КРЫМСКИЕ ШТРИХИ БИОГРАФИИ И.В. КУРЧАТОВА
Курчатов, Крым и атомный проект. Речь идет о Курчатовских местах в Симферополе, где он прожил 11,5 лет, а с учетом работы в Феодосии, Севастополе и многомесячного лечения и отдыха в Большой Ялте — значительно больше. Перечисленные события, факты и некоторые источники имеют цель привлечь внимание к теме и продолжить поиск свидетельств крымского периода биографии И.В. Курчатова. Кроме гимназии и бывшего дома графини Адлерберг, не осталось домов, где жил и бывал Игорь Васильевич.
Предлагаем высказать свое мнение читателям по сохранению памяти И.В. Курчатова в Крыму.
…На территории РНЦ «Курчатовский институт» — прославленной Лаборатории №2 АН СССР — недалеко от памятника Ленину находится замечательная усадьба с «хижиной лесника», органично вписавшаяся в старый Покровско-Стрешневский лес.
Редко спустя годы в таких домах ощущается присутствие их хозяев. Любезно предоставившая возможность соприкоснуться с миром великого ученого Раиса Васильевна Кузнецова[1] провела меня по дому, в котором Игорь Васильевич жил 14 лет.
Здесь за праздничным столом рассаживались университетские друзья и родственники, отмечая день рождения или именины Игоря Васильевича. Чаша на столе с осенними желтыми яблоками из фруктового сада, посаженного руками Игоря Васильевича, и цветы, выращенные Мариной Дмитриевной, как бы оживляют прошлое. Соратники Игоря Васильевича, напряженно бившиеся над созданием новейшего оружия, Ю.Б. Харитон, Б.Л. Ванников, А.П. Завенягин, А.П. Королев, А. П. Александров, Е.П. Славский, сотрудники института обсуждали за этим столом и в саду на скамье бесконечно рождавшиеся новые идеи. Дом был продолжением института, как говорила Марина Дмитриевна…
У камина, закурив и усевшись в кресло, Игорь Васильевич подолгу о чем-то задумывался. Рассматривал картину Юрия Жданова «Коктебель», вспоминая любимый Крым. За роялем Марина Дмитриевна и ее брат Кирилл исполняли Баха и Шопена или Игорь Васильевич со своим братом Борисом играли в четыре руки.
У рижской радиолы «Мир» и возле электропроигрывателя он слушал музыку русских композиторов Чайковского и Рахманинова, Мусорского и Глинки, романтиков Сибелиуса и Брамса.
В больших шкафах библиотеки стоят сохранившие свои места 3,5 тысячи книг — с именами Гомера, Шекспира, Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Блока, Горького, Л. Толстого, Твардовского, Томаса Манна, Марка Твена, Ярослава Гашека, Ильи Ильфа и Евгения Петрова, Майн Рида, о французском импрессионисте Поле Сезанне и русском живописце Илье Репине, ноты. Где-то, спрятанные от глаз, находятся книги о Крыме.
Последними прочитанными им книгами были «Коляска» Гоголя и роман Константина Симонова «Живые и мертвые». Недоступные пониманию обычного человека труды физиков и математиков соседствуют с книгами по истории, географии, биологии.
Шведская стенка для утренней гимнастики и пинг-понг говорят о спортивных увлечениях — он был сильным пловцом и неплохим теннисистом. Маленький бильярд переключал его на иной лад и азартную игру…
На рабочем столе — бюст Ленина и портрет красавицы жены. Три простых телефонных аппарата, по которым он говорил с Кремлем, друзьями, сотрудниками своего института, НИИ, КБ, директорами заводов, работавших над грандиозной задачей. Какая сила исходила от него, когда, он здесь, лежа на кровати после второго инсульта, проводил совещания с сотрудниками, и они уходили энергичными и одухотворенными!
Что же хотел здесь понять, придя сюда дважды, Владимир Владимирович Путин?
Курчатовская тропа, протоптанная Игорем Васильевичем за годы работы в институте, уводила меня от дома, хранящего свидетельства жизни великого человека. Подаренные книги с документами и воспоминаниями стали отправной точкой дат и событий, о которых пойдет речь ниже.
«Замечательное место Крым. Очень люблю его». И.В. Курчатов
Казалось бы, о Курчатове и советском атомном проекте известно все, но чувство неудовлетворенности почему-то не оставляет. Может быть, не до конца осознано величие отечественной атомной эпопеи или не покидает боязнь собственной неприглаженной истории или, еще хуже, — равнодушие к нашему недавнему прошлому? В сознании человека Чернобыльская катастрофа оказалась страшнее остановленной атомной бомбардировки страны.
Все биографы Курчатова не пропускают Симферопольскую мужскую им. Александра IБлагословенного гимназию. И правильно. Гимназия дала ему знания, а он сделал ее знаменитой, подняв за собой до российской известности. Достоинств ученого Д.И. Менделеева, художника И.К. Айвазовского, композитора А.А. Спендиарова, врача Н.И. Пирогова это никак не умаляет.
Семья Курчатовых переехала из Симбирска (ныне Ульяновск) в Симферополь ровно 104 года назад — в апреле 1912 года из-за болезни дочери. Вместе с Василием Алексеевичем и его женой Марией Васильевной приехало трое детей — Антонина (1896 г.р.), Игорь (1903) и Борис(1905). Отец, старший землемер Губернской чертежной, удостоенный еще в Симе званий потомственного почетного гражданина и личного дворянства, и в Симбирске служил в той же должности. Василий Алексеевич работал в Землеустроительном отделе в здании Христофорова на Мюльгаузенской улице. Мать — дочь священника и учительница ЦПШ, занималась воспитанием детей. Дочери оставалось жить полгода.
Снимали жилье в разных местах. В доме Жукова[2](возможно, А.Я.Жуков — городской десятник в Городской Управе) на улице Новогородней,д.12, где Курчатовы в маленькой 3-комнатной квартире прожили примерно с 1916 до осени 1921 года (именно здесь считал необходимым установить мемориальную доску в честь Игоря Василевича его брат Борис). Дом находился на пустыре за улицей Мюльгаузена между земской больницей (с 1914 г.) и консервной фабрикой Коркунова. Но, увы, исчез, оставив место даже без памятного знака.
«В Симферополе до сих пор за больницей, на площади-бугре сохранилось недостроенное железобетонное здание, где мы играли в индейцев, и Боре иногда, как младшему, попадало на орехи», — писал ему в 1953 году бывший гимназист и однофамилец Владимир Курчатов. Их отцы работали вместе в доме Христофорова — один в Земельном управлении, другой в Удельном ведомстве.
Значительно меньше Курчатовы проживали в других местах — в 1915-16 годах во флигельке во дворе у домика Беличковых на Набережной улице и в квартире Елизаветы Васильевны Мечинской (юриста Мечинского) на улице Юбилейной, д. 38, около усадьбы Новопольских. В 1922 году они, по словам Марины Дмитриевны, жили на Макуриной горке (в неустановленном доме).
(«Владения Мечинских на 1914 год находились по адресу: ул. Мюльгаузенская, 26. Исследуемый участок выходит на дом № 38 по ул. Битакской (бывшей Юбилейной). Он находится на углу с ул. Снайперов, 1. Возможно, это часть бывшего владения Мечинских», — считает музей истории Симферополя. Имеет ли отношение к адресу на Набережной этимолог станции защиты растений в 1926 году Евдокия Васильевна Новопольская, которая проживала в 1926 году на ул. Битакской (быв. Мюльгаузена до 1924 года), д.10, не известно. Это точки поиска для тех, кто постарается разыскать дома Курчатовых в Симферополе).
Дом Жукова на Новогородней
Все достопримечательности 70-тысячного города можно было увидеть, проехав его на пролетке по еще не мощенным улицам с только что устроенными тротуарами от Вокзальной на Воронцовскую и Ялтинскую улицы по Екатерининской, Пушкинской, Дворянской, Салгирной и Лазаревской (см. Планъ города Симферополя на 1911 год на клик).
По улицам на бойню, что была на Севастопольской и служила главным источником городского бюджета, гнали стада овец и коров. У нескольких бетонных водоразборов, в том числе на углу Салгирной и Дворянской, скапливались водовозы и набирали воду жители. К зловонию на стоянках извозчиков горожане привыкли и ругали власть за плохую работу, за нехватку ассенизационных бочек, потому что вывозили из города только 5% нечистот.
Начались работы по прокладке трамвайных путей и освещению улиц 12-амперными дуговыми фонарями. До окраины, где жили Курчатовы, свет не доходил, а на Потемкинской пару столбов установили. В Пушкинском сквере посадили 380 деревьев. Походы на базар без родителей за семечками или караимскими пирожками совершали все мальчишки. В торговых заведениях Базарной площадии просто на прилавках — фрукты, овощи, мясо… Рестораны, трактиры, кофейни, буфеты, шашлычные, чебуречные, бузни и пивные на любой достаток определяли колорит многоязычного города. Город — не губернскийи еле-еле обслуживал свои нужды, надеясь только на свои ходатайства перед Петербургом.
Здание мужской гимназии с гимназической Александро-Невской церковью
О многом говорили 17 православных церквей, включая греческую Троицкую на Греческой (Одесской) улице, которые уживались с девятью татарскими мечетями, еврейскими синагогами, караимской кенасой, немецкой лютеранской кирхой, польским римско-католическим костелом, армяно-григорианской и армяно-католической церквями.
В городе вводится всеобщее начальное обучение, «в смысле доступности для всех желающих». 1909 сверстников Игоря получали трех-, четырехклассное образование в 13 городских училищах.[3] В каждом из них, кроме учителя пения и священника-законоучителя, было по три учительницы. На эти места преимущественно брали выпускниц женской гимназии. В ЦПШ при религиозных и национально-религиозных организациях обучалось примерно такое же число учеников.
В Симферополе, где не было не только высших учебных заведений, но было только одно высшее начальное училище, учеба в гимназии всегда считалась престижной. О высоком качестве обученияв 8-классной гимназии можно судить о знании учащимися трех языков, уровне усвоения физики и математики, умении играть на музыкальных инструментах. Городские гимназии были, в сущности, элитными учебными заведениями, о чем свидетельствует список выдающихся выпускников мужской гимназии.
Ученик 1 класса Симферопольской гимназии Игорь (с однофамильцем Володей Курчатовым?). 1912
Ведомость ученика 4-го класса из архива Дома-музея И.В. Курчатова
Василий Алексеевич Курчатов по заданию Губернской чертежной регулярно работал в уездах, например, в Каче, Менгермене (между ст. Владиславовка и ст. Грамматиково, ныне Советское). Каждое лето на работы брал с собой сыновей. Так, в землемерной партии в 1919 году Игорь отработал один месяц. Умение работать с геодезической линейкой, теодолитом.
- В землемерной партии на геодезических работах в пригороде Симферополя и в с. Ангара (н. Перевальное). 1919 год.
- Игорь Курчатов справа третий, нивелиром не стане ему лишним в будущей профессии
После 7 лет учебы в гимназии продолжить ее пришлось после захвата Крыма белогвардейцами, потому что свидетельства об окончании средней школы были признаны недействительными. Человек 15 подали заявления и зачислены в 8-й класс гимназии. Но так как там уже разместился госпиталь, то занятия проводились в четырехэтажном здании на бульваре Крым-Гирея (н. бульвар Франко).
Занятия шли нерегулярно. Ученики подрабатывали на мельницах, в больницах, в приютах, пилили дрова и ремонтировали проводку. Игорь, сознательно готовя себя к инженерной профессии, закончил за год ремесленную вечернюю школу Кузьмина в начале Воронцовской улицы (рядом — консервная фабрика Шишмана) и получил квалификацию слесаря. Как и все, пилил дрова на консервной фабрике, трудился в огороде. Половина класса была призвана в белую армию. Но так как Игорь и его друзья родились позже установленного срока 1 июля 1902 года, то мобилизации избежали.
…правами окончивших курс в учебных заведениях первого разряда
Аттестат об окончании гимназии с золотой медалью выдан И. Курчатову 22 июля 1920 года, который подписали: директор гимназии Леонид Владимирович Жирицкий (он же преподаватель словесности), инспектор гимназии А.И. Синицкий, законоучитель протоиерей Д.Ф. Игнатенко, он же священник Александро-Невской церкви при гимназии (арестован в конце того же года), члены Педагогического Совета: Л.К. Эйнберг — немецкий язык, Н.И. Александров — физика и математика, О.В. Усольцева — французский язык, классный наставник Ю.А. Гришинский — латинский язык и другие.
Леонид Владимирович проживал недалеко, на Архивной, 9Б, и носил гимназистам книги из своей богатейшей библиотеки кипами. Он и привил им любовь к отечественной и мировой литературе. Игорь все перечитывал не только их сам, но и давал Борису.
В гимназии он формировался как личность, обрел то состояние души, о котором говорили его лучистые глаза, сложился образ мышления, когда открытия стали содержанием внутренней жизни. Ее преподаватели дали ему не столько сумму знаний, сколько заложили основы той культуры, о которой, уже будучи маститым ученым, он скажет: «Почему не появляются у нас писатели масштаба Льва Толстого или художники и ученые, равные Серову или Павлову? Почему не приходит поколение новых гениальных людей?.. По-моему, нашим молодым ученым не хватает культуры, большой настоящей культуры, той самой культуры и широты взглядов, которые только и позволяют человеку рассуждать смело и непредвзято. Ведь ученый — это прежде всего мыслитель».
Его беспокойство особенно понятно современному обществу, пораженному деинтеллектуализацией. Здесь, а потом в университете он приобрел черты характера равного отношения к людям независимо от их положения, национальности и возраста.
Достигнув научного и общественного признания, он останется самим собой. Его ответственность и вдохновляющая всех уверенность в успехе рождались здесь. И когда судьба поднимет Курчатова на вершину, где от его знаний, действий и решений будут зависеть война и мир, жизни миллионов людей, это проявится в полной мере.
Едва получив аттестат, в июле 1920 года они вдвоем, по словам Мстислава Луценко, отправились на работу в «администрацию» узкоколейной Бешуйской железной дороге — от ст. Сюрень к Бешуйским копям, которую строили врангелевцы для обеспечения флота углем. Жили под навесом в поместье Лункевича (возможно — известный биолог университета и пединститута Валериан Викторович Лункевич, который в 1926 году проживал в Сивашском пер., 5). Помогали прорабам в их расчетах, за что кормили ребят прилично. В свободное время путешествовали по реке Каче, побывали в живописном пещерном городе (Мангуп-кале?), осмотрели какой-то курган.
Работу закончили 20 сентября, так как начинались занятия на математическом отделении физико-математического факультета Таврического университета. Правительство генерала М.Сулькевича открыло его во время оккупации Крыма германскими войсками в 1918 году. Говорят, что при его торжественном открытии в театре присутствовал немецкий генерал Кош.
Поступали Игорь и его друзья еще при Врангеле, но в ноябре в Симферополь вошла Конная армия Миронова, и университетская жизнь приобрела новые черты.
Университет помещался на углу Гоголевской и Пушкинской улиц в переставшем существовать приюте графини Адлерберг (ныне здание музея)[4]. Широкие ступени университетского подъезда и массивные двери (?) — примета университета. Физическая, химическая, все лаборатории медицинского факультетов и некоторые естественно-исторического отделения физмата размещались в конце Госпитальной улицы в помещениях бывшего военного госпиталя.
«Здание физической лаборатории, а также аудитории (бывшего госпиталя) не сохранились. Уничтожили немцы. Здание «Толмцтары» есть»,— писал в 1960 году режиссер Крымского театра А.С. Клименко однокашник Бориса Курчатова. Университет имел медицинский, агрономический и физико-математический факультеты.
Поскольку трамваи не работали, то из здания университета в лабораторию физтеха на Госпитальной Игорь ходил пешком, иногда по улице, которую после жизни назовут его именем. Древняя мечеть без минарета, старые татарские дома, разбитая улица…
Засуха 1921 года и проливные дожди в 1922 году, неумение Крымревкома управлять даже в условиях НЭП вызвали голод на территории Крыма. «Жизнь была трудная. С продуктами было плохо. Студенты питались в основном в столовой, помещавшейся на Гоголевской улице в здании с башней и с часами, напротив базара (теперь этого здания нет). Меню было стандартное: суп перловый и хамса, хлеба— 400 граммов. Все мы много работали, упорно учились, веселились, влюблялись и легко переносили все трудности жизни» (однокашник Игоря по гимназии и университетуВ.И. Луценко. В Крыму. 1988 г.)
В автобиографии Курчатов написал: «Помимо учебы в Университете работал в кустарной деревообделочной мастерской, изготавливая мундштуки (фабрика Кучеровых? и Тиссена на месте нынешнего «Фиолента», сегодня известного своими лобзиками — В.Г.), был воспитателем в детском доме, а последний год учебы одновременно работал препаратором в физлаборатории при университете». Его и К. Синельникова механиком взял в лабораторию приехавший из Севастополя Сергей Николаевич Усатый.
Не назвал Игорь Васильевич свою работу нарядчика в гараже. В Первый советский театр, где его друзья сидели на верхнем ярусе, Игорь тогда не ходил, засиживаясь в лабораториях, а потом спускался по пешеходному спуску возле дома Макурина и шагал темными улицами на окраину — к дому Жукова.
- Тропа Курчатова из Университета на Новогороднюю. Бетонная лестница построена в 1909 г.
- Вверху дом гласного городской Думы В.М. Макурина в начале Лазаревской улицы, где в конце 1920 года размещался штаб Южного фронта М.В. Фрунзе, К.Е. Ворошилова и С.М. Буденного.
Фото simfion.narod.ru А. Белов
- Вспомнил ли Игорь Васильевич, когда Ворошилов 12 февраля 1954 года вручал ему третью Золотую звезду Героя Социалистического труда,
- что осенью 1920 года они могли встретиться на Макуриной горке?
1910-е годы
«В одну из наших встреч последних лет Игорь, как всегда с улыбкой (унаследованной им от матери), вспоминал: Ведь это ты, Азочка, когда-то устроила меня на работу в кино «Лотос» (в советское время «Спартак» — В.Г.). — Да, я помню! Я там работала билетершей. Ты, бедный, спал по ночам на прилавке буфета, и тебя там чуть крысы не съели!» Дневник Анны Поройковой.
Студент и ночной сторож Курчатов зарабатывал деньги в кино Бильяни. Тапером работал в этом кинотеатре его друг и брат будущей жены Кирилл Синельников. Каждый вечер он «подыгрывал» экрану с Верой Холодной и Иваном Мозжухиным до того, что на всю жизнь возненавидел легкую музыку.
Директор совхоза при деревне Сарчи-Кият Тимченко в бывшем имении помещика караима Абрама Пастака[5] летом 1921 года взял сторожами на сезонную работу группу студентов, среди которых был Курчатов. В советское время птицесовхоз «Красный» с фабрикой по производству 5 млн бройлеров в год в лихолетье 90-х забросили и снесли.
Жили они в шалашах. Фрукты и овощи ели без ограничения. Мужчинам полагался паек— ½ стакана молока, 200 г. мяса и 300 г. хлеба в день. Соорудили печки из кирпичей, варили обед, пекли в золе груши и картофель. Недоставало хлеба и круп, но воздух заменял все.
К первому году в университете относится знакомство и увлечение Игоря Верой Тагеевой (1902-1993). 19-летняя мечтательная петроградская девушка, пожалуй, дворянского происхождения, могла бы стать одной из героинь вересаевского романа «В тупике», хотя феодосийский трагизм в 1921 году ее не коснулся. В отраженном свете ее прекрасных писем Игорю виден образ юноши, обретающего силу ума и характера, ищущего себя через Маркса, Шопенгауэра, метафизику, теологию. Они близки были чистотой душ, и она влекла его в Петроград и науку. Переписка 1921-1924 года завершилась, когда оба были в Петрограде.
Марина Синельникова, судя по ее дневнику, познакомилась с Игорем позднее — в 1922 году, когда Курчатовы уже жили на Макуриной горке: «Пришел худенький стройный юноша в холщевой рубахе навыпуск, подпоясанный ремнем, очень ярко-румяный, с темными волосами, яркими глазами… Очень приятный, очень скромный юноша, застенчивый, серьезный».
Пересеклись в его сердце две женщины— Вера и Марина. Но в 1926 году все они стали другими — вскоре Вера вышла замуж, а Игорь и Марина вместе с друзьями по ЛФТИ Н.Н. Семеновым, А.К. Вальтером, супругами Поройковыми сыграли свадьбу. Марина Дмитриевна оставалась для него нежно любимой и заботливой женщиной на всю жизнь.
А тогда Вера писала: «Вы один из очень, очень немногих настоящих людей… вижу Вас опять откровенным, правдивым, с огнем в душе, который так редок в людях»[6].
«А в восторг меня приводите Вы Вашей бодростью, верой в прекрасную жизнь, любовью к русским людям, действительно родным Вам, вашей неподражаемой верой во все хорошее и красивое, и в себя». 5.9.1921.
«… Я так хорошо вспомнила физику, кабинет в Симферополе (кажется, это Нагорная улица?), вспомнила Вас и Ваших друзей, работающих с какими-то сложными машинами,на которые мы, простые смертные, смотрели с большим почтением. Вспомнила, как мы ходили смотреть на звезды, и вспомнила милого Козякина (он уж, наверное, скоро кончает свой политехникум?). Все это очень приятно и хорошо вспоминать, а лучше еще было время, когда это было». Сентябрь-октябрь 1921 года.
«В Симферополе действительно тоскливо, я представляю себе. Вы должны с головой уйти в науку, и тогда год пройдет незаметно. Уж воображаю, какой Вы будете ученый и какой у Вас будет деловой вид, когда по утрам вы шагаете по Потемкинской (проходя вдоль большого фруктового сада[7]— В.Г.) в Университет». Пройдите по нашей Суворовской (ул. Фрунзе — В.Г.) мимо нашего дома и вспомните обо мне». После 21.10.1921. Курчатовы тогда жили на Новогородней в доме Жукова.
«Хорошо представляю Вашу маленькую аудиторию на вечерних лекциях. Сильвия с Аней, Вы с Синельниковыми (Кириллом и Мариной — В.Г.), Ляхницкий и Поройков. Изменились ли они? Все ли у Синельникова такой полурасслабленный вид, а у Ляхнитского немного надутый, а Поройков косо смотрит как-то снизу-вверх, и у него такая миловидная жена». 8.11.22.
- Борис Ляхницкий (справа) погиб в 1942 в блокадном Ленинграде,
- Иван Поройков (слева) с женой Анной и дочерью Ариадной
- оставались близкими друзьями Курчатовых на всю жизнь
«Оценки не ставились, но мнение профессоров было понятно по дружескому тону. Отсев был громаден, и ко 2 семестру на лекции ходило человек 20, а к весне сократилось еще вдвое, но эти оставшиеся прошли через всю учебу. Это было удивительное время. Посещение лекций было необязательным, учебников не было, да если бы они и были, лекции, которые нам читались, сильно отличались от тех курсов, которые находились в университетской библиотеке… Зачеты можно было сдавать по договоренности с тем или другим профессором…
Самым удивительным была дружеская атмосфера между профессорами и нами студентами. Может быть, благодаря малочисленности студентов (как я уже говорил, к концу 1-го семестра нас осталось человек десять: Игорь, я, Луценко, Поройков, Ризниченко, Ляхницкий, Правдюк и трое других, фамилии которых я запамятовал), профессора прекрасно знали нас уже к концу 1-го года. Каких-либо «консультаций» не полагалось, но нас часто приглашали провести вечер и выпить чашку чая с сахарином профессора Байков (ректор), М.Л. Франк и другие». (К. Синельников об учебе в 1920-1921 гг.)
Случайно образовалось созвездие ученых в Крымском (Таврическом) университете провинциального города, который появился больше под потребности ученых, чем местного образования в военное время. В середине 20-х годов оно исчезло. Многие из них ушли в новые научно-исследовательские институты и вузы, необыкновенно быстро рождавшиеся по всей стране, стали академиками, лауреатами, Героями Социалистического труда.
Одним из таких открывшихся институтов стал ЛФТИ им. Иоффе, где произойдет становление физика-экспериментатора И.В. Курчатова.
Вот их имена: ректор университета, естествоиспытатель, академик Санкт-Петербургской академии наук, РАН, АН СССР, первый президент Украинской АН, создатель многих научных школ В.И. Вернадский, физики — Нобелевские лауреаты, Герои социалистического труда А.Ф. Иоффе и ассистент на кафедре физики И.Е. Тамм (1919-20гг.), вице-президент АН СССР (академик с 1932) Герой СоциалистическогоТруда (1945) металлург и химик А.А. Байков, член-корреспондент АН СССР (1929), лауреат Сталинской премии физик-теоретик Я.И. Френкель, академик АН СССР (1929), Герой Социалистического Труда (1945), геолог и географ В.А. Обручев, академик АН СССР (1943) лауреат Сталинской премии Герой Социалистического Труда (1967), математик В.И. Смирнов, академик АН СССР (1929 год), математик и физик Н.М. Крылов, академик АН СССР (1939) и Академии медицинских наукСССР (1944) Герой Социалистического Труда, зоолог и энтомолог Е.Н. Павловский, академик АН СССР (1953), лауреат Ленинской премии (1965), доктор геолого-минералогических наук (1936), географ Д.И. Щербаков, академик Российской академии наук (1921), историк М.М. Богословский, биохимики — Президент АН Украинской ССР (1946—1962), Герой социалистического труда А.В. Палладин и академик Петербургской АН (1914) В.И. Палладин, член-корреспондент АН СССР, лауреат Сталинской премии (1953), математик Н.С.Кошлякови многие другие.
Слева направо Николай Правдюк, Борис и Игорь Курчатовы в саду. Симферополь. 1922г.
В годы учебы И.В. Курчатова был ректором и вел неорганическую химию профессор А.А. Байков, деканом факультета был профессор Л.А. Вишневский — дифференциальные исчисления и уравнения, профессор М.А.Тихомандрицкий — высшую алгебру. Зав. кафедрой математики был Н.М. Крылов, общий курс математики и семинары по теории вероятности на ней вел М.Л. Франк (отец И.М. и Г.М. Франков), а также Н.С.Кошляков и В.И. Смирнов.
Физику на первом курсе читал Абрам Федорович Иоффе (он жил в Батилимане на даче у родственников жены), а затем продолжил этот курс и электродинамику известный своей щедростью в раздаче научных идей Я.И. Френкель. Но самым притягательным профессором после Френкеля стал приехавший из Севастополя Семен Николаевич Усатый, который преподавал молекулярную физику и электродинамику. Игоря Евгеньевича Тамма, который в августе ушел в Одессу через линию фронта, коллеги, как называли друг друга студенты, не застали. Их имена — золотой фонд крымской истории. И даже если бы они дали миру одного Курчатова, им стоило поклониться.
Под руководством доцента ЯковаФренкеля — бывшего начальника отдела высшего и профессионально-технического образования Наркомпроса СНК Крыма и члена редколлегии газеты «Красный Крым», отсидевшего за это у деникинцев два месяца в симферопольской тюрьме —пересматривались программы и вся работа университета под новый советский формат.
Через созданный при нем рабфак им. Назукина в университет пришли рабочие, крестьяне, бывшие красноармейцы, которые вместе с оттоком профессуры заметно понизили образовательный уровень вуза. Они же часто оставляли университет после первых экзаменов. Кипели жаркие споры в его стенах. Ни Игорь, ни Кирилл Синельников в политику не вмешивались.
Когда все выстроилось в системный порядок, и пришло глубокое понимание происходивших в то время процессов, академик К.Д. Синельников в частном письме отмечал одержимость молодежи его поколения: «Сейчас трудно понять ту творческую, свободную атмосферу, которая была в начале 1920-х годов, в период «угара», во всех областях науки и искусства». И подтверждал примерами.
21 января 1921 года Френкель написал В.И. Ленину докладную записку о положении в Крыму, в которой резко осудил террор, разбой и массовое убийства, развязанные тройкой Г.Пятакова, Р.Землячки и Бела Куна. Позднее Ф.Э. Дзержинский назвал это очень крупной ошибкой: «Крым был основным гнездом белогвардейщины. И чтобы разорить это гнездо, мы послали туда товарищей с совершенно исключительными полномочиями. Но мы никак не могли думать, что они так используют эти полномочия». Вину он возлагал, по словам В. Вересаева, на Бела Куна. Я.Френкель тоже сообщил Ленину, что в Симферополе практикуется высылка неблагонадежных элементов на север в весьма ограниченных размерах.
Глазами интеллигентов, бежавших с 1917 по 1921 годы от революций из столиц в Крым (Феодосия и Коктебель), почти документально показал В.В. Вересаев в своем романе «В тупике» дикий произвол и анархию, вседозволенность властей, разбой красных, белых, зеленых, махновцев и местных обывателей, потерявших разум в ненависти и беззаконии. Революция шла в жестокой борьбе, через разрушение большевиками всего и вся. Жить по-старому было нельзя, а к созиданию и управлению хозяйством они не были готовы. Высокие цели и мечты о справедливости и братстве столкнулись с человеческой природой.
Университетские ученые болезненно пережили события тех лет, но для многих из них наука стояла выше революций и войн. Репрессии и красный террор по отношению к ним были единичны. Русская интеллигенция, по мнению губернатора Оболенского, вообще в те годы занимала позицию «ни за белых, ни за красных, а за себя». Кстати, владельцы крупной собственности вывозили на пароходах все, что можно, но ни белой армии, а тем более красной, материально не помогали.
Университет имени М.В. Фрунзе закрылся не только по некомпетентности местных властей. После завершения Гражданской войны удержать в провинции когорту столичной профессуры было невозможно. Но образовавшиеся на его базе педагогический, медицинский и сельскохозяйственный вузы отвечали новым потребностям и курсу первых пятилеток в Крыму. Они стали основой научной, экономической и культурной среды на полуострове, до сих пор отражающей состояние общества. Зарождалась новая, другая система образования и научной работы (см. беседу Сталина с Я.Ф. Каган-Шабшай 9.5.1928 «Человек Запада»), доказавшая свою высокую эффективность.
К 1927 году из знаменитой плеяды ученых в Крымском пединституте на ул. Ленина, 17 остались заместитель директора института математик М.Л. Франк, историк литературы и искусства А.Н. Деревицкий, историк и археолог А.И. Маркевич, химик Л.А. Сушницкий, биолог В.В. Лункевич, бывший директор курчатовской гимназии Л.В. Жирицкий[8]. Вероятно, Михаил Людвигович Франк в 1928-1932 годах читал математику и теоретическую механику Кириллу Щелкину, который вместе с И.В. Курчатовым станет одним из пяти трижды Героев Социалистического труда СССР.
К окончанию университета в Курчатове стал заметен его огромный потенциал, готовность к научной и исследовательской работе и те отношения с коллегами, от которых зависит успех большого дела. Искусство Курчатова в управлении людьми и процессами может служить примером современным менеджерам.
Его ученица В.К. Крицкая потом напишет: «Обаяние его личности было столь велико, что «люди, работающие с ним, становились духовно чище, лучше, потому что имели перед собой образец бескорыстия, уважительного отношения к человеку, независимо от его положения, беззаветной преданности большому идеалу. Видели ежедневный подвиг человека, не щадящего себя, всего себя отдающего науке, грандиозному, титаническому труду на благо людям и Родине». Зародившийся здесь интерес молодого физика к научным исследованиям, конструированию окажется востребованным при организации атомного проекта, а в кораблестроении — в создании силовых установок атомных подводных лодок, ледоколов и атомного флота в целом.
Дипломная работа И. Курчатова выполнена им по теории гравитационного элемента.
- Свидетельство на жительство
- было удостоверением личности студента
В Пулковской обсерватории Петрограда инженерная работа увлекла Курчатова больше, чем учеба в институте. Посчитав, что второе образование Курчатову не нужно, из политехнического института его отчислили в 1924 году за «неуспеваемость». Семейные обстоятельства также вынуждали вернуться в Крым, где по доносу арестовали отца за чтение антисоветских листовок и высылали в Уфу на 3 года в административном порядке без лишения избирательных прав. Брат Борис в связи с закрытием физмата (отделение химии) переводился в Казанский университет.
В Феодосии Игорь устроился на работу в Гидрометеорологический центр, который находился в центре города (в 1960 году существовал, но сохранился ли?) и был хорошо оснащен приборами и оборудованием. Сидели в бюро погоды и работали до 11 часов вечера. Центр выполняли аэрологические наблюдения. Каждые пять дней наблюдатель, инструктора Игорь и Мстислав Луценко, моторист и рулевой выходили на моторной лодке в район наблюдений — от Феодосийского залива почти до Судака.
Вместе с Мстиславом и петроградским метеорологом профессором Н.Н. Калитиным они жили в одной комнате у сторожа маяка в Карантине — на окраине города, за которой простиралась степь. В Гимецентре Черноазморей Курчатовым были выполнены под руководством профессоров Н.Н. Калитина, А.П. Лондиса и А.С. Шимановского первые научные исследования и первая работа «Опыт применения гармонического анализа и исследования приливов и отливов», которая была напечатанав журнале летом 1924 года.
В это время им уже был сделан выбор в пользу науки. Но была еще одна совместная работа с К. Сидельниковым по электропроводимости, выполненная в Крымском университете в 1923 году и напечатанная в «Известиях АГУ» в Азербайджане. Это позволяет считать, что И.В. Курчатов как ученый родился в Симферополе и Феодосии.
27 ноября, получив командировочное предписание, Игорь выехал в Баку для работы ассистентом у своего крымского профессора С.Н. Усатого.
В науку идти Игоря «уговорил» Кирилл Сидельников. «Если Курчатов хоть наполовину такой, как Вы, то зовите», — сказал А.Ф. Иоффе, и 1 сентября 1925 года принял своего бывшего крымского студента научным сотрудником Ленинградского физико-технического института. Школу Иоффе прошли не только Курчатов, но и многие ведущие ученые ядерных исследований — Ю.Б.Харитон, А. П. Александров, А. И. Алиханов, А. И. Алиханьян, Л. А. Арцимович, Н.Н. Семенов, К.Д. Синельников…
В Крым Игорь Васильевич продолжал приезжать на отдых и лечение почти ежегодно —после перенесенной малярии в 1931 году он отдыхал одновременно с А.Ф. Иоффе в санатории «Гаспра», в апреле-мае 1934 года— в Крыму (где?), после болезни в апреле-мае и августе-сентябре 1935 года, два месяца в апреле-мае 1937 года — снова с Иоффе, собирается на май 1939 года в Гаспру (был ли?), летом 1940 года и в июне 1941-го. Особенную прелесть осеннего и весеннего Крыма он очень ценил.
В 1937 году Курчатов провел два месяца в одноименном с татарской деревушкой санатории Комитета содействия ученым «Гаспра». Санаторий находился в бывшем дворце графини Паниной с двумя башнями и церковным куполом, напоминал собой замок и в чем-то перекликался с Алупкинским губернаторским дворцом графа М. С. Воронцова. В свое время здесь лечился и работал Лев Толстой (ныне санаторий «Ясная поляна»).
Жил Игорь Васильевич в одной комнате со «старинным режиссером, снимавшим «Отца Сергия», Яковом Протазановым. Возле поселка Кацивели Черноморская гидрофизическая станция В. В. Шулейкина вела исследования морских физических процессов, интересовавшие Игоря Васильевича еще в Феодосии. И он совершает поездку в Институт физики моря. Его всегда влекли вершины и, проехав в ходе поездки на легковой машине около 200 км по лесам Крымского заповедника, добрался к самой высокой точке Бабуган-яйлы и всего Крыма — Роман-Кошу. В Алупкинском парке обратил внимание на его своеобразие в сочетании кустов самшита, лавров и скал.
Ялта даже в послевоенное время продолжала оставаться климатическим курортом. Несмотря на жизненную энергию и природную силу Игоря Васильевича, ему был необходим целебный южнобережный воздух для борьбы с повторяющимися болезнями органов дыхания (у него оставались следы туберкулеза легких, обнаруженного в 1928 году в Ленинграде, перенесенная малярия, три тяжелых воспаления легких). Потому рядом расположенные Гаспра, Нижняя Ореанда, Мисхор и Кореиз стали местами его регулярного лечения и отдыха. Здесь он не только поправлял здоровье, но и черпал силы для творческой работы.
Вернувшись из Крыма в августе 1940 года, он вместе с Харитоном и Флеровым представил в Академию наук программу работ по овладению ядерной энергией.
На именины в День Игоревской иконы Божьей материи и благоверного Игоря, великого князя Черниговского у Курчатова всегда собирались гости. В Гаспре18 июня 1941 года он забыл их отметить и решил перенести на воскресенье. Но 22 июня 1941 года по радио прозвучала речь Молотова, и он немедленно выехал в Ленинград. Заниматься чистой наукой во время войны для него было невыносимо, и он собрался идти на фронт. Однако руководство института поставило перед ним другие задачи.
По заданию начальника Управления кораблестроения ВМФ контр-адмирала И.В. Исаченкова группа ученых ЛФТИ под руководством А.П. Александрова и И.В. Курчатова вылетела транспортным самолетом из Москвы в Симферополь. С первых дней войны, сбросив в море магнитные мины, взрывавшиеся под действием магнитного поля кораблей, фашисты пытались заблокировать Черноморский флот в портах и на морских коммуникациях.
Группа прибыла в Севастополь для проведения исследований и организации работ по размагничивание кораблей. Результатом ее работы стало спасение более 50 кораблей и подводных лодок Черноморского флота, а впоследствии и других флотов. За разработку и внедрение противоминных защитных устройств на кораблях в 1942 году им вместе с другими сотрудниками ЛФТИ присуждена Сталинская премия. Потом Игорь Васильевич был представлен к награждению медалью «За оборону Севастополя» и награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Из Севастополя плавбаза «Волга», на которой находились сотрудники ЛФТИ со своей аппаратурой во главе с профессором Курчатовым, скрываясь от преследования подводной лодки противника, уходила к турецким берегам, пока 7 ноября не добралась до Поти.
Война не закончилась 9-го мая, а в одночасье вчерашние союзники стали врагами. Еще не брошены фашистские замена к подножью мавзолея, а Черчилль 22 мая 1945 года поставил свою подпись под планом операции «Немыслимое» — внезапного нападения на СССР. Сколько их еще будет у США с 1946 по 1949 годы! По одному из многих планов, война должна начаться до 1 апреля 1949 г. Предполагалось силами стратегических бомбардировщиков нанести первый удар, сбросив 133 атомные бомбы на 70 главных городов СССР, и в последующие два года — еще 200 атомных и 250 тысяч тонн обычных бомб.
По американским военным расчетам от 11 мая 1949 года, за первый месяц должны быть убиты 6,7 миллиона советских граждан. Выживание остальных 28 млн человек будет осложнено. Потери от болезней, вызванных радиационным поражением, не учитывались. Померк бы Гитлер перед такими преступлениями Черчилля и президента высоконравственной Америки. Сокращая время подлета, базы бомбардировочной авиации США окружают страну.
Соединенные штаты Америки, на которые не упала ни одна бомба за всю ее историю, продолжает верить в свою безнаказанность.6 и 9 августа 1945 года для устрашения СССР США взрывают атомные бомбы над Хиросимой и Нагасаки. Опасность новой войны стала очевидной. Вот тогда и появился этот документ.
- Постановлением ГКО открылась 1 сентября 2015 года выставка в Манеже «70 лет атомной отрасли».
- Нужно было видеть после выставки сияющие гордостью и восторгом глаза 70-летней женщины:
- «Вы видели? Нет, Вы это видели? Непостижимо! Это сделать было просто невозможно!»
Спецкомитету подчинялось Первое главное управление при СНК СССР(впоследствии Министерство среднего машиностроения),начальником которого назначен заместитель председателя Специального комитета, побывавший в заключении бывший нарком боеприпасов Б.Л.Ванников. На комитет возлагалось руководство научно-исследовательскими, проектными и конструкторскими организациями и промышленными предприятиями по использованию внутриатомной энергии урана и производству атомных бомб.
При Специальном Комитете был образован Технический совет тоже во главе с Б.Л. Ванниковым. Заместителями назначались Завенягин, Курчатов, Первухин и членами Алиханов, И. Вознесенский, Иоффе, Капица, Кикоин, Хлопин, Харитон и др.Впоследствии Иоффе и Капица по разным причинам из проекта выведены.
Первое впечатление Ванникова: «Вчера говорил с физиками и радиохимиками. Пока мы говорим на разных языках. Даже, точнее, они говорят, а я глазами моргаю: слова будто бы русские, но слышу я их впервые, не мой лексикон. Мы, инженеры, привыкли все руками потрогать и своими глазами увидеть, в крайнем случае, микроскоп поможет. Но здесь и он бессилен. Атом все равно не разглядишь, а тем более то, что внутри него спрятано. А ведь мы должны на основе этого невидимого и неощутимого заводские агрегаты построить, промышленное производство организовать».
Многое приходилось создавать, не имея даже теории и экспериментов. Это сегодня все понятно, а тогда на всех уровнях пирамиды возникали тупики и никогда ранее не возникавшие проблемы. Уверенность Курчатова не признавала непреодолимого.
На повестке дня первого заседания Специального комитета при ГКО СССР 24 августа 1945 года была информация академика И.В. Курчатова.
Оценка ситуации И.В. Курчатовым29.9.1944. Зарубежные документы по атомной проблематике, в том числе разведывательного характера, представляло Техсовету Бюро №2 (отдел «С» НКВД) во главе с П.А.Судоплатовым
Продолжение здесь
[1] Многолетний директор Дома-музея И.В. Курчатова доктор исторических наук Р.В. Кузнецова, автор книг и многих публикаций о Курчатове
[2] Р. Кузнецова. Курчатов, ЖЗЛ. Москва. 2016
[3] Справочная книга по г. Симферополю на 1913 год. Изд. Симферопольского городского управления
[4]Воспоминания об Игоре Васильевиче Курчатове. Под ред. А.П. Александрова. Москва, Наука ,1988
[5] Сад бывшего имения Пастака площадью 80 дес. находился у дер. Сарчи-Кият Подгорно-Петровской волости Симферопольского уезда на берегу Салгира. Сегодня село Мирное известно Мемориалом «Концлагерь Красный».
[6] Р.В. Кузнецова. Курчатов в жизни: письма, документы, воспоминания. Москва, 2007
[7] В те годы фруктовый сад Щербины находился за забором, остаток которого еще можно увидеть во дворе дома №8 по улице Шмидта. Черчилль его тоже видел. Тогда говорили, что забор заменили решеткой от собора.
[8] Научные работники Крыма. Справочник. Симферополь, 1927
