Прошлое не имеет сослагательного наклонения, и потому спустя двадцать с лишним лет неправомерно рассуждать, насколько верным было решение Горбачева о возвращении крымских татар на историческую родину. Однако полярности мнений не удается избежать все те годы, что рядом с нами поселились репатрианты. Даже коренные крымчане, жившие, учившиеся, соседствовавшие и работавшие с ними до войны, не одинаково восприняли возвращение крымских татар. Наталья Алексеевна Быстрякова, девчонкой бывшая связной в одном из Старокрымских партизанских отрядов, владелица половины огромного дома в Старом Крыму, поставила своим задумавшим сменить место жительство соседям условие: ни в коем случае не продавать свою часть собственности крымским татарам — не хотела жить под одной крышей, как она говорила, с пособниками немцев.
Она и историю рассказывала о том, как ее довоенные соседи, крымские татары, сотрудничали с фашистами, выдавая коммунистов и семьи офицеров, но что было правдой в том рассказе, что вымыслом, подтверждавшим незыблемую для нее, старой коммунистки, линию партии, в точности не определить.
В отличие от Натальи Алексеевны, Анна Герасимовна Жирнова, тоже коренная крымчанка, относится к возвращению крымских татар с пониманием. «До войны мы жили в интернациональном дворе — русские, украинцы, евреи, татары, греки, болгары. Лучшей подругой моей старшей сестры в школе была болгарка, а в институте — крымская татарка. До войны я успела окончить девять классов и помню, когда мы стали невеститься, самым завидным женихом у нас считался крымский татарин Шевкет из параллельного класса. Вспоминаю, как в году, наверное, девяностом, стояла в очереди за персиками, которые с машины продавали молодые парни — крымские татары. Люди в очереди без стеснения, словно не замечая продавцов, обсуждали, насколько хорошо будет житься нам после возвращения в Крым их соотечественников. Мнения разделились, парни все отлично слышали и, когда подошла моя очередь, один из них спросил меня: «А ты, мать, как к нам относишься?» Услышав, что не просто хорошо, а еще и рада, потому что помню, каким был изобильным Крым, когда его деды занимались здесь сельским хозяйством, парень поначалу оторопел, а потом щедро так отсыпал мне персиков, наотрез отказался от денег и сказал: «Спасибо, мать, нам так не хватает доброты».
Отношения между крымчанами в большинстве своем строятся на бытовой основе. «Лет двадцать, не меньше, как молочное покупаю только у крымских татарок. Сами аккуратные, приветливые, всё чистенькое, ухоженное — одно удовольствие. Я среди своих знакомых первой стала у них покупать, остальные вроде как присматривались, а теперь в очередь к ним выстраиваются, потому что если уж они молоком торгуют, то всегда можно быть уверенным в качестве и надежности», — говорит керчанка Людмила Иосифовна Круглова. На работе, конечно, не все так гладко. Чего греха таить, когда в коллективе много крымских татар, то приятельство порой завязывается на национальной почве, и это все портит в человеческих и производственных отношениях. Если руководитель крымский татарин, то можно не сомневаться: здесь начнут продвигать своих соотечественников, давать преференции при трудоустройстве. Особенно коробит, когда коллеги-крымские татары и разговоры ведут на своем языке. Но это, честно сказать, обижает и на рынке, и в транспорте: сразу начинаешь неловко себя чувствовать, в голову лезут глупые мысли, поскольку не знаешь, что о тебе думает и говорит находящийся рядом.
Сами крымские татары, по приезду готовые дружить и услужить, обжившись, оказались вовсе не такими добросердечными, какими хотели казаться поначалу. Как выяснилось, некоторые имеют не вполне оправданные претензии на национальное лидерство, считая себя коренными крымчанами, а всех остальных — некими «местными жителями», несмотря на то, что сами родились и выросли они в Средней Азии. Жил одно время в Керчи такой ярый, который, купив дом в хорошем районе, предлагал людям продавать соседские дома, чтобы стать полновластным хозяином и даже обещал, что со временем улица будет называться его именем. Соседи, поначалу принявшие его семью добром, до самого их отъезда из города относились к ним настороженно и препятствовали дружбе своих детей с его сыновьями.
Многие старики хранят обиду на советскую власть и переносят недобрые к ней чувства на человеческие отношения. Лучшей подругой Лидии Васильевны Смирновой была крымская татарка Зейнеб. В 1939 году обе окончили геофак Крымского пединститута. Весной сорок первого Зейнеб родила первенца, а Лида вышла замуж. В августе их мужей призвали в армию, Лиду с семьей эвакуировали в Саратовскую область, а Зейнеб осталась у родителей мужа в Симферополе. Когда в декабре сорок пятого ставшая вдовой в первые месяцы войны Лида вернулась на родину, подруга с сыном уже скитались по стране. Возвратившийся с фронта живым и здоровым, один раз только легко ранили, муж Зейнеб, Сираджидин, почти два года искал свою семью. Его, фронтовика, гимнастерку которого оттягивали многочисленные боевые награды, даже не пустили в Крым и, как он узнал уже через много лет после войны, не вручили заслуженной Звезды Героя: не утвердили представление командования полка, поданное в мае сорок четвертого.
Нашел он семью в Янгиюле, что под Ташкентом, родились у них еще двое детей и, казалось, все наладилось в жизни: дом, достаток, уважение на работе, удачные дети. Но тянуло в Крым, даже задаток за дом в Марьино дали, но сделку поломали. Надумали поселиться в Краснодарском крае — все поближе к родине, но и там не сложилось. А Лида все годы искала подругу. Встретились они только в 1973-м: целовались, обнимались, плакали, и все было хорошо, пока не начался разговор по душам. В Зейнеб жила озлобленность, она сыну своему, первенцу, не простила, что он посмел жениться на русской, и отлучила его от семьи. До самой смерти они переписывались с Лидой, но никогда Зейнеб не присылала ей поздравительных открыток к 7 ноября: более ярой противницы советской власти и представить себе было нельзя.
Понятное дело, и славяне далеко не все с распростертыми объятиями приняли вновь прибывших. Живучей, во-первых, оказалась советская история, где крымские татары, греки, немцы, болгары, народы Кавказа выглядели если не законченными злодеями, то негодяями точно. Во-вторых, существовали вполне реальные опасения, что потеснят коренные жители с насиженных мест новых поселенцев, начнут отбирать дома и участки. Не меньше выдворения боялись создания национальной республики, где не то было страшно, что заставят учить крымскотатарский язык — в конце концов, его помнило уходящее поколение коренных крымчан рождения 1915-1919 годов, которые учили в школах Крымской АССР язык коренного народа. Куда более пугали разговоры, что власть над полуостровом возвращенцы на блюдечке с голубой каемочкой поднесут Турции.
Мы далеки от крымскотатарской внутренней политики, разве что о меджлисе знаем понаслышке. А ведь существует еще, к примеру, партия «Адалет», с которой тот же меджлис дружбы не водит. В девяностых годах мне довелось побывать на Курултае, так если бы не видела собственными глазами, никогда бы не поверила, что с оппозицией меджлис расправляется жестко и безапелляционно: с балкона музыкального театра дюжие молодцы буквально выбросили пожилого соотечественника — как оказалось, прорвавшегося на Курултай многолетнего оппонента Мустафы Джемилева. Тогда же довелось увидеть, что воинственные крымскотатарские мужчины, гоголем фланирующие по местным бродвеям и одним горячечным взглядом укладывающие в штабеля блондинок, могут трусить, как пацаны в темном лесу. В момент обсуждения вопроса о многоженстве, все, кто в одобрении тянул руку до небес, чуть ли не под кресла лезли, когда журналистка Лилия Буджурова попросила оператора заснять этих половых гигантов.
Надо сказать, крымские татары тоже внесли свою кровную лепту в ухудшение собственного имиджа, что не могло не отразиться на отношении к ним. Большинство славян, видя, как держатся крымские татары друг друга, как умеют постоять за своих и безоговорочно принять сторону соотечественников в любом споре, завидовали их сплоченности и преданности, полагая их примером истинной национальной дружбы. Даже браки между своими считали большим плюсом, несмотря на то, что черноволосые крымскотатарские парни испортили жизнь не одной славянской девушке, не только на словах готовых породниться с ними, а и принявшими ислам, получившими мусульманское имя, а затем брошенными юношами по настоянию родителей. Таких примеров, к сожалению, немало, причем национальные браки своих детей устраивают и просвещенные, интеллигентные и образованные крымские татары, порой ломая через колено их же жизнь только из-за того, что они представители малого народа и стремятся сохранить его чистоту и приумножить численность.
В процессе совместного проживания выяснилось, что не все так благостно, как кажется на первый взгляд, и с дружбой между своими. Степные и горные татары несколько отличаются друг от друга внешностью и диалектом. Нам, конечно, этого не понять, потому что на первых порах они были для нас как японцы: все на одно лицо. О языке и говорить нечего: мы ни литературного крымскотатарского не знаем, ни разговорного — дальше «салям алейкум» наши познания не простираются. Но между крымскими татарами такое деление существует. Кроме того, они делятся по местности, откуда родом их предки, и по месту жительства в Средней Азии. Жившие в Узбекистане с превосходством смотрят на соотечественников из Казахстана и тем более с Северного Кавказа.
Но принявший большую часть советских спецпереселенцев Узбекистан не сплотил крымских татар по возвращению на полуостров. И в Крыму они продолжают делиться по региональному признаку. Самаркандские и индичковские дружбу, как правило, не водят. Нам этого не понять, потому что про Самарканд мы еще хотя бы слышали, а что это за таинственные Индички — понятия не имеем. Но это правда. Одно время главным инженером Камыш-Бурунской ТЭЦ был крымский татарин Руставель Ибрагимович Аметов, мужик в своем деле умнейший и уважаемый. Так торговавшие на рынке его соотечественники, бывало, говорили о нем с легким оттенком второсортности: мол, индичковский он. Конечно, говорить о нем покровительственным тоном позволялось только соотечественникам — никто другой не вправе был отзываться о нем или ком-нибудь другом недобрым словом: тут бы на защиту своего встали стеной. Как любит повторять знакомый крымский татарин, для национальной сплоченности нам достаточно одного русского.
Наверное, в этом не только смысл единения крымских татар, но и определенное предупреждение всем нам. Хотя в Керчи, по счастью, не случалось ни одного сколько-нибудь мелкого, а уж тем более крупного конфликта на национальной почве за все те годы, что крымские татары возвратились на родину. Это и хорошо, что у нас нет причин для ссор: ни лакомой южнобережной земли, ни плодородных сельскохозяйственных угодий. В Керчи сразу по приезду выделили репатриантам участки земли для строительства, никогда не обделяли должностями в структурах государственной власти, образовании и здравоохранении. Многие керчане и представить себе не могут, как это, враждовать из-за куска земли, когда всем хватает места под солнцем…
