В ПОДДЕРЖКУ НОМИНАНТА НА ПУШКИНСКУЮ ПРЕМИЮ КРЫМА
Е. Баранова «Зеленый Отсчет» (2009, переиздание дополненное – 2014)
Евгения Баранова (на фото) – крымский поэт-постмодернист, чье творчество давно известно широко за пределами полуострова. В разные годы она стала лауреатом и дипломантом ряда международных поэтических конкурсов, а к настоящему времени – член экспертных комиссий (жюри) некоторых из них, в частности, международного поэтического конкурса «45 калибр», международного арт-фестиваля «Провинция у моря» и др.
Сейчас возможность самого широкого публикования своих произведений по всему миру (был бы интернет, время и упорство) – ни для кого не роскошь, сейчас мы все – «поэты с мировым именем». Однако заслуживает внимания то, в каких именно журналах публикуется поэт. Если в твоем активе такие «динозавры русской словесности», как «Юность», «Дети Ра», «Ликбез», «Новая реальность» и др., то Крым однозначно может гордиться таким поэтом.
В Крыму творчество Евгении нашло отражение в таких изданиях, как журнал «Брега Тавриды», альманахи «Севастополь» и «Симферополь», «Литературная Газета+ Курьер культуры: Крым-Севастополь» и др. С таким поэтом начинает казаться, что на полуострове как-то мало изданий, в которых он мог бы развернуться, ему – не хватает. Ничего. В Крыму достаточно культурного пространства для воплощения безудержной творческой энергии. Евгения Баранова известна также как прозаик, культурный обозреватель, автор собственного музыкально-поэтического диска под названием «Песни для любви и революции». Ну, и, конечно же, как координатор творческого проекта – поэтического трио «ДжеНиМа».
На Пушкинскую премию Крыма номинируется первая книга стихов Е. Барановой «Зеленый Отсчет». По ее словам, «ранняя, юношеская». Однако, если вспомнить, что поэтическая звезда Барановой вспыхнула, когда автору было 15 лет, – и уже тогда ее стихи и эмоциональные выступления производили сильнейшее впечатление на публику, в том числе и на умудренных жизнью поэтов и критиков, – то можно в полной мере ощутить, что талант – явление вневозрастное. Как пишет поэт и критик Е. Бильченко, «ассоциировать Женю исключительно с молодежью – значит нивелировать общее значение ее творчества».
Конечно же, юная поэзия имеет свои особенности. Ни в какое другое время, кроме ранней юности, она не бывает столь угловатой и столь пластичной одновременно. Текучесть, многогранность, желание «написать обо всем», «везде сунуть свой нос» – от истории-географии до высшей математики, от «девичьей» психологии до милитаристической геополитики. Но это не ощущается как поверхностное любопытство. В стихах Евгении присутствует надрыв. Не «нытье» «ванильной» девицы (как в большинстве стихов нежных созданий этого возраста), а надрыв-взрыв сильного человека, страдающего от несовершенства мира и мечтающего его переделать.
Молодым поэтам свойственно думать, что стихотворение реально способно что-то в мире изменить. Что кто-то, прочтя его, задумается… о себе, в первую очередь, о том, как он ужасен со стороны, о том, сколько боли причиняют кому-то его поступки, как он «уродует мир»… раскается в своем «сволочизме» и «больше никогда так не будет». Затем очень скоро начинаешь понимать, что стихи ничего в жизни изменить не могут, и через какое-то время просыпаешься «зрелым поэтом», который пишет уже только для собственной славы, публикаций, премий – и ни для чего больше. Но бывают поэты (наверно, они и есть истинные), которые «перезрелыми» не становятся никогда. Кто продолжает пытаться изменить мир, и ему это даже нередко, хоть и в малом, удается.
Например, Евгении удалось изменить представление организаторов Пушкинской премии о том, кого же все-таки истинно стоит на нее номинировать. Если в прежние годы (за редкими исключениями) было принято поддерживать поэтов и писателей мудрого возраста (иной раз невзирая на их уровень, а лишь из уважения к летам), то после яркого выступления Евгении в июльском видеомосте и «одаривания» ею библиотеки своими книгами – организаторы поняли, что возрастной шовинизм в премиях – суть провинциальный пережиток.
Тем более – после обнаружения в книге «Зеленый Отсчет» необычного стихотворения о Пушкине. Нельзя не привести его полностью, тем паче, что, по всем статьям, именно оно и претендует на премию. Это действительно абсолютно новый взгляд на Солнце Русской Поэзии – и относительно свойственных премии и Единому Пушкинскому пространству розово-сусальных, тривиально-подражательных стишков а-ля «Пушкин-в-Гурзуфе» и подобных, коими наводняют оное Пространство и «пушкинские» сборники провинциальные поэты, – и безотносительно к чему бы то ни было.
ПУШКИНИАДА
(по поводу сбрасывания с парохода современности)
Пушкин?
Чугуновый.
Пахнет резиной.
Вытертый френч благовидности для.
Пушкин – звенящая сердце_лавина,
рифмы мусоля и Бога творя,
вылилась в небо.
Хрустальная млечность!
Слова соленого русская медь!
Пушкин!
По праву положена вечность.
Вы не имеете права –
стареть.
Были б моложе на пару столетий,
пили бы вместе,
носили джинсу.
Может, в Лох_Нессе ловили бы Нетти.
Может быть,
шлялись в Булонском лесу.
Пушкин.
Держите!
— Мои манифесты.
Первую подпись поставите там!
Пушкин, я вас вызываю повесткой.
Место в каюте найдется и вам.
Если вспомнить Пушкина: а какой у него был характер! – как сейчас бы сказали, «майданутый», а какие эпиграммы – ох, предерзкие!, – а в самом творчестве он был новатором, то есть, для свого времени – авангардистом; – станет отчетливо ясно, что о Пушкине только так и можно писать: языком одновременно остросовременным и – с четким пониманием социопсихологии его времени. При этом – просто и открыто, как о своем друге. Это свойственно юношеской поэзии: говорить с историческими деятелями, классиками – как со своими друзями и знакомыми, оценивать и даже критиковать их.
Некогда автор этих строк подшучивала над этим свойством молодой поэзии – в духе анекдота: «Я еще могу поверить, что вы вызвали дух Льва Толстого, но в то, что он с вами, дурами, два часа разговаривал, поверить не могу». А ведь и правда, разговаривают. Как с детьми до пяти лет разговаривают звери и птицы, и они понимают их язык, а потом это уходит, так и с юными поэтами общаются и спорят Данте, Пушкин, Гумилев, Гарсия Лорка, Хемингуэй, Гойя, Бисмарк и т.п. – и даже как-то больно наблюдать за тем, как и это потом уходит…
В целом историко-культурологическая связь времен в поэзии Е. Барановой прослеживается отчетливо. Видно, что это человек читающий; хоть по образованию она и не филолог, но яркое и своеобразное филологическое самообразование получила. Хоть и очень «своё», с личным выбором, с уклоном в литературу зарубежную, но и линия русской классики не прерывается в ее поэтическом пути. Несмотря на абсолютно современный, «мейнстримовый» поэтический язык и обоюдоострую (болезненно взаимную) принадлежность к современному обществу по мировоззрению, по преломлению в слове актуальных социальных проблем, можно увидеть и почувстовать, что этот поэт – наследник Серебряного века.
Ни в коем случае не подражатель, не эпигон. Просто – потомок, и как уже говорилось выше, друг. Друг сквозь столетие. В некотором роде декадент, как и они. Склонность к элитарной культуре: интеллектуальной, возвышенной, утонченной и изящной, не находит в нынешнем потребительскомй обшестве полного понимания и признания. Именно потому эта склонность перерастает в действенность – в желание что-то разрушить и заново построить. Тема «все безнадежно, все умрем, можно даже и прямо сейчас», конечно же, в книге видна и без лупы, но на фоне неуемной жизненной энергии это «упадничество» смотрится даже очень пикантно, иной раз – заметно стилизованно (как элемент стилистики поэзии и личного стиля женщины), порою – раздражающе «показательно», выморочно, будто поэт влезла в не свою кожу и в этом образе «надела все лучшее сразу».
Однако у леди-поэтов есть право менять сколь угодно разных «кож», тем паче если по натуре своей она просто не способна «вклеиться» в одну и увязнуть в ней на всю жизнь. И конечно же, невозможно не заметить, что это неприятие мира, «обиженность» не него и желание борьбы за его преобразование возникло у поэта от ощущения, что ей просто не дают жить – в полную силу, дыша полной грудью, летая на распахнутых трехметровых крыльях, осуществляя все свои безумно-прекрасные идеи и идеалы. И это – проблема всего нашего общества: невозможность реализации личностного и творческого начала человека в полном масштабе, в абсолютном смысле. Острейшая тема для современной поэзии, отражаемая в лучших ее образцах и ставшая уже характеристикой эпохи.
Надеюсь, что у Крыма есть и будет много новых возможностей для реализации многогранного таланта неуемных своих поэтов. И одна из них – Пушкинская премия Крыма. Да найдет она – достойнейшего.
