Трагические страницы «третьего большевизма»

Продолжение, начало см. здесь и здесь

Режим чрезвычайщины, установившийся в Крыму после Врангеля, сохранялся (хотя и с известными оговорками), как минимум до 1922 года включительно. В это время на полуострове активно «работают» всевозможные «Ревтрибуналы», «Тройки», «Коллегии», процветают внесудебные репрессии.

Как отмечают авторы работы «Политические репрессии в Крыму (1920-1940 годы)», «в графе «В чем обвиняется?» следователи особых Троек без сомнений писали «казак», «подпоручик», «чиновник военного времени», «штабс-капитан», «доброволец», «участник армии Врангеля» и др.

Вот типичное решение, которое было принято на заседании Чрезвычайной Тройки Крымской ударной группы управления особых отделов Юго-Западных фронтов: «7 декабря 1920 г. слушали личные дела 322 человек. ПОСТАНОВИЛИ: Расстрелять по ниже приведенному списку: …Абрамов Б.С. – корнет; Багратион О.П. – дворянин, генерал царской армии; Волков В.М. – дворянин; Воротников М.М. – дворянин; Гвоздецкий М.Г. – служил в полиции; Григорьев В.М. – прапорщик, Губский О.Я. – врач санатория для белых, Гурвич В.Я. – музыкант в армии Врангеля; Дворский М.Л. – помощник прокурора; Жолкевский В.С. – поручик армии Врангеля. … Приговор должен быть приведен в исполнение в 24 часа. Председатель Чрезвычайной Тройки Крымской ударной группы Управления особых отделов Юго-вост-фронтов тов. В. Чернобровый. Члены Тройки: тт. Удрис, Гунько-Горкунов» [1].

Масштаб трагедии этих расстрелов мы в полноте ощутили в 1941-1942 годах… Как нашей армии не хватало тогда под Минском и Киевом, Вязьмой и Ржевом, Харьковом и Севастополем опытных кадровых офицеров, прекрасно знакомых с германской военной машиной!..

Наряду с указанными факторами, характерной особенностью «третьего большевизма» стало стремление новых властей любыми путями поставить под свой тотальный контроль все сферы общественной жизнедеятельности, подавить любое инакомыслие.

Так, в Крыму активно реализовывались положения первой Советской Конституции, принятой на Пятом съезде Советов 10 июля 1918 года, согласно которой значительная часть населения была лишена избирательных прав. К этой категории Основной Закон относил людей, использующих наемный труд, лиц, живущих на “нетрудовые доходы”, частных торговцев и посредников, представителей духовенства, служащих жандармерии, полиции и охранного отделения [2].

Так, 7 января 1922 года на имя председателя Армянского райисполкома поступила телеграмма следующего содержания: “По имеющимся в Особом пункте Джанкойской ЧК официальным сведениям, председатель Перекопского сельсовета Истомин в то же время является священнослужителем местной Перекопской церкви. Означенное явление, как безусловно известное и райисполкому, прямо противоречит Конституции Советской Республики.

Прошу по возможности, в срочном порядке сообщить, каким образом гражданин Истомин мог “попасть” в председатели сельсовета, и в то же время прошу срочного распоряжения об отстранении его от занимаемой им в Совете должности, как не имеющего права не только быт избранным, но и не имеющего права голоса на выборах в советские органы…” [3].

27 мая 1922 года на заседании Крымской Центральной Избирательной Комиссии было постановлено: “Признать недопустимым предоставление избирательных прав какому бы то ни было духовенству” [4].

Документы свидетельствуют, что в рассматриваемый нами период уже начался процесс лишения избирательных прав представителей зажиточного крестьянства [5], хотя основная волна этого процесса приходится на более позднее время – с 1926 по 1936 годы [6].

Помимо этого, фактическому запрету подверглась деятельность всех небольшевистских политических партий (исключение составила лишь Еврейская коммунистическая партия, вошедшая в декабре 1922 года в состав РКП(б)) [7]. Еще на Восьмом съезде партии большевиков в марте 1919 года было принято следующее решение: “РКП(б) должна завоевать для себя безраздельное политическое господство в Советах и фактический контроль над всей их работой” [8].

Право принятия всех основных политических решений таким образом переходило к партийным органам. Примечательно, что запрещение некоммунистических партий стало осуществляться сразу же после прихода к власти большевиков в ноябре 1917 года [9].

После занятия в ноябре 1920 года Крымского полуострова частями Красной армии члены некоторых партий подверглись репрессиям. Так, 23 члена Союза русского народа было расстреляно [10], в том числе и бывший председатель симферопольской организации этой партии Н.С. Нагатенко [11]. Члены партии кадетов отправлялись в лагеря [12]. Главных политических конкурентов большевиков – эсеров и меньшевиков было решено выслать за пределы Крыма. В материалах Крымской чрезвычайной комиссии прямо отмечается, что благоприятные для руководства Крыма результаты выборов в Советы были достигнуты, “в известной степени, лишь благодаря своевременному изъятию антисоветского элемента” [13].

Под аналогичным политическим давлением проводилась в 1921 году также перерегистрация профсоюзов, во главе которых оказались большевики [14]. Примечательно, что уже 16 ноября 1920 года на заседании Областного комитета РКП(б) было признано необходимым “очищение профсоюзов от проникших в профдвижение мелкобуржуазных элементов” [15].

Несколько позднее, 26 ноября 1920 года Крымобласткомом было принято еще одно постановление, гласившее: “Назначить для руководства всей работой в профсоюзах т.т. Ульянова, Кисилева, Немченко. Взять всех меньшевиков, работающих в профсоюзах, на учет и отстранить их от работы…” [16].

В чрезвычайно жестких условиях оказались и религиозные организации. Государством был взят жесткий курс на административное вмешательство в дела религиозных конфессий с целью серьезного ограничения их идеологического воздействия на население Крыма [17]. По данным, приводимым Р.Н. Белоглазовым, к 31 декабря 1923 года на территории полуострова было закрыто 51 молитвенное помещение, значительное число священнослужителей расстреляно [18]. Согласно сообщению газеты “Красный Крым” к марту 1925 года число ликвидированных храмов составило уже 107, причем 26 из них были разобраны под строительный материал [19].

Крайне негативно на взаимоотношениях государства и религиозных конфессий сказалась также кампания по изъятию церковных ценностей, проводившаяся в Крыму в марте – июне 1922 года. В целом из крымских храмов всех конфессий было отправлено в ГОХРАН 1 фунт 29 золотников 25 долей изделий из золота, 140 пудов 9 фунтов 70 золотников серебряных изделий, 23 золотника 38 долей жемчуга, 123,25 карата драгоценных камней [20].

Политика красного террора, военно-коммунистические методы управления экономикой и сопутствовавшие им многочисленные злоупотребления и произвол, а также активное внедрение “классовых” начал в социальную и экономическую жизнь повсеместно сеяли недоверие, страх и зачастую негативное отношение у значительной части населения к власти большевиков, что зафиксировано многочисленными источниками.

“Население долго жило надеждой на приход кого-либо из иностранных войск на помощь, но когда мечты все были разбиты, то стали помаленьку приспосабливаться к жизни под большевистским ярмом и смирились с духом”, – читаем в рассказе одного из очевидцев тех событий [21].

В докладе “О положении в Крыму” М.Х. Султан-Галиев отмечал: “У всех чувствуется какой-то сильный, чисто животный страх перед советскими работниками, какое-то недоверие и глубоко скрытая злоба” [22]. Эти выводы подтверждаются и архивными документами. Так, по данным “информационных наблюдений” органов ВЧК за 1921 год “заметно недовольство на почве плохого питания и не производящимся обследованием одежды и обуви рабочих…” [23], “трудящиеся массы…настроены враждебно” [24], “настроение…населения невозможное” [25].

Подобные настроения, стимулируемые к тому же страшным голодом, продолжали сохраняться и в 1922 году. Так, в суточной сводке Крымской ЧК от 10 января 1922 года говорится, что у населения “настроение угнетенное… отношение к Компартии безразличное… отношение к продналогу и к другим повинностям весьма враждебное” [26].

В той же сводке отмечен ряд случаев проявления открытого недовольства. Так, например, в одном из сел Джанкойского округа “на общем собрании крестьян 3-го января слышались выкрики: “Идемте и разобьем загконтору и продсклады и достанем себе хлеба” [27]. В Бакальском районе Евпаторийского округа “толпа в количестве 250 человек хотела разгромить ссыппункты загконторы на пристани Бакалы” [28].

С примерами недовольства населения мы сталкиваемся и в период относительной социально-экономической стабилизации – в 1923-1925 годах. Так, по данным ГПУ, севастопольские рабочие выражали “недовольство на несвоевременную выдачу жалованья, низкие ставки, отсутствие кредитования” [29], сильное недовольство наблюдалось среди рабочих Керченского государственного металлургического завода “на почве снижения зарплаты…обострились взаимоотношения с администрацией” [30], “отмечено…недовольство рабочих Феодосийской табачной фабрики” [31] и т.д.

Таким образом, становится вполне очевидным, что власть большевиков в Крыму вначале 1920-х годов держалась не на поддержке населения полуострова, а, скорее, на штыках красноармейцев, которые жили “отдельной семьей, нисколько не заражаясь психологией окружающей массы” [32]. Несомненно, что существовавший в эти годы моральный климат представлял собой благоприятную почву для развития всех форм борьбы с большевизмом, и как следствие, поисков альтернативных форм государственности…

 

 

Примечания

1. Цит. по: Омельчук Д.В. Политические репрессии в Крыму (1920 – 1940 годы) / Д.В. Омельчук, М.Р. Акулов, Л.П. Вакатова, Н.Н. Шевцова, С.В. Юрченко. – Симферополь, 2003. – С. 15.

2. Исаев И.А. История государства и права России: Полный курс лекций. – 2-е изд. перераб. и доп. / И.А. Исаев – М.: Юрист,1994. – С. 294.

3. Брошеван В.М. Крым. Армянский базар. 1920-1924 гг. Документы и материалы об истории образования, деятельности и ликвидации Армяно-Базарского (Армянского) района / В.М. Брошеван. – Симферополь, б.и., б.г.. – С. 57.

4. Там же. – С. 71.

5. Государственный архив в Автономной Республике Крым (ГААРК), ф. Р-1108, оп.1. д.8, л.55-56.

6. Неизвестные страницы политических репрессий в Крыму. Права голоса лишены / Пред. ред. колл. И.В. Иванченко / Серия: Реабилитированные историей. – Симферополь: Таврия, 1997. – С. 28-29.

7. Зарубин А.Г. Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму / А.Г. Зарубин, В.Г. Зарубин. – Симферополь: Таврия, 1997. – С. 328.

8. Исаев И.А. Указ. соч. – С. 319.

9. Там же. – С. 320.

10. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. – С. 326.

11. Красный Крым. – 1921. – 10 апреля.

12. ГААРК, ф. Р-1881, оп.1, д.1, л.5.

13. Подробнее см.: Ишин А.В. Организация и деятельность органов советской власти, осуществлявших борьбу с вооруженным антибольшевистским движением на Крымском полуострове в 1920–1922 годах / А.В. Ишин // Культура народов Причерноморья. – 1998. – № 3. – С. 158-165.

14. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. – С. 326.

15. ГААРК, ф.1, оп.1, д.23, л.1.

16. Там же, л.6.

17. Протоиерей Николай Доненко. Наследники царства / прот. Н. Доненко. – Симферополь: Таврида, 2000. – С. 159; Змерзлый Б.В. Обновленческое движение в Крыму: 1922-1929гг. / Б.В. Змерзлый // Крымский Архив. – 1999. – №4. – С. 167.

18. Белоглазов Р.Н. Осуществление декрета “Об отделении церкви от государства и школы от церкви” в Крыму (1921 – 1923 г.г.) / Р.Н. Белоглазов // Крымский Архив. – 1999. – №5. – С. 132.

19. Красный Крым. – 1925. – 3 марта.

20. Белоглазов Р.Н. Изъятие церковных ценностей в Крыму в 1922 г. // Арсений Иванович Маркевич. I Таврические международные научные чтения / Р.Н. Белоглазов. – Симферополь, 2000. – С. 33.

21. В Крыму после Врангеля (заметки очевидца) / Предисловие и подготовка текста В.В. Лаврова, комментарии А.В. Мальгина // Крымский Архив. – 1996. – № 2. – С. 62.

22. Султан-Галиев М.Х. О положении в Крыму / М.Х. Султан-Галиев / Предисловие, подготовка текста и комментрии С.А. Усова // Крымский Архив. – 1996. – № 2. – С. 96.

23. ГААРК, ф.1, оп.1, д.91, л.22.

24. Там же, л.68об.

25. Там же, л.74.

26. ГААРК, ф.1, оп.1, д.135, л.8-9.

27. Там же, л.8.

28. Там же, л.8.

29. ГААРК, ф. Р-1108, оп.1, д.8, л.53.

30. Там же, л.59.

31. Там же, л.68.

32. ГААРК, ф.1, оп.1, д.135, л.9.