Крымская весна во многом состоялась потому, что 23 февраля в двух главных городах полуострова — Симферополе и Севастополе — организовалось ополчение. Опустим все предшествующие этому событию 23 «украинских» года, хотя они как раз очень поспособствовали тому, что у огромной массы крымчан появилось желание записаться в ряды ополченцев.
О том, как буквально ниоткуда возникли готовые взять в руки оружие и идти защищать свою землю воины, мы беседуем с Михаилом Шереметом — командующим Народным ополчением, первым заместителем Сергея Аксёнова, главы Республики Крым.
— Итак, вторая половина февраля 2014 года. Уже настреляли «небесную сотню», уже подписали министры иностранных дел западных стран гарантии Януковичу, после чего он уже бежал из Киева. Крым в это время вовсю бурлил. Как и кому в голову пришла мысль о том, что дело защиты полуострова нужно брать в свои руки?
— 23 февраля партия «Русское Единство» проводила митинг у стен тогда еще Верховного Совета Крыма — против фашизма, потому что мы понимали, что и кто поднял голову в Киеве. И видимо, на этой волне народ вскипел, люди стали говорить: «Чего же мы ждем, беда-то уже на пороге!» Посоветовались с Сергеем Валерьевичем (Аксеновым — Ред.), приняли решение: формируем народное ополчение! Люди начали записываться, вначале на листочках писали свои фамилии, телефоны. Вступали в народное ополчение все желающие — и 14-летние, и пожилые. Тогда записались несколько тысяч человек.
— Не вспомните, кто первым с такой идеей выступил?
— Нет, сейчас сложно сказать — те события были такой плотности, день за год, наверное, пролетал, настолько велика была интенсивность — картинки менялись, как в калейдоскопе. Предлагали обычные люди, обычные крымчане. Хорошо помню, что после звонка Сергею Валерьевичу решение было принято: организуем народное ополчение! Почему ополчение, а не, скажем, самооборона — потому что не хотели ассоциаций с той самообороной, которая была на Майдане. Мы — однозначно мирные люди, рука бы на своих сограждан ни за что бы не поднялась.
Раз команда получена — благо, штаб недалеко располагался — тут же принесли пластиковые столы, началась запись в ополчение. Смешно, знаете, было смотреть, как 14-летние мальчишки записывались, но мне Аксенов строго-настрого сказал: записывать всех, никого не обижать! И 90-летние ветераны приходили, с палочками: «Я еще могу, я еще фашистам шею переломаю, если к нам сунется!» И я командовал: записывайте, ветеран будет у нас почетным ополченцем! Ветеранам особенно трудно было принять эту действительность: они столько сил в свое время положили, столько людей погибло за то, чтобы уничтожить фашизм, а он опять голову поднял, историю переписывает!
— Так кто первым поднялся — Симферополь или Севастополь?
— Севастополю в каком-то смысле, конечно, было легче — он изначально был этаким знаменем для Крыма: город-герой, город русских моряков… Они тоже 23 февраля провели митинг. Получается, что у нас все регионы одновременно поднялись. И тогда я понял, что у Крыма есть будущее. Всех объединяла любовь к Крыму, к родной земле. А в целом, была полная консолидация всего Крыма.
— А тогдашняя региональная власть готова была поддержать ополчение?
— Она была деморализована, причем все ветви власти — и исполнительная, и депутаты. По нервам, конечно, сильно ударил тот случай с автобусами, которые Партия регионов отправила на Антимайдан в Киев. Помните, на обратном пути они попали в засаду, автобусы сожгли, людей гоняли по полям, убивали… Что там говорить! А местные регионалы растерялись, бросили их.
В ту ночь, когда уничтожали наши автобусы, мне звонил казак Сергеев и прощался: «Миша, если сможешь, помоги моей семье!» Страшная ситуация… Мы с Сергеем Аксеновым по интернету искали, где они находятся, где их там распылили по степям и полям.
По телефону давали ориентировку, выводили людей на станции. Сергей Валерьевич договорился с человеком, что интересно — из блока Кличка, под честное слово с автобусами, чтобы вывезти людей. Очень многие наши активисты оказали нам серьезную помощь. И людей мы сумели вернуть в Крым в целости и сохранности. А люди, когда приехали, были страшно подавлены: вы же сами понимаете, когда даже женщин ставят на колени, избивают…
— Наши люди ездили на Антимайдан, хотя в Крыму уже было достаточно скептическое отношение к Януковичу и его «режиму». Как вы думаете, почему крымчане не поддержали Майдан? Там были палатки «Крым», «Ялта» и даже «Севастополь», но они воспринимались скорее просто как вывеска, этакий пиар-ход.
— Крымчане — люди мудрые, умеют отделять зерна от плевел. Скептическое отношение к Януковичу было, и оно таким же и осталось. На руках этого человека гибель не только «небесной сотни», но и все последующие смерти — думаю, что он своим волевым решением должен был отдать правильный приказ. Может, тогда бы и погибло какое-то количество людей, но — не сотни и не десятки тысяч, как сейчас. Крымчане быстро поняли, что Майдан организован не обычными людьми; это была хорошо спланированная и не менее хорошо проведенная акция западных структур, которые на протяжении многих лет спонсировали и выдавали гранты продажным представителям власти, в том числе для организации такого беспорядка.
— На ваш взгляд, что двигало людьми, когда они стали требовать создания ополчения?
— Люди в первую очередь хотели защищать свои семьи, детей, свой дом, свою землю. Прежде всего наше ополчение было сформировано для защиты крымчан.
— На том памятном митинге 26 февраля у Верховного Совета появилась крымско-татарская молодежь такого боевого типа — ведь откуда-то они у нас взялись, кто-то же их готовил!
— Многие годы Киев жил по принципу «разделяй и властвуй», он подогревал националистические настроения в Крыму, забывая, что здесь проживает более 150 национальностей. Крым никогда не был националистическим, у нас вообще одна национальность — крымчане, нас разделить очень сложно. А на митинге 26 февраля присутствовали представители Правого сектора (запрещенная в РФ организация — Н.Г._) — опытные, натренированные, грамотные боевики, которые действовали очень слаженно и управляли радикально настроенной крымско-татарской молодежью.
— Да, «правосеки» заметно выделялись из толпы: их было достаточно мало, но они вокруг себя создавали некие вихри.
— Они подзуживали, зажигали толпу, управляли потоками… Особенно заметно было, как четко у них было отработано кидание газовых баллончиков — причем они не брызгали ими, а просто пробивали и бросали в толпу. Кидали молотое стекло в лицо, мы к этому не были готовы. Хотя мы предполагали, что может быть какая-то заварушка — у нас наготове стояли микроавтобусы со «спецсредствами» — черенками от лопат.
Тогда еще смеялись: скупили все, что были в магазинах. Арматура еще была, защитные какие-то приспособления… У меня до сих пор дома хранится моя любимая кожаная куртка, она у меня единственная, в ней я и пошел на тот митинг — не думал, что буду в ней «воевать». Думал, ну постоим, поговорим — у нас ведь и татары все время говорили, что они против фашистов, и не было у нас с ними никаких особенных противоречий.
— Но спецсредства вы все же подготовили!
— А как же! На всякий случай — мы ж понимали, чем, в принципе, может все закончиться, и мы видели по Киеву, что варианты могут быть самые жесткие. И вот, нам уже казалось, что этот момент наступил, и меня ополченцы схватили за грудки: отдай команду вооружаться, надо же как-то ответить на вызов! Но я стоял на своем: Аксенов запретил их использовать!
— К тому же он в это время пошел на переговоры с Чубаровым!
— Он пошел раздвигать толпу — ведь он был единственным из всех руководителей, депутатов, министров и т.д., который вышел к людям, который ходил между крымскими татарами, расталкивал, убеждал, а когда пошли давить, он остановил… Толпа — это страшная сила. Был момент, я оказался под ногами этой толпы — спасибо Сергею Турчаненко, командиру полка народного ополчения, он вытащил меня, я уже был затоптан. Он на себя принял все удары, еще успел оттащить какую-то женщину. Там страшно было, просто страшно… Конечно, мы не были готовы к такому противостоянию.
— Тогда как раз и погибли два человека…
— Да, и десятки были ранены. Вот сейчас, спустя год, четко понимаешь: на крови мира не построишь. Если бы тогда допустили пролитие крови, может быть, сценарий пошел по жесткому варианту. Мы ведь не делимся на национальности, по большому счету, как бы нас ни пытались к этому подтолкнуть. У нас одна национальность: для всех мы — крымчане. Это нас сплотило и объединило.
— А что там была история с севастопольцами — они действительно приезжали?
— Приезжали на подмогу. Но и они сдержались от силовых действий. Все ждали реакцию народного ополчения — оно к тому времени уже реально существовало, с 23 февраля.
— Татары ушли с площади по команде Чубарова. Почему он отдал такую команду? Его Аксенов уговорил?
— Нет, не Аксенов. Думаю, это было не решение Чубарова. Он просто транслировал ту команду, которая ему отдавалась по телефону — он постоянно кому-то звонил.
— А кто был на том конце провода у Чубарова, как вы думаете?
— Мое мнение, это — марионеточный лидер, которым управляли националисты из высших эшелонов власти Киева, спонсируемые Западом.
— Странно, почему Западу тогда нужно было дать команду отойти — что, время не пришло..?
— Я думаю, что дальше ничего бы не было. Ни Сергей Валерьевич, ни ополченцы все равно не допустили бы большой бойни. Возможно, именно это они и поняли.
— Но ведь уже резали людей!
— Да, они уже и ножами махали, и обрезы под куртками имели. Все это было. Может, если бы мы в тот момент, когда я не подпускал людей к автобусам, чтобы они не вооружились, не устоял, может, это бы переросло совсем в другой формат…
— М-да… очень интересный момент.
— А вот еще более интересный момент: в тот же вечер пошла волна изнасилований славянских девчонок, избиений молодых ребят со стороны представителей татар по всему полуострову. Они говорили: мы победили, теперь мы тут решаем, что делать!
— Может, им просто не успели сообщить, что запланированная «победа» не состоялась и посему лучше залечь на дно? Прямо таки «метка победителя»…
— «Делаю, что хочу» — да, это похоже… В общем, вечером того дня часть ополчения осталась стоять под зданием парламента, мы построили баррикады…
— Переходим к другому интересному моменту. 27 февраля произошло два знаменательных события: над зданиями Верховного Совета Крыма и Совмина были подняты российские флаги, и прошла сессия, проголосовавшая за Сергея Аксенова.
— Да , 27 февраля состоялась внеочередная сессия Верховного Совета Крыма, на которой депутаты единогласно приняли решение о назначении премьер-министром Сергея Аксенова. После того он обратился ко всем силовым структурам, находящимся в Крыму и объявил, что они переходят под его руководство.
— Что в это время делал «Беркут»?
— Ребят не всех забрали на Майдан в Киев, часть находилась здесь. Они сидели у себя в расположении, забаррикадировались — говорили, что «в случае чего», мы с вами. Мы с ними все время были на связи. Они не могли откровенно перейти на нашу сторону, потому что были связаны присягой. А Киев давал команду ждать.
На территории Крыма была такая концентрация воинских частей, какой, наверное, в мире больше не существует. У нас доходило даже до смешного: когда мы уже, кажется, все уже захватили, вздохнули свободно — а тут звонок с каких-то гор, из какой-то глубинки: «Вы там, что, про нас совсем забыли — придите нас захватите!» Приходилось отправлять автобусы в срочном порядке «захватывать».
— Я правильно помню — милиция не сразу перешла на сторону ополчения?
— Она перешла после того, как все здания МВД были блокированы представителями народного ополчения. Все крымчане, служившие в МВД, перешли на сторону народа, а те, кто приехал сюда служить с материковой части Украины, были отправлены по их желанию домой.
— Из сегодняшнего дня легко оглядываться назад, зная итог. А тогда были ли вы уверены, что Москва поможет? И какой помощи вы ждали?
— Мы с вами все прекрасно понимаем — Крымская весна состоялась благодаря крымчанам, нашему лидеру Сергею Аксенову и поддержке президента РФ Владимира Путина. …Я понимал, что на мне лежит огромный груз ответственности за тех людей, которые взяли в руки оружие.
Я до сих пор это переживаю — тогда на самом деле было много перекосов. Но благодаря этой жесткости нам удалось избежать серьезных косяков, и националисты десять раз подумали, прежде чем пересекать перешеек. Да, были некоторые неправильные моменты, я это признаю, но — они были на этапе становления.
Тем не менее, все, что было возможно, мы сделали: создали, нас этому учили в Вооруженных силах, структурное военное подразделение с четкой иерархией, причем сразу же. И благодаря этому не было никаких там шалтай-болтай, каких-то бандитских шаек. Мы понимали, что рискуем, и понимали, что на нас смотрят не только все крымчане, но и весь мир.
— Понятно, что вы всего не знаете, — вообще, вряд ли кто-то знает всё. Вот лично вы знаете, что кто-то из вашего окружения обращался к Черноморскому флоту, в Москву? Знаю, что официальные обращения были, но это уже после 27-го…
— Официальные обращения были уже после того, как прошли эти «парламентские моменты». Знаю, что были обращения не только от Верховного Совета Крыма, но и от обычных граждан. Но мы же понимали, в какой ситуации находимся, шли буквально по лезвию ножа (показывает рукой) и не знали, в какую сторону ситуация свалится.
Всё закончилось тогда, когда мы блокировали воинские части, подразделения, когда народное ополчение взяло в руки автоматическое оружие. Уместно здесь особо сказать, что я считаю для себя самым главным, что всё оружие, до единого патрона, было возвращено на склады, сдано в оружейные комнаты правоохранительных органов. У нас там были горячие ребята — и армяне, и греки, они уже прикипели к этому оружию, и спали с ним.
Тем не менее, все до единого — и пистолеты, и автоматы, все было возвращено. Для меня это самое главное. И поэтому я думаю, что ничего подобного Украине у нас уже не произойдет. То оружие, которое там блуждает, уже не вычистить. Это уже криминальная среда. И чем бы там все уже не закончилось, люди это оружие, что на руках, добровольно не отдадут, и неизвестно, когда и как оно выстрелит.
В армии, когда я служил, отцы-командиры все время нам внушали, что раз в году даже палка стреляет. А представьте — автоматическое оружие в руках у человека, который уже знает, что такое кровь. И что у него в голове после той крови? Вы же знаете, что психика человека нарушается после того, как он убьет подобного себе, восстановить ее потом практически невозможно. Он уже становится ущербным. Понимаю, что он выполняет приказы, но от этого он не становится менее ущербным.
— И вы, зная это, пошли получать военную профессию, стали военным?
— Мне деваться было некуда — я из военной династии. Все было определено до меня.
— На ваш взгляд, кому было страшнее: ополченцам, которые решились взять оружие и они понимали, что рано или поздно придется стрелять и становиться «ущербным», — или нашим чиновникам-депутатам, которым нужно было просто принять «правильное решение»?
— Не хотелось бы комментировать эту ситуацию. Российский дух из Крыма никогда не уходил, все 23 года присутствовал. Просто все эти годы у Крыма не было настоящего лидера. А ситуация была давно на грани — ее можно изобразить картинкой: сидит мужик в кресле-качалке на краю обрыва — может и назад откинуться, а может и вниз загреметь.
— А какие были самые острые моменты — когда вам уже думалось, что ну вот сейчас все пойдет наперекосяк?
— На самом деле было очень много острых моментов, и каждый день всё могло пойти не так. Все что угодно могло быть, потому что в полку были люди самые разные — мы же не спрашивали его биографию и диплом об образовании. В итоге мы поняли, что было много людей с судимостью — но это те люди, которые вышли и встали в строй, а я в тот момент был рад любому штыку. Они пришли — и с их помощью мы обеспечили и мир, и порядок.
— Крым и Новороссия. Кажется, стихли уже разговоры о том, что, мол, крымчанам повезло, их «Путин к себе быстро взял», а Донецк и Луганск просто «слили». Как вы на такие упреки отвечаете?
— Не знаю, может, нас Путин тоже не «взял» бы, если бы не увидел той консолидации всего крымского общества, которой, к сожалению, не было в Новороссии. У них не было общего лидера, который бы встал и взял на себя всю ответственность. У нас люди поверили лидеру, лидер поверил другому лидеру — то есть верили Аксенову, верили Путину и благодаря этой вере, непоколебимости, знанию, что этот человек никогда и ни в чем нас не подводил, благодаря этому все и случилось.
— В принципе, мы сейчас имеем два совершенно разных исторических феномена. Крымчане всегда говорили: «Мы крымчане, мы особенные, у нас крымопупизм»…
— Мы действительно особенные, я считаю, что таких добродушных и прекрасных людей еще поискать надо! И это говорим не мы — люди сейчас приезжают из Российской Федерации и удивляются: какой у вас открытый характер! А по-другому и быть не может, это ведь Крым…
— Но ведь и у донецких тоже свой характер. Во-первых, это всегда была часть России, во-вторых, люди там активные, имеющие твердый характер — не каждый может работать под землей. Логично было бы предположить, что они все поднимутся и быстро дадут отпор киевской хунте. А не поднялись. Почему?
— Не знаю, это сложно. Наверное, не родился тот лидер, который бы всех объединил. На тот момент все себя настолько дискредитировали и все, кто пытался выступить объединителем, за ними не пошли. Им не поверили.
— Да, и это дало вашим оппонентам радостно кричать: партия, которая на выборах взяла 3 процента!
— А по факту оказалось, то была мина замедленного действия. Где-то недосмотрели СБУ и структуры, которые тогда существовали и которые нас постоянно «курировали». Каждый день с утра у меня тогда паслись. Приходят – а у меня плакат с изображением Путина, они на него смотрели и пугались…
— Сегодня Крым вернулся домой — и мы видим, что в России тоже накопилось многовато плохого за время нашего отсутствия, многое нужно менять. Как думаете, какие процессы Крым может запустить на всю Россию?
— Но там много и чего хорошего, кроме плохого! Я уверен, что Крым… знаете, вот у спортсменов-спринтеров есть при старте такая толчковая пята. Так вот Крым — это как раз та пята, от которой Россия оттолкнется, получит толчок для ускорения. Те, кто стартует без этой пяты, буксует, долго набирает скорость. Думаю, что Крым… Мы были более русскими эти 23 года, чем те русские, которые живут на материковой части России. Я уверен, что на наших людей можно опереться.
— К тому же мы обогащены опытом борьбы с теми, кто нас пытался перемолоть…
— Да, нам привыкать не надо, потому что все эти 23 года мы находились в стадии борьбы, противостояния — и с киевской хунтой, и донецкой мафией, которая тут царствовала последние несколько лет. Мы как бы заряженный народ. Теперь уже могу признаться: еще год назад я несколько скептически относился к землякам — теперь я беру свои мысли обратно, можно так сказать?
Я не верил в то, что все так дружно поднимутся, до последнего не верил! Вы ж помните, на наших протестных акциях появлялись в основном пожилые люди — а тут выросли огромные ребята, богатыри, которые оказалось, ничего не боятся, такие гренадеры!.. И теперь говорю: низкий поклон крымчанам!
— Вы не распустили ополчение, и сегодня оно в вашем подчинении. Почему?
— Потому что ополчение сейчас тоже государственная структура, у нас достаточно полномочий, чтобы зайти на объекты, которые перешли в государственную собственность. Мы прекрасно понимаем, как эти объекты выводились из общенародной собственности, разворовывались, и крымчане с этого ничего не имели. Более того, в те объекты, которые они своровали, новые хозяева умудрились ни копейки не вложить — то, что построили при Советском союзе, эксплуатировалось, выжималось и какому-то дяде шло в карман. Безусловно, эти объекты нужно развивать, развивать инфраструктуру, и я думаю, что не за горами время, когда мы будем лучше Сочи, хотя там вложены колоссальные деньги — но все равно у нас красивее.
— Если к тому же доделать то, чем вы занимаетесь — расчистить пляжи, двухкилометровую зону…
— К сожалению, процесс идет сложно, но я уверен, что мы его доведем до конца, если будет поддержка руководства. А так — разберемся со всеми представителями проукраинских националистических сил, которых пока еще, к сожалению, еще много на полуострове.
— Говорят, нам сюда диверсионно-разведывательные группы засылают.
— Их и раньше засылали. У нас их много было. Помните, и «поезд дружбы», который к нам так и не приехал, и диверсионные группы. Были случаи, когда в Перевальном, где я служил, по домам ездили непонятные люди в форме и просили людей предъявить украинский паспорт — а потом тут же его рвали. И за каждый порванный паспорт получали определенную мзду.
Мы хотели бескровно пройти все этапы, и я благодарен всем воинским частям, командирам, которые проявили терпение и не дали событиям развиваться по другому сценарию. Спасибо Богу, крымчанам, Владимиру Владимировичу, который нас поддержал, к которому мы неоднократно писали обращения, и он нас услышал. Безусловно, было страшно.
Безусловно, мы понимали, что, взяв оружие в руки, мы отсекаем себе пути к отступлению. Безусловно, я боялся за семьи наших ополченцев. Переживал за свою семью — жена вообще была в истерике. Спасибо и родителям, которые поддержали, хотя видели, что ситуация были критическая. Я понимал, что мы рискуем всем. Но самое главное — мы понимали, что, если бы сюда пришли фашисты, то здесь было бы пепелище. Настоящее пепелище.
