Виктория СЕРЕБРЯНСКАЯ
В районе обвалившегося дома по-прежнему собираются люди, стоят за оцеплением — ближе подходить им не разрешают парни в форме внутренних войск. Это чтобы посторонние не мешали спасателям. Да, кажется, посторонних тут уже и нет. Беда всех объединила. Кто предлагает теплые вещи спасенным, кто ребятам из оцепления приносит покушать, а кто просится добровольцем на любые работы, лишь бы стать причастным к спасательной операции. С утра на станции переливания крови неожиданно образовалась дикая очередь – люди одним своим желанием прийти сюда искренне поддерживают тех, кто пострадал от взрыва. Вот уж действительно все, как один. Но ради обыкновенного понимания, что ты все-таки человек, надо ж было случиться такой трагедии…
В толпе слышны рыдания, женщина на грани истерики. Не может дозвониться до близкой подруги. Кто-то не нашел родственников или друзей. Девушка лет двадцати чуть ли не со слезами на глазах встречает друга детства: «У тебя все в порядке, жив и здоров! Я так рада! А твои, тоже живы? Это счастье…». Разговорились. Оказалось, Дима в тот страшный вечер сидел дома. Услышал непонятный хлопок или взрыв – сам толком не понял, что стряслось. Но мебель в квартире пошла ходуном. Решил, что началось землетрясение. Выбежал на улицу – а там вообще шок. Двух подъездов родного дома больше нет… Они сложились, словно карточный домик: от пятого до первого этажа, сверху вниз. И вся эта бетонная масса в итоге рухнула на подвал.
Очевидцы:
Ксения, 20 лет: Господи, какой ужас!.. Я ведь выросла в этом дворе на Некрасова, совсем недавно переехала в другой район. И многих здесь знаю, и в этих подъездах, на которых завалы разбирают, тоже. О том, что случилось, узнала от мамы, она позвонила мне по телефону, в окно выглянула, когда услышала страшный грохот, вышла во двор. И я сразу бросила все, приехала сюда, в надежде хоть кому-то помочь и своих найти. Но добровольцев почему-то не особо зовут. Думаю, просто еще не знают наверняка причину обрушения дома. Если это был взрыв, то где вероятность, что не произойдет следующий? И что вообще взорвалось?
Дмитрий, 21 год: Я живу в пятом подъезде этого самого дома, который лишился трех десятков квартир. Сам с дальними соседями не очень хорошо знаком, но слышал, в первом подъезде, на четвертом или пятом этаже, не знаю, где именно, – жила молодая мама, ее с малышом вроде бы только выписали из роддома. Переживаю, конечно, по-человечески и за них тоже. Хотелось бы, чтобы спасли всех.
Андрей, 35 лет: Я узнал о случившемся сразу – знакомые живут тоже в доме по Некрасова, недалеко от этого, 67-го. Позвонили мне по мобильному, и я тут же сел в машину и приехал на место происшествия как доброволец – мог бы оказывать любую помощь, какая только от меня потребовалась бы. Вообще, хочу сказать, не припомню, чтобы в советские времена так часто взрывались жилые дома, хоть от бытового газа, хоть по какой другой причине. Сейчас по всей Украине полный произвол, в том числе и в плане жилищной безопасности! Жить стало элементарно страшно…
Почти в полночь, спустя два часа после трагедии, с места разбора завалов выбежали несколько работников МЧС, кричали в толпу, есть ли среди собравшихся стропальщики – камни разбирать, снимать их с завала и относить в сторону. К тому времени уже подогнали со стороны двора подъемный кран. Нужны были рабочие руки. Кто-то откликнулся. Чуть позже спасатели стали истошно кричать, несколько человек наперебой: «Скорую» сюда!!!» Нашли живого, вытащили, радуются, как дети.
Со стороны больницы (а она – вот ведь трагический знак – напротив взорвавшегося дома!), видно: все вокруг усеяно осколками и кусками древесины от окон, а ведь это метров 100–150 от дома. Это ж как должно было рвануть!
На второй день в городе возникло ощущение, что все идут только к этому несчастному дому, сплошными потоками. Еду в маршрутке – все говорят только о взрыве. Бабушка спрашивает сидящего рядом пожилого мужчину, слышал ли он о случившемся. Делится своими переживаниями: самой из Новосибирска дочь позвонила, сначала она узнала рано утром 25 декабря из телевизионных новостей о взрыве в Евпатории и сразу бросилась к телефону: узнать, как там мама, не была ли, не дай Бог, возле дома на Некрасова в момент трагедии.
Выхожу из автобуса – а на улице продолжение. Разговоры не замолкают. Переживают люди и за своих, и за чужих. Словом, действительно все, как один. Жизнь мгновенно остановилась. Ничего нет. Только взрыв. И два ребенка перед глазами. Почему-то задевает особенно, когда слышишь, что из жизни вот так, внезапно, уходят маленькие дети – трехлетняя девочка и мальчишка шести лет, которых извлекли из-под завалов, да уже поздно.
На пятом этаже второго подъезда, на самом верху, виднеются остатки кухни: фрагмент стены, выложенной плиткой, а на аккуратной полочке – встроенная микроволновка. Пола нет в принципе. Только дверь, ведущая в кухню, болтается поперек стены непонятно на чем. Под микроволновкой – образок Богородицы, держащей Младенца. А под образами – маленький календарик. Теперь на нем так и застынет дата – 24 декабря, католическое Рождество… Вместо светлого праздника – трагедия.
Почему-то лишь в такие страшные моменты начинаешь всерьез задумываться о том, зачем мы все здесь, на этой земле. И вся неустроенность быта как-то уходит на второй план. Все неурядицы, дрязги, ссоры кажутся настолько мелочными, что невольно приходишь к выводу: пожалуй, не стоит тратить на весь этот мусор свою драгоценную жизнь, явно дарованную свыше.
Ждем, когда станет ясно, есть ли еще живые под обломками. Так хочется в это верить! Впору только молиться, всем сердцем…
