Прошло 70 лет после окончания войны. Снова стало в мире беспокойно, и мы, глядя на живущих рядом с нами, задумываемся, как ведут себя люди в годы военных испытаний, как воюют, преодолевают страх, трудности, лишения. Продолжая «Фронтовые письма А.И. Галушкина» автор приводит другие письма, документы, фотографии, рассказывает о нем и его товарищах, о событиях в Симферополе, Севастополе и Евпатории в 1941-1942 гг.
размещалось гестапо – СД
Об этом штурме с редкой откровенностью и простотой рассказал матрос А.С. Корниенко. №49
Начальство СД и их помощники Босс-Жуковская, Салмин, Девкин, Никитин и другие сумели скрыться. Среди них выделялась бывший диспетчер автобазы и аэропорта, торговый экспедитор Елена Жуковская. С приходом немцев она раскрылась как фольксдойче Ева Босс, агент разведки. Своим садистским обращением с арестованными и военнопленными она наводила ужас на евпаторийцев. Но ей удалось спрятаться в городе (в доме, который уже в 60-х годах отсудит Прасковья Перекрестенко). Другие «в панике бежали, кто как мог, пришли в себя лишь в Нижнегорске», – показал потом на следствии и в суде начальник полиции при СД Салмин. Оборону СД держали предатели из отряда охраны. На пощаду они не рассчитывали и сражались отчаянно.
Десантники сломали замки дверей подвала в ЦКБ, открыли четыре камеры и выпустили тех, кого фашисты не успели уничтожить. Арестованные выходили из камер измученными, истерзанными, поддерживая друг друга, и убегали под прикрытием огня десантников.
А город весь содрогался от артиллерийской стрельбы, взрывов бомб, снарядов и мин. Всполохи пламени и пулеметно-автоматная стрельба свидетельствовали, что бой переместился в район вокзала, что десантники действуют успешно. На помощь им спешили жители города — мужчины, женщины, подростки. Раненым прямо на улицах помогали местные врачи и медсестры.
Была команда «пленных не брать», и жестокий бой велся на уничтожение. Фашисты вели огонь из окон домов, выставив перед собой женщин. На улице Интернациональной они стреляли и бросали гранаты из-за спин местных жителей, которых гнали перед собой навстречу нашей танкетке. Также они действовали и в районе гостиницы «Крым».
Раненые были обречены. Тяжелораненые в живот, голову, ноги испытывали неимоверные страдания, а шесть медбратьев из числа матросов могли оказать только первую помощь и доставку на три развернутых медпункта. В городской больнице сначала десантники в запале боя и ненависти убивали раненых фашистов, потом немцы расправились с беспомощными ранеными матросами. (Не только А. Галушкин, но и матросы, идя в бой, помнили: «Сегодня узнал, что в Евпатории немцы 23.11 расстреляли 700 женщин, стариков и детей! Какой ужас! Сердце мое обливается кровью! За что 2, 3, 5, 8-летних детей? Какие изверги! Какие сволочи! Ну, как их после этого щадить».)
К 11 часам десант выполнил поставленную задачу — плацдарм для наступления на Симферополь был завоеван. Сообщение об этом по радио передано в Севастополь. Захвачен морской порт. Бои шли на железнодорожном вокзале, товарной станции, аэродроме, перехвачены и заминированы саперами дороги на Симферополь, Ак-Мечеть и Фрайдорф. Освобождены около трехсот военнопленных, пополнивших ряды десантников. Захвачены артиллерийские батареи румынского артполка. По всему городу идут очаговые бои. Не удается взять здание театра. Недостаточно сил у истекающего кровью батальона. Кончаются боеприпасы. Время вводить в бой второй эшелон — батальон морской пехоты во главе с командиром полка майором Тараном. Его ждут с утра. Сколько человек доставит «Ташкент», тральщик и два «охотника»? Но где он? Почему в небе нет наших штурмовиков и бомбардировщиков?
Во второй половине дня разбушевался шторм с 10-бальным ветром, дождем и мокрым снегом.
Тем временем в Евпаторию прибыли направленные командующим 11-й армией Манштейном лучшие, авангардные в ходе наступательных боев на Перекопе, Алуште, Балаклаве и Севастополе, части и подразделения под командованием полковника фон Гейгля (затем полковника Мюллера) — 22-й разведывательный батальон 22-й Нижнесаксонской пехотной дивизии подполковника фон Боддина, 70-й саперный батальон, несколько артиллерийских батарей, 105-й пехотный полк 72-й дивизии полковника Мюллера (впоследствии расстрелян греками) и сходу вступили в бой. Один из лучших командиров 11-й армии фон Боддин найдет здесь свою смерть. 22 пехотная дивизия будет разгромлена спустя полгода, в последние дни обороны Севастополя.
По мнению некоторых исследователей, требующего подтверждения, были привлечены элитные подразделения из 6-й роты 2-го батальона полка специального назначения «Бранденбург-800», действовавшие в Севастополе 21 декабря совместно с 22-м разведывательным батальоном, и грузинская разведывательно-диверсионная группа «Тамара». Этот полк входил в состав военной разведки и контрразведки «Абвер», а его 6-я рота была придана 11-й армии Манштейна в период Крымской операции (6-я рота будет уничтожена в Азовском море на десантном пароме в 30 км от мыса Казантип в ночь с 30 на 31 августа 1942 года в ходе целевого налета советской авиации).
Скопившиеся в Новом городе полторы тысячи фашистов были оттеснены, но не разгромлены. В течение всего дня 6 января с разных направлений в город прибывали немецкие части. Соотношение сил стало пятикратным в пользу немцев.
«Понеся большие потери, командование решило отойти к берегу, против пристаней занять оборону для удержания плацдарма для будущего подкрепления. День на исходе, но солнышко еще светит, враг подтянул подкрепления, танки, самоходки, самолеты, но они нам не так были страшны, когда все перемешалось в городе, где свои, где чужие. Но когда мы заняли оборону, врагу стало известно, где мы, танки прямой наводкой били, самолеты бросают бомбы, а у нас кроме автоматов и ручных гранат ничего нет, и те на исходе. Весь боезапас, оставшийся на пристани, был уничтожен». А. Лаврухин
В районе озера Мойнаки, за пределами боя, два бомбардировщика Ил-2 с четырьмя истребителями нанесли удар по aртиллерийской бaтaрее, а другие два бомбардировщика Пе-2 неприцельно сбросили бомбы в пригороде. 4 и 5 янвaря сaмолеты из Севастополя почему-то бомбили Сaрaбуз и aвтоколонны противника, но не те, что выдвигались к Евпатории. Немецкие юнкерсы осыпали бомбами корабли и десантников дотемна.
Галушкина и Полонского, прибывших в штаб, Бузинов на трофейных грузовиках направляет одного — в сторону Товарного вокзала с группой разведотряда, саперов и связистов, а другого — на оборонительный рубеж в Ленинском парке возле театра. Позже их остатки соединились с основной группой (из рассказа Ф. Павлова).
Уже вечером в ходе боя поступил приказ — отступать к набережной. Исчерпали свои возможности и чекисты. Галушкин дал команду отходить.
Радиосвязь прекратилась. Управление подразделениями было потеряно.
Ожесточенный бой разгорелся на перекрестке улиц Революции и Приморской. Отступать было некуда — до берега двести метров, и моряки стояли насмерть.
Ожесточенный бой шел на перекрестке улиц Приморской и Революции»
Морской вокзал был последним оплотом десантников.
Неподалеку — электростанция
Полковник Шустерман в единственной оставшейся у штаба танкетке двинулся на помощь, но, прошитый пулеметной очередью, выпал на мостовую.
Отступая по улице Революции, старший оперуполномоченный капитан Цигельман с трудом отбивался от наседавших на него фашистов. Перебегая от укрытия к укрытию, он поливал врагов огнем из автомата, пока не кончились патроны. На ступенях родного дома № 53, окна которого выходили на Дачную улицу, к морю, к пристани, он и погиб на глазах соседей. Двух шагов не хватило для спасения.
К штабу возле гостиницы «Крым» пробились 123 десантника.
Все более сказывалось многократное превосходство противника в численности. В распоряжении Бузинова не осталось ни одной пушки и танкетки. Удерживать разбитые авиабомбами и штормом причалы и руины морского порта не было ни сил, ни средств. Единственная возможность вырваться из окружения — пробиться по улице Красноармейской на Слободку, а оттуда — в степь, в (Богайские) каменоломни. С прибытием кораблей можно было нанести удар по противнику с тыла.
Каменная щель ул. Красноармейской
И он принял решение на прорыв. Рядом с ним шли Палей, Галушкин, Верник. В последний бой пошли все, кто мог идти. На берегу остались тяжелораненые…
На углу Красноармейской и Караимской встретил огнем грузовик с двумя крупнокалиберными пулеметами. Замерли, прижавшись к стенам моряки. Навстречу врагу двинулись трое и уничтожили его гранатами. Один из них, комиссар Моисей Григорьевич Палей, пал смертью храбрых. В оставшемся за спиной доме 14, где лежали раненые десантники, фашисты учинили кровавую расправу. По рассказу случайно выжившего свидетеля, при расстреле ни один матрос не отвернул лица.
«Команда – отойти в укрытие, защищенное стенами возле мечети. Для дальнейшего действия решили группами рассредоточиться по улочкам старого города, по прибытии подкрепления ударить с тыла и соединиться со своими прибывшими частями и облегчить высадку». А. Лаврухин
Группа чекистов пробивалась через ярко освещенную ракетами и пожарами Фонтанку… Спустя годы в честь одного из них ее назовут улицей Чекиста Александра Галушкина.
Вражеская танкетка стояла под ивой и вела пулеметный огонь «
Под развесистой ивой возле водоразборной колонки, что на углу улиц Интернациональной и Больничной, попали под огонь пулемета вражеской танкетки. Она плотно перекрывала развилку дорог, и миновать ее не было никакой возможности. На ее уничтожение двинулись добровольцы чекисты Полонский, Березкин и четверо моряков-десантников. Обойдя с тыла, огнем автоматов и гранатами заставили ее замолчать. Все шестеро пали смертью храбрых. Имена четверых из них остались неизвестными.
Прокладывая путь огнем и гранатами, потеряв половину состава, десантники достигли Интернациональной улицы и укрылись в помещении горпищекомбината. Теперь их оставалось шестьдесят. Еще двенадцать не вернутся из разведки.
Исчерпали свой боезапас и топливо катера-охотники. Еще накануне, отбиваясь от непрерывных налетов двадцати бомбардировщиков Ю-87, взлетавших с Сакского аэродрома, находящегося в 15 км, тральщик сбил два самолета противника. А с утра 6 января в пяти километрах от города получивший пробоины и повреждения, потерявший управление и прибитый штормом и сильным ветром к берегу, заполненный тяжелоранеными «Взрыватель» героически сражался до последнего снаряда. На огонь восьми орудий, бивших прямой наводкой по тральщику с берега, из иллюминаторов отвечали только винтовки последних моряков. Коды, секретные документы уже уничтожены, все ценности выброшены за борт.
Раненый капитан «Взрывателя» В.Г. Трясцин, исполнив до конца свой капитанский долг, попрощавшись с командой, бросает себе под ноги противотанковую гранату. Сами останавливают свою жизнь боцман и штурман, комиссар А.С. Бойко и тяжелораненый капитан В.В. Топчиев. Никто сдаваться не хотел.
Пятеро моряков бросились в воду. Один из них в январском море доплыл до Николаевки и был спасен.
Погибший тральщик «Взрыватель»»
«Тут нам на помощь пришло божество бури. Поднялся шторм, выбрасывающий на берег такие высокие волны, каких я в жизни еще не видел. Утром 6 января нас испугала суматоха боя. Русские, подкрепив роты людьми, большей частью населением, начали наступление в северной части города. Это была попытка прорыва. В ночь с 7 на 8 января город был освещен пожарами. Мне с моей ударной группой с огнеметами, взрывчатыми зарядами и четырьмя канистрами бензина удалось захватить подвальные помещения главного строения (гостиница «Крым» — В.Г.). Около 200 русских обороняли свой последний бастион до их полного уничтожения необычайно мужественно». Полковник фон Гейгль, командир 70 саперного батальона.
Немецкая кинохроника показывает эпизоды последних часов боя на ул. Революции и в старой части города. №50. Корреспондент газеты «Красный черноморец» Николай Варакин, прошедший со своим ФЭДом оборону Перекопа и Севастополя, свои снимки и репортажи из Евпатории в редакцию не доставит никогда.
Фашисты ведут огонь из пушек, минометов, пулеметов, огнеметов, забрасывая гранатами отходящих к последнему рубежу – гостинице «Крым». Отвечать было нечем – боеприпасы кончались. Война жестока. Она разделила солдат, матросов, командиров на героев и слабодушных. А жить хотелось всем. По немецким данным, убито свыше 600 человек (у Манштейна — около 1 200 вооруженных партизан. Кого он имел ввиду — убитых в бою или расстрелянных жителей?), а попали в плен не только десантники, и далеко не все по малодушию. Среди них было много раненых, контуженных взрывами, обожженных огнеметами, без боеприпасов. А немцы передавали им: «Не сдадитесь — расстреляем жителей». Их расстреляли на Красной горке вместе с мирными жителями. И в последние минуты жизни они — безоружные матросы — бросились на карателей.
В боях полегла вся оперативно-чекистская группа, почти все политработники.
А. Лаврухин: «Во время прорыва из кольца удалось только вырваться 48. Остальных судьба неизвестна. Нам, 48 человекам, удалось укрыться в стенах паровой мельницы, или же крупорушки, район не знаю, но в старом городе, снег растаял, маскхалаты сбросили. Дождавшись темноты, вышли из города, дошли до каменоломен, где решили сделать отдых. Это было с 5-го на 6 января. Этой же ночью пришли корабли с подкреплением, нам с каменоломен был виден Евпаторийский рейд. Немцы заметили наши корабли, завязалась артиллерийская дуэль. Побыли до вечера 6 января. Днем нас обнаружил конный румынский разъезд – четыре конника. Один с них был нами уничтожен, а трое ускакали».
Укрыться в каменоломнях не удалось — входы в них заранее были взорваны немцами и завалены. Измученные бессонными ночами, голодные, грязные и промокшие от мокрого снега и дождя, заснули 60 десантников в пещерах только под утро.
Эсминец «Смышленый», тральщик БТЩ №24 и четыре сторожевых катера с батальоном второго эшелона десанта маневрировали на рейде, но шторм не позволил им высадиться. Три шлюпки с матросами ушли на дно, и высадку прекратили. Волны накатывались высотой в 2-этажный дом. Эсминец ложился на борт на 25–30 градусов. Помочь десанту корабли уже не могли.
«Командиры решили, а в 48-и в основном были командиры, что десант повторился, вернулись обратно в город, зашли со стороны железнодорожного вокзала на окраину, залегли в пустыре, послали двоих узнать, есть ли немцы в крайних домишках, немцев не было. По разрешению хозяек дома зашли во двор по ул. Русской, 4». А. Лаврухин
Все ворота на ночной тихой улице наглухо закрыты.
Пустила всех в свой дом Мария Дмитриевна Глушко. Часть десантников разместилась у соседей — Прасковьи Григорьевны Перекрестенко и Ильичевских. Разместившись в комнатах, на чердаке, в сарае, выставили во дворе караул. Сестра Прасковьи Мария Люткевич извлекает осколок из глаза раненого сапера, другие женщины делают раненым перевязки, выжимают и сушат насквозь промокшую от дождя и снега одежду. Бузинов и Галушкин чистят пистолеты. Заснули они только под утро.
Мария Глушко и Прасковья Перекрестенко»
Галушкин и Лаврухин во время облавы лежали за пулеметом на соломе в сарайчике
«Нас покормили, чем смогли, раненым оказали помощь, В городе слышалась редкая перестрелка. Была послана разведка, 12 человек, узнать положение в городе. До утра 7 января разведка не вернулась, пришлось пробыть до вечера, до 23 часов. 7-го числа немцы проводили повальный обыск домов, слышно гурчание мотоциклов, пулеметные очереди, что происходило — нам неизвестно. Слышу зовут: «Пулеметчик!», а у нас он один на 48, значит, меня. Зовет тот командир, на которого показал Литовчук на катере-охотнике: «Пойдем со мной, бери пулемет и диски». Залегли в сарайчике против калитки метров в 25. Поставил задачу — вести огонь, когда будет подана команда, а сам прилег на солому возле меня. Завязалась беседа на разные темы, основной разговор — о создавшемся положении, в которое мы попали. Здесь я узнал фамилию Галушкин. Мне лично все было видно, что делается во дворе. Когда немцы подходили до калитки, то обязательно одна из женщин подходила встречать незваных гостей, принимая старческий вид, лицо обмазано сажей, на обратной стороне калитки мелом написано «холера» и поставлен крест. Вот так нас спасали в течение суток наши патриотки, рискуя своей жизнью, не забывая о том, чтобы покормить. Одна девочка-подросток принесла нам горячего борща в сарайчик». А. Лаврухин
Ул. Русская,4. «Дом сорока восьми»»
В ночь с 6 на 7 января, когда шторм ослабел, прибыли лидер эсминцев «Ташкент», тральщик и два катера-охотника с морской пехотой на борту и, не обнаружив десантников на берегу и признаков боя в городе, этой же ночью возвратились в Севастополь.
Оставшиеся в живых слышали затухающую перестрелку лидера с немецкими батареями. Все. Теперь надежд больше не было.
Лидер эскадренных миноносцев «Ташкент» («Голубой крейсер»)»
«Стало смеркаться, приказано всем собраться, решить судьбу, дальнейшие действия. 23 часа 7 января — разведка не вернулась. Решено покинуть город, идти в партизаны, может быть, удастся прийти в Севастополь. Вышли на улицу, цепочкой продвигались по-над стенами; нас пять человек с одной части, так и держались один возле другого, делая поворот налево на другую улицу. Галушкин вышел с шеренги, стал возле угла, зачем не знаю. Продвигаемся вперед, Галушкина все нет. Я Литовчуку доложил об этом, но он махнул рукой, я понял: так надо, я больше Галушкина не видал». А. Лаврухин
Выйдя на окраину города, увидели: «…поле, противотанковые рвы, усеянные трупами мирных жителей. Продвигаясь мимо трупов, мы услышали стоны двух человек. Один из них рассказал нам, что общее количество расстрелянных достигает 1 000 человек, и дальше он заявил, что перед занятием десантом Евпатории немцы имели арестованных около 600 человек; за 6 и 7 января число арестованных было ими пополнено, путем повальных обысков и захвата мирного населения. Вся эта масса людей 7.1. в 3 часа дня была выведена за город и в упор расстреляна из винтовок и пулеметов, в отместку за высадку десанта. Татар немцы не трогали». Из рапорта И.Ф. Литовчука 17 февраля 1942 года
К месту казни колонна из 1 184 человек, в основном мужчин, двигалась через весь город под охраной девяноста солдат ПВО и трех офицеров-эсэсовцев целый час. В одном месте из окон по охране кто-то открыл огонь. Тридцать человек пытались бежать, но были расстреляны.
Многие жители, спасаясь от расправ, разбежались из города по деревням.
К рассвету 8 января пришли в колхоз «Новая гряда», где были накормлены колхозниками. Вечером, разбившись на группы Бузинова —12 чел., Литовчука— 7 чел. и Цыбулина ушли в разных направлениях.
Вскоре немецкое командование сообщило: «К сведению населения Крыма. …Жители Евпатории, во-первых, тайно хранили оружие, во-вторых, приняли участие вместе с советскими войсками в открытом бою против немецких войск… Таким поведением жители Евпатории лишили себя защиты международного права. Они беспощадно преданы жестокому наказанию: их расстреляли, дома разрушены».
Завершался 200-й день Великой Отечественной войны.
Штаб Приморской армии в Севастополе. «С флагманского командного пункта флота приехал переговорить по разным текущим делам капитан 2 ранга Жуковский. Вид у него был мрачный.
— В Евпатории все кончено, — тихо сказал он. — Разведчики, высаженные с подводной лодки, подтверждают…
В тот же день, 8 января, Москва сообщила командованию СОР радиоперехват из официальной берлинской сводки: «В Крыму уничтожены силы противника, высадившиеся на побережье Евпатории. Эти силы уничтожены в упорной борьбе за каждый дом». Н.И. Крылов
В этот же день Военный совет своей директивой № 091/оп о переходе войск Кавказского фронта в общее наступление все еще требовал безоговорочной высадки Евпаторийского десанта и его наступательных действий. Знало ли командование фронтом, что в Евпатории батальон погиб, или настаивало на повторении высадки? Что-то нарушилось в управлении войсками. Искать после боя виновных — неблагодарное дело, ибо во всех случаях несет ответственность тот, кто отдает приказ. Участник десанта Ф.А. Павлов рассказывал автору книги, что за Евпаторийский десант вице-адмиралу Ф.С. Октябрьскому был объявлен выговор…
Десять ночей пятерка моряков разведроты Особого отдела во главе с командиром роты И.Ф. Литовчуком пробиралась по тылам врага к Севастополю. «Нас мучил голод, мы решили постучаться в первый же дом, попросить хлеба, но еще раньше увидели на насыпи людей. Литовчук послал Майстрюка и Задвернюка узнать что за люди, может наши десантники, другая группа? Вдруг слышим крики, выстрелы, бежит Алексей Задвернюк без шапки. «Уходим, братцы. Здесь фашисты! Майстрюка убили!». А. Лаврухин. Немцы и татары закололи матроса Майстрюка штыками у села Митино Сакского района. Так стало их четверо.
При переходе линии фронта у Бельбека подорвался на мине И.Ф. Литовчук, получив ранение ноги. На передовой четверку встретил оперуполномоченный капитан II ранга Мельничук. Как говорил Алексей Лаврухин, «прошли соответствующую проверку, подлечились, отдохнули и опять за работу». Самая дорогая для него медаль «За боевые заслуги» стала единственной наградой всему павшему Евпаторийскому десанту.
До Победы дорогами войны дошли двое — Алексей Лаврухин и Алексей Задвернюк. Об их судьбах и встрече тридцать лет спустя после очерка Эдвина Поляновского в «Известиях» будут взволновано говорить вся страна: «В конце 70-х, в конце ноября на окраинной севастопольской улочке умирал старик— высохший, желтый, с остатками седых волос, у него не было одной ноги, от самого бедра. Когда подъехала «скорая помощь», чтобы забрать его в больницу, где он должен был умереть, зять легко, как пушинку поднял его на руки. Во дворе старик попросил положить его на землю. Он оглядывал крыльцо, цементный двор, баньку в углу, деревянный сарай, виноградные лозы. Он лежал минут десять, он все хотел запомнить, и санитар не торопил его.
Это был Лаврухин…
Я подробно расспрашивал Ольгу Прокофьевну о последних минутах жизни Лаврухина, какие были его последние слова.
— Он с вечера мне сказал: домой не уходи. А рано утром умер. В полном сознании, он только имена одни называл, торопился. Думал разговором смерть перебить. Сначала родных всех называл— попрощался, потом однополчан— много имен, тех даже, кто еще тогда, в январе, погиб… Ирину вашу Дементьеву назвал»…
А.Ф. Задвернюк, И.Ф. Ведерников, И.Ф. Литовчук, А.Н. Лаврухин в Севастополе после десанта»
Еще один чекист вырвался из окружения. Начальник отдела Севастопольского горотдела НКГБ лейтенант (сержант госбезопасности) Александр Васильевич Кашунин не прятался в Ак-Мечети (п. Черноморское), а сражался с врагами и героически погиб накануне прихода наших войск. Руководитель одной из групп Михаил Борисович Шапиро добрался до своего Фрайдорфа, но был выдан предателем и расстрелян немцами в феврале 1942 года. Группа старшего оперуполномоченного ОО В.П. Цыбулина, состав которой остался неизвестным, как и группа комбата К.Г. Бузинова, попала в окружение и погибла.
А.И. Галушкин принял решение остаться в оккупированном городе. Был ли он ранен осколками гранаты в столкновении с карателями в районе каменоломен (Ф. Павлов) и лежал обессиленный в подвале дома И. Гнеденко на Русской, 9 после ухода товарищей (по свидетельству хозяев, показавших место, где он лежал, и где были следы крови)? Возможно. Он знал, что, перейдя на нелегальное положение, бороться с фашистами будет до конца и никогда и ни за что перед врагом не поднимет руки.
«Если мне придется погибнуть, то сделаю это так, чтобы тебе и детям не пришлось краснеть за меня. В этих грозных условиях я хочу одного, чтобы ты была бодра, не растерялась и не падала духом». Из письма А.И. Галушкина жене.
Из отдела контрразведки СМЕРШ Черноморского Флота НК ВМФ пришло Вере Андреевне сообщение, что майор госбезопасности А.И. Галушкин принимал участие в обороне Севастополя, пропал без вести при высадке десанта в г. Евпатории, что позволяет ей ходатайствовать о награждении его медалью «За оборону Севастополя». Она промолчала. А спустя годы к портрету погибшего отца в Евпаторийском музее положит свою награду сын — орден Красной Звезды, более его заслужившего. Прислал теплое письмо личной дружеской поддержки 1-й секретарь Крымского обкома В.С. Булатов. Начались месяцы и годы томительного ожидания. Надежды таяли. И только много лет спустя благодаря ее настойчивости и поиску товарищей Галушкина из органов госбезопасности удалось установить, что произошло после десанта.
Письмо начальника Особого отдела КГБ при СМ СССР по Черноморскому флоту генерал-майора Ивана Сергеевича Гудкова «
Не на все вопросы расследования нашлись ответы. Но многое рассказали письма тех, кто направлял чекистов с особой ротой в десант, документы, свидетельства выживших десантников и местных жителей.
По воспоминаниям Анастасии Никитичны Гнеденко, хозяйки дома на ул. Русская, 9, как-то вечером после десанта, когда еще свирепствовали каратели, к воротам дома подошел десантник и попросил впустить его.
Иван Кондратьевич Гнеденко, муж хозяйки, провел его вглубь двора, к туалетной, где имелся лаз и откуда был ход на чердак дома соседки Марии Коверковой (ул. Чехова, 13, ныне ул. Некрасова,9). Разместившись на чердаке, Галушкин зашел к Марии и все объяснил.
«На следующие сутки десантник спустился с чердака и пришел к нам в дом. Детей мы проводили в другую комнату, а с десантником остались только муж и я. В этой беседе в моем присутствии десантник рассказал о себе, что фамилия его Галушкин, зовут Александр Иванович, что он из Симферополя, где работал на большой работе». Анастасия Гнеденко
Ежедневно встречаясь с Иваном Гнеденко, он сказал ему, что нельзя в такое время сидеть, сложа руки, надо действовать и что в городе остался он не один — на нашей улице в доме № 4 скрывается бывший председатель Евпаторийского горсовета Яков Цыпкин. Нужно связаться с ним и другими товарищами, чтобы действовать совместно, и попросил Ивана переговорить с ними.
«Через несколько дней после ухода от нас группы десантников в наш двор зашел сосед Гнеденко Иван, рабочий, бывший возчик. Я стояла во дворе с моей сестрой и Марией Глушко. Гнеденко сказал, что он к нам по секрету, в связи с чем мы пригласили его в комнату Марии Глушко. Когда мы зашли в комнату, он сказал, что ему известно о скрывающихся у нас десантниках, и стал просить принять и укрыть третьего, находящегося у него. У него дети, и он боится, как бы случайно они не проболтались. Мы стали отрицать пребывание у нас десантников, и Иван сказал, что понимает, что мы опасаемся его, и за ответом зайдет через день-два. Тот разговор слышали Павлов (бывший до войны секретарем Ак-Мечетского райкома партии — В.Г.) и Цыпкин, сидевшие под полом, и, когда Гнеденко ушел, Павлов, выйдя из подполья, категорически заявил, чтобы никого мы не брали и что Гнеденко — провокатор…
Через два дня мы встретили Гнеденко Ивана на улице возле калитки, т.к. Павлов категорически запретил пускать его в дом. Когда мы вновь заявили, что у нас никого нет, Гнеденко сказал, что у нас скрываются Павлов и Цыпкин и что ему об этом точно известно. Я спросила, откуда он это знает. Гнеденко ответил, что он пришел по заданию Галушкина, который сказал ему, кто у нас скрывается. Почему Павлов сейчас отрицает пребывание Галушкина у Гнеденко мне совершенно непонятно». П.Г. Перекрестенко
Федор Павлов до войны не раз встречался с Галушкиным в Крымском обкоме, вместе они выступали на партконференциях, и только 8 января расстался с ним в этом доме, но действовать сообща решительно отказался. Цена риска — жизнь.
Пришлось действовать самостоятельно.
Галушкин с помощью Ивана и Анастасии Гнеденко, Марии Коверковой, изучая окружающую обстановку, обратил внимание на семью Гализдра, проживавшую неподалеку. Хозяин дома Прокофий Кириллович, член партии, работал в мастерских аэродрома авиазавода. Незадолго до прихода немцев их перебросили на ремонт самолетов в Севастополь. В доме остались его теща — Матрена Васильевна Миненко (она каким-то образом сумела дважды побывать в Севастополе), жена Мария Ивановна и их дети — дочь Антонина, комсомолка, замужняя с двухлетним сыном и сын Анатолий, девятнадцати лет, комсомолец.
Мария Ивановна Гализдра и Матрена Васильевна Миненко»
Галушкин хотел попытаться при помощи Матрены Васильевны пробраться в Севастополь. Он представился ей как прибывший из Севастополя и попросил убежища. Матрена Васильевна вместе с внуком Анатолием приняла его и организовала укрытие. Но попасть в Севастополь возможности уже не было. Но через нее могла появиться возможность выхода на аэродром, электростанцию, железнодорожное депо. И тогда вместе с Иваном Гнеденко он приступил к созданию подпольной группы.
Ул. Л. Толстого ,48 (б. 42). В этом скрывался и погиб 7 мая 1942 года А.И. Галушкин «
Толя Гализдра, по заданию Галушкина, через Наталью Гнеденко познакомился с восемнадцатилетней Анастасией Руденко и привлек ее к работе.
«Дня через два после этого знакомства мой отец мне сказал, чтобы я поменьше ходила с девчатами, особенно с Натой (Настей — В.Г.) и Толиком. Когда нужно будет, сказал отец, я скажу, и ты пойдешь, куда будет нужно», — рассказывала Наталья Гнеденко.
Настя Руденко дружила со своим ровесником двоюродным братом Иваном Жижерей, который жил в одном с ней дворе по Пехотинскому переулку, д.5/5 и работал в кинотеатре вместе с Федором Бузиным и Георгием Дроздовым, который называл себя, по какой-то причине, Петром Шевченко. Бузин работал киномехаником, Дроздов — художником. Оба были воспитанниками Евпаторийского детского дома. Федор Бузин примерно 1919 –20 года рождения, служил в Советской Армии в октябре–ноябре 1941 года. Он был, вероятно, из солдат 321-й стрелковой дивизии, формировавшейся в Евпатории как 2-ой Крымской дивизии народного ополчения и просуществовавшей до 13 октября 1941 года.
Через Настю они были вовлечены в комсомольскую группу и поддерживали личную связь с Галушкиным. «В их компании были еще какие-то парни, я сама лично видела, как кто-то из них заходил в дом Гализдры», — рассказывала Анастасия Гнеденко. Более десяти человек получали от него различные задания.
Оказавшись на нелегальном положении, Галушкин бездействовать не мог. Не зря говорил начальник Особого отдела Кудрявцев, что явок и квартир нет. Начинать пришлось с чистого листа, без связи с центром и необходимой подготовки. Пришлось создавать группу из людей, которых никто заранее не готовил. Реальную опору он искал среди комсомольцев, рабочих и бывших солдат, уцелевших после массовых расстрелов. Александр Иванович знал свои задачи по сбору разведывательной и контрразведывательной информации в интересах Особого отдела. В поле его зрения должны быть те объекты, которые они брали в десанте — «гестапо» СД, управа, полицкомиссариат, комендатура, карательный легион, биржа. Тихая, запуганная расстрелами Евпатория, как и в годы Гражданской войны, постепенно превращалась в важный центр деятельности разведки и контрразведки противника. Позже появились слухи, что в бывшем санатории НКВД немцы обучают большое количество кавказцев (вероятно, гауптлагерь «Крым»). Нужно выявлять фамилии и адреса предателей, пособников оккупантов, их связи и преступления. Из их числа немцы после бегства будут оставлять свою агентуру, и позволить им раствориться и уйти от возмездия нельзя. После освобождения Крыма 25 апреля 1944 года Л.П. Берия сообщил Председателю Государственного комитета обороны И.В. Сталину, что «в Евпаторийском секторе выявлена созданная немецкой разведкой шпионско-диверсионная разведгруппа в составе 67 человек, созданная в 1942 году под прикрытием курсов овощеводов. По делу арестовано 11 человек… 40 человек немецких пособников присоединились к партизанам за несколько дней до вступления частей Красной Армии в город».
Поручив подпольщикам собирать необходимую информацию путем наружного наблюдения и опросов жителей, Галушкин делал все, что можно в сложившейся обстановке. Пригодился опыт амурского чекиста 1922-1923 годов. Для совершения диверсий противник возможностей не предоставлял. За каждого убитого немца уничтожались десятки мирных людей.
Назначенный секретарем Евпаторийского горкома (хотя и не вступивший в должность) он знал требование ЦК ВКП(б) о том, чтобы «руководители партийных организаций лично руководили борьбой в тылу немецких войск, вдохновляли людей личным примером, смелостью и самоотверженностью» и считал важным вселять веру и надежду на скорое освобождение от захватчиков, с помощью радио и листовок призывать к сопротивлению затаившийся от страха город.
Анастасия Руденко, на которую Галушкин возлагал надежды на внедрение в структуры противника, поступила на курсы по изучению немецкого языка и стала входить в доверие оккупантам, а члены группы получили задание сделать радиоприемник. Бузин и Дроздов достали у Ивана Жежери хранившиеся журналы с радиосхемами и, добыв на работе нужные детали, собрали радиоприемник. Они стали принимать сводки Совинформбюро, а остальные члены группы, после уточнений Александра Ивановича, размножали и распространяли их среди населения, расклеивали на стенах домов. И вскоре евпаторийцы стали узнавать новости из Москвы и положении на фронтах. Участники подпольной комсомольской группы высмеивали на плакатах, портретах и в карикатурах фашистских главарей. Ведя агитацию против немцев, они сразу попадали в поле зрения служб СД: художники находились под особым контролем. Среди местного населения были и доносчики.
Бывший инженер горкоммунхоза бургомистр Епифанов организовал сбор теплой одежды и продовольствия для немецкой армии и местного гарнизона. За «излишки» муки, незарегистрированных кур — расстрел. Члены группы отслеживали установленный режим политических и хозяйственных мероприятий немецкого командования и местной администрации, вели активную агитацию против сдачи одежды и продовольствия. Они начали подготовку диверсионной акции на бирже труда, которая занималась отправкой людей в Германию. Каждый шаг подпольщиков сопровождался риском.
В сложнейших условиях, когда после гибели десанта и массовых казней зверствовали карательные органы оккупантов, а над городом висел страх, группа комсомольцев под руководством военного контрразведчика А.И. Галушкина организованно проводила работу среди населения и выполняла разведывательные задания. Установить результаты этой работы после провала группы и гибели ее участников удалось лишь частично.
Провал произошел при следующих обстоятельствах.
В доме Гализдра появилась женщина, по имени Шура, девичья фамилия Суслова. Эта Шура была выселена оккупантами из курортной части города и поселилась у Гализдры. Проживая в этом доме, Шура знала не только кто такой Галушкин, но и лиц, связанных с ним.
В день религиозного праздника в 1942 году в квартире собрались семьи Гализдры, Гнеденко, Галушкин и Шура. За столом Шура о чем-то проболталась и вызвала беспокойство у Гнеденко. Придя домой, Иван сказал жене: «Эта Шура очень подозрительный человек. Надо немедленно спасать Галушкина, иначе будет беда».
Вместе с Настей Руденко и другими они приготовили для Галушкина два убежища в Пехотинском переулке, д. 5/5 — одно в квартире Моисея Жижери, второе у Петра Руденко, но перевести его туда не успели.
Днем 7 мая 1942 года дом семьи Гализдра, где скрывался Галушкин, был оцеплен карателями. Гестаповка Ева Босс-Жуковская, ускользнувшая от особистов во время боевых действий десанта, привела фашистов к дому. Теперь каратели искали Галушкина и хотели взять его живым. В ответ по немцам и полицаям раздались выстрелы. Он стрелял, пока были патроны, а последний оставил себе.
«Двор заполни¬ли люди. Полицейские согнали почти всех соседей.
— Кто знает этого партиза¬на? – вновь крикнула Босс-Жуковская.
Все молчали.
— Ну, что же, заставим вас говорить! А ну, иди сюда! — приказала она Олейник. — Если хочешь жить, говори правду!
С этими словами она толкнула Варвару к стенке и, схватив за волосы, с силой ударила голо¬вой о стену.
— Жизнью ребенка клянусь, что не знаю его, — ответила Варвара Олейник.
Стукнув женщину еще несколько раз о стену, Босс-Жуковская принялась за дру¬гих. Ничего не до¬бившись, приказала вывести из дома Марию Гализдра. Зверея от ярости, угрожая пистолетом, она избила ее, потом обрушилась на Матрену Васильевну… Все молчали. Тогда садистка начала издеваться над малы¬шом — трехлетним Георгием, сы¬ном Тони. Женщины не выдер¬жали и заплакали. Озверевшая гестаповка схватила мальчика за ноги и начала бить головой о стену. Мария упала без созна¬ния…
Через полчаса женщин от¬пустили по домам, предупре¬див, чтобы никуда не отлуча¬лись… Семью Гализдра — Матре¬ну Васильевну, Анатолия, Ма¬рию Ивановну, подхватившую малыша Георгия на руки, выве¬ли и посадили в автобус и увезли в СД …
Тело Галушкина так и оста¬лось лежать посреди двора. Босс-Жуковская запретила его хоронить. Для наблюдения был установлен полицейский пост. Почти неделю существовал пост… Никто не знает, куда по¬том были вывезены останки ге¬роя…
В этот и последующие дни были также аресто¬ваны и доставлены в СД подпольщики Иван Кондратьевич Гнеденко, Анаста¬сия Петровна Руденко, Федор Афанасьевич Бузин, Георгий Дроздов (Петр Шевченко), Антонина Прокофьевна Гализдра-Капшук. При обыске в комнате, где жили Бузин и Дроздов, под полом карателями был обнаружен и изъят радиоприемник. 13 мая все они вместе с Матреной Васильевной Миненко, Марией Ивановной Гализд¬ра и Анатолием Прокофьевичем Гализдра были расстреляны после страшных пыток. Погибли в застенках гестапо и помогавшие им сестры Трещевы…
Сестры Насти Руденко, знав¬шие о деятельности подпольщи¬ков, Вера Яковлевна Дудук и Анна Петровна Надырли успели скрыться. Наталья Гнеденко — дочь Ивана Кондратьевича — вначале была арестована, потом выпущена и вскоре от¬правлена в Германию». В.А. Галкин, А.М. Кочкуров.
Тайник с записями контрразведчика в доме Гализдра, никто не искал.
Из членов группы не был арестован только Иван Жежеря. Он продолжал работать киномехаником, а потом в 1944 году бежал с немцами в Севастополь и далее.
«После этого и на Русской, 4 ожидали прихода немцев. Растерявшийся Павлов выцарапал в подвале на потолке: «Павлов, Цыпкин. Здесь скрывались 2 комиссара, но погибли от предательства Ваньки Рыжего — И.К. Гнеденко».
Иван Кондратьевич Гнеденко»
Когда дом Гализдра оцепили, Ванька сидел в гостях у брата Федора. Он глянул в окно и увидел — оцепляют весь квартал.
— Беги! – сказал Федор. — Еще успеешь.
— Не побегу, — сказал Иван. Он боялся за свою семью и сам вышел навстречу немцам.
…Пальцы его рук вставляли в дверной проем, пока не переломали. Потом отрезали ему уши и нос. Потом отпилили кисти рук, потом отпилили ноги. Живые останки пятидесятилетнего Ваньки Рыжего лежали в гестапо. Трудно было узнать в человеке человека, одна лишь душа доживала последние минуты. Таких мук не принимал никто и никогда на этом скифском побережье». Эд. Поляновский
Не выдал Иван ни Павлова, ни Цыпкина, спасая Прасковью Перекрестенко, Марию Глушко и детей, не назвал он имени погибшего контрразведчика.
Иван Кондратьевич Гнеденко. Ванька Рыжий. Возчик на электростанции, работяга и выпивоха каких немало в южных курортных городах. А Перекрестенко решительно не согласна: «Он за всю жизнь свою мухи не обидел. Ну, если иногда немножко и выпьет, едет на своей подводе мимо, песни украинские поет. Хорошо пел, красиво». А вот пришло лихое время и стал Иван героем и великомучеником, каких не раз в своей истории выдвигал наш народ.
В старом городе одноэтажных домов, где вся жизнь как на ладони, Галушкина и других десантников скрывали женщины с детьми Прасковья Перекрестенко, Мария Глушко, Мария Люткевич, Мария Коверкова, Анастасия Гнеденко, Матрена Миненко и Мария Гализдра. Они читали приказ коменданта: за укрывательство десантников — расстрел! Более 30 местных жителей знали, где скрывался контрразведчик.
Порядочный человек, Яков Цыпкин просто не нашел в себе сил на борьбу. Пока он скрывался, фашисты разыскали его семью в Симферополе и расстреляли на Красной горке в Евпатории. Он узнал об этом, когда в город пришли наши войска13 апреля 1944 года.
Павлов не мог не знать от П.Г. Перекрестенко о гибели Александра Ивановича 7 мая 1942 года. Это произошло на соседней улице. Уже после освобождения, встретившись с командующим Черноморским флотом адмиралом Ф.С. Октябрьским и членом Военного совета Н.М. Кулаковым, рассказал, как он руководил евпаторийским подпольем, за что из их рук получил орден Красного Знамени. Разные были комиссары.
У себя дома в Симферополе — на встрече с Верой Андреевной и ее сыновьями — он говорил: «Думаю написать книгу, где Александра Ивановича покажу более крупным планом. Он этого достоин». Он знал, о чём говорил, хотя выдумал героическую смерть Александра Ивановича вдали от Евпатории. Встреча оставила неприятный осадок от какой-то неискренности и снисходительности. Потом его публично осудили партийным и общественным мнением. Так было. Нередкая военная история. Одни сражаются и погибают, другие получают незаслуженные ордена. 16 апреля 1969 года «Домик на окраине» Ирины Дементьевой в «Известиях» всколыхнул читателей всей страны и дал свою моральную оценку тем людям. №51
Остается сожалеть, что не нашлось художника, который бы воплотил бы образы народного героя Ивана Гнеденко и простых евпаторийских женщин, спасавших десантников в бою и в подполье. Может быть, вспомнит их еще новое поколение, когда придут тяжелые времена. Евпатория благодарно хранит память о погибшем в бою десанте, восставших и расстрелянных жителях. Во время встречи с автором 4 января 2012 года Евпаторийский городской голова А. П. Даниленко дал обещание назвать именем Ивана Гнеденко одну из новых улиц города и увековечить имена жителей, помогавших десантникам, на памятной доске по улице Чекиста Галушкина, но, кажется, снова, как и обращение к властям известного советского журналиста Эдвина Поляновского, забылось.
Всего в Евпатории расстреляно и замучено 12 тысяч 600 мирных жителей, многие угнаны в Германию. До войны население города составляло 41 тысячу человек. Многие из них приняли участие в январском восстании.
Именем Александра Галушкина названы улицы в Евпатории и на его родине в селе Ивановка Амурской области. На мемориальных досках Управления ФСБ и милиции Крыма в Симферополе, в Казачьей бухте в Севастополе его имя в почитаемом списке павших. Разделил судьбу своего народа и навечно остался в его памяти.
Имена шести участников Евпаторийского десанта высечены на мемориальной доске»
Из письма А.И. Галушкина во время ВТ и бомбежки 14.9.41 перед уходом в армию»
Защитникам Севастополя 1854 и 1942 г.»
«Сейчас воюем в местах так хорошо описанных в 3-томном произведении Сергеева-Ценского («Севастопольская страда»—В.Г.). Стараемся свято хранить память героических защитников и быть их достойными потомками». Из письма А.И. Галушкина
Памятник А.И. Галушкину на родине в с. Ивановка Амурской обл. «
О А.И. Галушкине на Дулёвском фарфоровом заводе, о Черчилле в Симферополе смотрите [url=http://www.bogorodsk-noginsk.ru/new.html]здесь[/url].
* [url=http://old.kr-eho.info/index.php?name=News&op=article&sid=13212]Начало здесь
>>>[/url]
