Трагические уроки Февраля 1917-го

«В 1917 году Россия была потрясена социальной катастрофой, самой страшной и кровавой из всех, известных человечеству. Ни по грандиозным масштабам, ни по своей жестокости, ни по продолжительности (ибо она не окончилась до сих пор) русская революция не знает себе равных. И тем не менее, несмотря на многодесятилетний опыт безмерных скорбей и невероятных тягот, мы в большинстве своем так и не поняли — что же произошло (и происходит) с Россией…», — это проникновенное слово приснопамятного Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева) как нельзя актуально в наши дни.

Несомненно, что отправной точкой «великой русской смуты», приведшей к неисчислимым жертвам и разрушительной ломке традиционной социокультурной реальности, послужили события Февральской революции, 95-летие начала которой исполняется 8 марта (по новому стилю).

Революция эта, спровоцированная широким спектром антигосударственных сил, была отнюдь не «бескровной». По данным Всероссийского союза городов, в ее ходе в Петрограде было убито и ранено 1443 человека, в том числе 869 воинских чинов. В этом смысле Февраль правомерно рассматривать как прелюдию братоубийственного конфликта, полыхнувшего в конце с 1917 году, и по сути продолжавшегося еще несколько лет после «официального» его завершения в ноябре 1920 года. Борьба с повстанчеством, невиданный голод и террор стали проявлениями братоубийственной Гражданской войны во многих городах и весях необъятной Руси. Как не раз бывало в истории, Крым оказался в самом эпицентре великой трагедии XX века…

В своих мемуарах «Очерки русской смуты» генерал А.И. Деникин отмечал: «Находившая благоприятную почву в общих условиях жизни страны подготовка к революции прямо или косвенно велась давно. В ней приняли участие самые разнородные элементы: германское правительство, не жалевшее средств на социалистическую и пораженческую пропаганду в России, в особенности среди петроградских рабочих; социалистические партии, организовавшие свои ячейки среди рабочих и воинских частей; несомненно и протопоповское министерство (Александр Дмитриевич Протопопов в декабре 1916 — феврале 1917 занимал пост министра внутренних дел и главноначальствующего корпуса жандармов. После Октябрьского переворота расстрелян по приговору ВЧК — А.И.), как говорили, провоцировавшее уличное выступление, чтобы вооруженной силой подавить его и тем разрядить невыносимо сгущенную атмосферу. Как будто все силы — по диаметрально противоположным побуждениям, разными путями, различными средствами шли к одной конечной цели…».

Кульминацией Февраля, и вместе с тем, его главным смыслом стало отрешение «демократическими силами» во Пскове в ночь на 3 (16) марта от власти Императора Николая II — несомненно, мужественного и достойного руководителя огромной страны.

Как тут не вспомнить строки из книги «Подлинный облик царя-мученика» Н. Обручева: «С уверенностью можно сказать, что от сотворения мира не было другой четы, которая была бы более незаслуженно и подло опорочена и оклеветана, чем царь Николай Александрович и царица Александра Федоровна.

Из тайников немецкой агентуры, из недр международных политических партий 1-го и 2-го Интернационалов, из подрывных организаций и общин, свивших свои гнезда на территории иностранных государств, правительствами и «частными капиталами» которых поддерживались и субсидировались их деятельность и само существование, из стана заклятых врагов Христа, из отечественных великосветских салонов, хозяева которых чувствовали себя «оскорбленными и униженными», зловонным потоком потекла самая невероятная и мерзкая клевета, направленная против царственных мучеников и Российского Православного царства».

Важно отметить, что к тому времени исход I Мировой войны был уже практически предрешен, и предрешен мужеством и самопожертвованием Русского Солдата. А.И. Деникин вполне справедливо отмечал, что даже к середине января «смутного» 1917 года старая Русская армия (Верховным Главнокомандующим которой как раз и являлся Николай II) удерживала на своем фронте 187 вражеских дивизий, т.е. 49% всех сил противника, действовавших на европейских и азиатских фронтах. По сути, нам оставалось только собрать плоды победы, созревшей в долгой и предельно упорной позиционной войне …

Видный деятель русского зарубежья, святитель Иоанн (Максимович), архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский весьма ярко живописал вынужденное отречение Императора: «В страшную минуту во Пскове он остался один. Близких нет. Были преданные, но и их не допустили. Страшная оставленность Царя… Но не он оставляет Россию, Россия оставляет его, любящего Россию больше своей жизни. Видя это, и в надежде, что его самоумаление успокоит и смирит разбушевавшиеся страсти народные, Государь отрекается от престола. Но страсть никогда не успокаивается, достигнув желанного, она разгорается еще больше. Наступило ликование тех, кто хотел низвержения Государя. Остальные молчали…».

На отречении настаивал генералитет, Дума, уличные «вожди» разгулявшейся народной стихии. Меня поражает, что в ходе непростых переговоров в расположении командующего Северным фронтом генерала Н.В. Рузского (убит большевиками в 1918 году) Император ни одним словом не обмолвился о гарантиях для себя и своей семьи. «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!» — напишет он в своем дневнике.

Поразительно также, что после оставления престола, возводимое тысячелетиями здание российской государственности посыпалось как карточный домик, как бысамо собой.

Вначале на великого князя Михаила Александровича, в пользу которого и был составлен Манифест об отречении, Керенским и другими одиозными деятелями революции само собой оказывается беспрецедентное давление, и князь (впоследствии, как и его брат, казненный большевиками) отказывается воспринять власть до решения будущего Учредительного собрания.

Затем, как само собою разумеющееся, Учредительное собрание разгоняется большевиками, которые вначале поддерживали идею его проведения из тактических соображений…
Лидеры рожденного Февралем 1917-го Кабинета, как и их представители на местах, не смогли (а многие из них и не пожелали?) превратить его в эффективный орган высшего государственного управления, способный адекватно откликнуться на вызовы эпохи.

Пожалуй, центральным процессом переходного от Февраля к Октябрю 1917 года исторического периода, его системным нервом, во многом предопределившем трагическую развязку, стала фрагментация власти. При этом особо подчеркнем: не разделение властей, а именно фрагментация, вследствие которой сформировалось три основных властных центра, претендующих на гегемонию в центре и провинциях: Временное правительство и его органы на местах, Советы рабочих и солдатских депутатов, Ставка Верховного главнокомандующего.

Фрагментация крайне негативно сказалась на функционировании всех институтов государства, обусловила всесторонний кризис управления, обострила социальные противоречия. Другим важнейшим следствием этого процесса стал фактический пересмотр многовековой государственнической традиции России, что особенно ярко проявилось во вмешательстве советов в жизнь вооруженных сил, поистине гибельном для страны в условиях продолжавшейся I Мировой войны.

В мемуарах А.И. Деникина приводятся слова известного представителя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Иосифа Гольденберга, весьма показательно обосновывающие распространение в войсках печального известного «приказа N 1», который разрушил институт единоначалия и привел к подлинному хаосу в военном управлении. Гольденберг вполне открыто отмечал: «Приказ N 1 — не ошибка, а необходимость <…> В день, когда мы «сделали революцию», мы поняли, что если не развалить старую армию, она раздавит революцию. Мы должны были выбирать между армией и революцией. Мы не колебались: мы приняли решение в пользу последней и употребили — я смело утверждаю это — надлежащее средство».

Несомненно, трудно оспорить суждение генерала Деникина, что «демагогическая деятельность» Совета рабочих и солдатских депутатов тяготела «над волей и совестью Временного правительства». Вместе с тем, несомненно также, что заявления и решения деятелей этого правительства также сыграли свою зловещую роль в судьбах страны.

«Хорошим тоном» широко распространявшихся воззваний для населения стало злословие старой монархической власти и всяческое дистанцирование от нее со стороны ряда бывших ревнителей и назначенцев — а ныне новых, «демократических», руководителей. Следствием этого неизбежно становилось пресечение государственнической правопреемственности в сознании и психологии народа, откат к радикальным настроениям и своеволию масс.

Процитируем фрагменты некоторых показательных воззваний

Председатель Государственной Думы Родзянко: «Нет больше старой власти, расточавшей народное достояние. Могучим порывом народа она низвергнута. Государственная Дума, в согласии с народом и армиею, создала новое правительство для того, чтобы установить новый государственный строй и поднять народное хозяйство <…>».

Министр-Председатель Временного Правительства князь Львов: «Свергнутая ныне власть оставила дело обороны страны в тяжелом, расстроенном положении. Своим преступным бездействием и своими неумелыми мерами она внесла разруху в наши финансы, в дело продовольствия и перевозок, в дело снабжения армии. Она подорвала наш хозяйственный строй <…>».

Военный Министр Гучков: «<…> Новой власти сыска не нужно, — она управляет в согласии с волей народа <…>».

Одним из первых решений Временного правительства стало объявление «полной и немедленной амнистии по всем делам политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям, аграрным преступлениям и т.д. <…>». Отметим, что амнистия сопровождалась демонтажем старого полицейского аппарата и крайне негативно отразилась на политическом климате как в центре, так и на местах.

Об атмосфере опасных псевдодемократических иллюзий, царивших в министерских кабинетах, ярко свидетельствует и Постановление «Об облегчении участи лиц, совершивших уголовные преступления»: «Освободить от Суда и наказания со всеми его последствиями лиц, обвиняемых в противозаконном отчуждении, порче и промотании казенного оружия, или имущества а равно тех, против которых возникло обвинение в уклонении от службы, или самовольном оставлении своих частей /глава третья, четвертая и седьмая раздела II воинского и военно-морского уставов о наказаниях/. К лицам, находящимся ко дню издания сего постановления в самовольном отсутствии, означенная льгота применяется лишь при условии добровольной явки их не позже I Мая 1917 года».

Удивительно точную характеристику положения дел в стране читаем в упомянутых выше «Очерках русской смуты» А.И. Деникина: «И никакой практической работы: министры по существу не имели ни времени, ни возможности хоть несколько сосредоточиться и заняться текущими делами своих ведомств; и заведенная бюрократическая машина скрипя и хромая, продолжала кое-как работать старыми частями и с новым приводом…».
Безусловно, общественно-политическую ситуацию в Петрограде в значительной мере можно экстраполировать и на Таврическую губернию…