. Они встретились позже, в 59-м, когда их обоих послали в колхоз «на картошку». В 63-м они поженились и до сих пор вместе. У них за плечами высшее образование, огромный стаж работы и очень маленькие пенсии, как и у многих «детей войны», на долю которых выпало тяжелое, голодное детство и долгая трудовая жизнь.
