Из воспоминаний военных лет
Я играю во дворе нашего дома. Здесь стоит трёхэтажное здание, в котором до войны была школа. Сейчас там располагается немецкий штаб. Около входной двери штаба постоянно находится часовой. Во дворе из мальчишек я один. Что-то пацаны задерживаются по выходу во двор, хотя дело идёт к вечеру.
Скоро из штаба будут выводить русских военнопленных и гнать куда-то, к месту их ночёвки. Пленные в штабе выполняют разную грязную работу по уходу за помещениями штаба. В то же время их допускают к чистке картошки. И вот первым появляется немецкий конвоир с автоматом. Он останавливается сбоку входной двери. Вслед за ним — пузатый красномордый старшина. Он, видимо, руководит всем штабным хозяйством.
Он целый день в бегах и каких-то постоянных заботах. Старшина — здоровенная детина. Жители двора его не любят и боятся, так как он готов на любую гадость. Как-то мама меня, шестилетнего пацана, с небольшим ведёрком послала к дворовой колонке, чтобы в небольшое ведёрко набрать воды и принести домой. Напор в колонке был очень слабым. Возле колонки стоят огромные бочки, некоторые полные, а некоторые пустые. На кран надет шланг, его конец опущен в наполняемую бочку. Старшина после наполнения бочки водой шланг опускает в пустую бочку.
Я подхожу к колонке, и не долго думая, шланг вынимаю из бочки и направляю в своё ведёрко. Вода течёт так медленно, что я пускаюсь в разные детские размышления, забыв обо всём окружающем. Спуститься на землю меня заставила неожиданная боль. Это старшина куском резинового шланга, с которым он никогда не расставался, сильным ударом лупанул меня по спине. Старшина что-то стал орать мне в лицо, брызгая слюной. При этом он показывал на пустую бочку, из которой я вынул шланг. И хотя ничего не понимал по-немецки, отлично понял, что я нагло нарушил немецкий порядок. Хозяином моей жизни мне был преподан урок повиновения, точного выполнения правил нового порядка.
Сейчас старшина, широко расставив ноги и прислонившись к косяку двери, довольно хлопал шлангом по ладони своей волосатой лапищи. Рядом со старшиной на полу стоял пустой деревянный ящик. Появились пленные. Их было человек восемь. В основном молодые ребята. Выглядели они печально. На них грязные порванные шинели. У пленных серые лица, измождённый вид. Над ними витал голод. Пленные стали друг другу в затылок. Оказывается, пленные перебирали для кухни картошку. При этом они по несколько штук запрятали в разные места своей изодранной одежды. Старшина устроил показательную экзекуцию. Пленные должны были по одному подходить к ящику и в него бросать картофелины. Причём, только по одной. За каждую картошку старшина пленному наносил мощный удар своей дубинкой-шлангом. Сколько пленный выбросил картошек, столько получал ударов. Было видно, что каждый полученный удар отдавался жгучей болью в истощённом теле. От боли пленные кривились и вжимали голову в плечи. Но никто из них не проронил ни звука и не заплакал, как заплакал я, когда получил всего один удар.
Я снова заплакал, когда к старшине подошёл самый молодой и самый хилый солдатик. После третьего удара он упал на колени. После пятого удара товарищи помогли ему подняться и выйти во двор. Солдат, который первым подходил для наказания к старшине, увидев мои детские слёзы с грустной улыбкой сказал:» Не плачь, малыш. Тебе слёзы нужны будут в будущем, как нам сейчас. И плохо, когда их не будет.» Я запомнил эту фразу. Много лет спустя, попадая в различные ситуации, понял смысл фразы, сказанной мне пленным солдатиком. Тогда в его словах были и позор плена, и позор поражения, и ужас положения, положения раба. Философы утверждают, что слёзы очищают душу и несут облегчение. Видимо тогда нашим пленным очень хотелось плакать, но у них почему-то не было слёз.
