За последние десятилетия наш небольшой приморский городок, имея за своими плечами не одно тысячелетие, изменился до неузнаваемости. Всё меньше в Керчи остаётся дворов с дореволюционными постройками, особенно в центральной ее части. По седой территории уверенной поступью шагают мощные многоэтажки с громадными дворами, переполненными выхлопными газами от легковых автомобилей. Они заселяются семьями, не имеющим понятия о жителях, проживающих рядом — это считается вполне нормальным и естественным.
Было время, когда люди знали не только каждого соседа по двору, но и всех, кто проживал на любимой улице. Если случалось радостное или печальное событие на одном конце улицы, об этом через короткое время знали те, кто проживал на другом ее конце. После войны, когда ещё не работало радио, обо всех новостях жители узнавали с помощью «сарафанного радио», особенно хорошо работающему на единственной барахолке города. Может быть, это влияло на взаимоотношения людей, когда они в силу обстоятельств вынуждены были тянуться друг к другу, чтобы было легче преодолеть общие послевоенные невзгоды.
К счастью, в городе ещё сохранились одноэтажные здания внутри тихих спокойных двориков с проживающими в них много лет людьми со своими привычками, говором, менталитетом, отличающимся от нас, современников технологического прогресса.
***
Дворик с постройками, о котором пойдёт речь, сохранился с дореволюционных времён. Над его мощными деревянными воротами, на каменной кладке, хорошо просматривалась выпуклая дата «1872», дающая понять прохожему, когда родилось это строение.
Я очень хорошо знаю этот дворик, так как часто посещал его пацаном, а потом в зрелом возрасте. Одноэтажное здание из местного камня-ракушечника построено в виде буквы П. Состоит из пяти квартир со своими входными дверьми и окнами, выходящими во двор. Все они двухкомнатные, с небольшими прихожими.
Только в одной, трёхкомнатной, квартире, расположенной крайней справа от входа во двор, два окна выходят на короткую улочку с редко проходящими по ним автомобилями. Из-за высокого забора, с плотно закрытой калиткой в воротах, шум от двигателей мощных железных коней не так слышан. Летом все окна и двери, защищённые москитной сеткой, всегда раскрыты настежь. Во дворе и в помещениях не чувствуется бензинной гари, от которой часто страдают люди с заболеванием органов дыхания.
Между жилыми помещениями расположены подсобные помещения, где до недавнего времени, когда ещё не был проведен газ, хранились уголь, дрова и всё ненужное, отслужившее свой век, что обычно хранится в кладовках квартир.
В каждой квартире имелась небольшая кирпичная печь, на которой готовилась еда в зимнее время. Летом она готовилась на примусах и керогазах, установленных в сараях, так как не нужно было топить печь для обогрева комнат. В одном месте постройка прерывалась общей уборной, сложенной также из ракушечника. В ней было всего два отделения. Но жители двора как-то умудрялись ею пользоваться так, что возле неё никогда не было очереди.
Сразу после войны в дворике стало проживать пять семей. Посторонний человек, глядя на их взаимоотношения, мог подумать, что они между собой являются близкими родственниками, настолько сильно проявлялись их дружба и взаимовыручка во всём. Я хорошо помню, как всем двором отмечались дни рождения, поминки, свадьбы и крестины, светские и церковные праздники.
В летний период шумное застолье проходило за выставленными во двор столами под раскидистым виноградом, лоза которого протянулась через двор от крыши одного строения до крыши строения напротив. Всё лето, даже в самую жаркую пору, виноград давал приятную тень. Винограда бывало всегда так много, что жителям двора хватало, чтобы от души его покушать, а на зиму надавить домашнее вино со вкусом сорта «Изабеллы».
Рядом с общим водопроводным краном, которым жители пользовались для всех нужд, росла громадная вишня. Её крупные сочные плоды были такими же общими, как вода из крана и виноград.
Я обратил внимание на одну особенность окон каждой квартиры. Все они с внутренней стороны имели деревянные ставни, состоящие из двух половинок с обязательным крючком для их закрывания. Удивительно, что не было ни одного случая, чтобы кто-то из лихих посторонних людей зашёл во двор. Но несмотря на это, то ли по привычке, то ли по традиции, никто не забывал на ночь их закрывать. Внимательный прохожий в дневное время мог увидеть на двух окнах, выходящих на улицу, ажурные красивые занавеси, а с вечера, вместо тяжёлых штор, ставни — спасители от чужого глаза.
Жители двора стояли на очереди для получение квартир со всеми удобствами. С шумным прощанием, с нескрываемыми слезами, постепенно семьи разъехались в разные части города. Работники ЖКО в опустевшие квартиры больше никого не подселяли.
***
Их стала занимать с годами разрастающаяся семья наших хороших знакомых, супругов Артёма Артуровича и Киры Архиповны. У них росли две дочери. Одна из них, Нина, была моего года рождения, а другая, Лера, на год моложе. Мои родители до самой смерти дружили с этой семьёй. Потому они часто бывали в гостях у нас, а мы у них. Когда во дворе отмечались общие праздники, мы обязательно на них приглашались. Потом, после смерти моих родители, я продолжал посещать дружную семью, так как было с кем проводить время.
Я подружил и с мужьями сестёр. Нина вышла замуж за парня с интересным, редко встречающимся именем, Евсеем, работающим боцманом на судах заграничного плавания, а Лера — за Давида, работавшего в тресте столовых и ресторанов города. Так как Давид был евреем, то он и его родители первое время уговаривали Леру переехать в Израиль. Пожив год в уютном тихом дворике, Давид твёрдо заявил родителям, чтобы они забыли о его поездке в Израиль, так как там не найдёт такого дворика, а потому будет очень за ним скучать.
Побывав несколько раз в гостях у сына и невестки, родители во время одного сабантуя сказали прилюдно: «Давид, а ты-таки был прав. Лерочка, дорогое наше дитё, сделай так, чтобы Давид забыл даже на карте, где находится неспокойный Израиль». Все дружно выпили за умные слова родителей Давида.
Наши знакомые, уточнив в горисполкоме, что на их улице много лет не будут сноситься старые здания, благоустроили свои квартиры: провели в них воду и установили туалеты. Сначала пользовались газовыми баллонами, а затем провели природный газ. Сделали капитальные ремонты. Все работы, связанные с деревом, выполнял Артём Артурович, который был прекрасным столяром, с ремеслом, передавшимся ему отцом, Артуром Ермиловичем, до революции в городе известным столяром высокого класса, которых за умение ювелирно работать с деревом, называют краснодеревщиками.
Именно его семья в 1872 году стала жить в построенном ими доме. Жена Артура Ермиловича, дочь местного купца, Нора Давыдовна, родила трёх сыновей и дочку. Двое старших сыновей во время революции пошли воевать, один за красных, другой за белых. Погибли оба. Остались у супругов младший сын Артём и средняя дочь Муза, не вышедшая замуж, так как её молодой жених погиб на фронте Первой Мировой войны.
Артур Ермилович не долго прожил после революции. Однажды в дом пришли выпившие люди в кожанках с маузерами на ремнях и забрали все очень ценные столярные инструменты, объявив их народным достоянием, которые будут переданы в организующуюся артель плотников для постройки деревянных бараков революционному пролетариату, проживавшему в сырых подвалах.
После этого случая Артур Ермилович, до этого любивший хорошо погулять, а ещё больше — выпить, благо позволяли высокие заработки за изготовленную по заказу богатых людей мебель, стал пить беспробудно, отчего не выдержало сердце.
Нора Давыдовна и Муза Артуровна пережили Вторую Мировую войну и немецкую оккупацию. Обе редко выходили во двор. Основное время отдавали молитвам, стоя на коленях перед старыми иконами с плохо различимыми ликами святых и горящими перед ними маленькими лампадками.
Нору Давыдовну, всегда одетую в тяжёлое чёрное до земли платье, я видел случайно пару раз со спины, когда она, семеня старческими ножками, стараясь держать спину прямо, входила в свою квартиру, в которой я побывал только после её смерти. А у бойкой старушки Музы Артуровны, с седыми буклями на голове по её приглашению я побывал с сёстрами, Ниной и Лерой. Она очень радовалась гостям, обязательно их угощая собственной выпечки пирожками по дореволюционному рецепту и чаем, настоянным на ароматных травах. Из старого поколения она умерла последней.
***
Когда Нина и Лера остались без родителей, начали подумывать о новом жительстве. У Нины росло трое детей, а у Леры двое. Вскоре Нина и Евсей купили большую квартиру в многоэтажке, стоящей недалеко от школы и детского сада, что их особенно устраивало. Лера и Давид купили частный дом за городом. Они завели перепелиную ферму для продажи яиц малых птах.
В доме, над воротами которого плохо, но ещё читается дата «1872», поселились какие-то люди. Они занялись переустройством двора, с одной стороны надстроив здание вторым этажом. Заглянуть во двор мне удалось случайно один раз, когда я проходил мимо настежь распахнутых ворот, в которые заехали друг за другом две легковые машины, заняв ими весь двор. Со двора потянуло выхлопными газами.
Когда я только подходил ко двору, меня оглушил грохот современной музыки, разносившейся по всей улице. Хозяев автомашин выскочили встречать два громадных пса бойцовской породы, своим лаем пытавшихся заглушить музыку из автомобилей и открытых окон квартир.
Я не увидел вишнёвого дерева. На его месте стояли двухсотлитровые бочки. На том месте, где когда-то рос красавец виноград, стояла громадная искусственная пальма с безобразно зелёного цвета листьями. Тень, которую давал виноград, исчезла навсегда. Я вспомнил, как мы любили с Евсеем в летнюю пору, укрываемые виноградной тенью от солнца, сидя на маленьких стульчиках за невысоким круглым столиком, по несколько часов разгадывать кроссворды, попивая маленькими глотками ароматное вино. Остались только воспоминания. Хотелось скорее уйти от этого, не в меру шумного двора, украшенного нелепой пальмой.
Но я невольно остановился возле двух окон, выходящих на улицу. Вместо деревянных двойных рам, когда-то изготовленных Артуром Ермиловичем, стояли большие окна, обрамлённые рамами из пластика. С улицы они были защищены мощными металлическими решётками с замысловатым орнаментом. Сквозь чистые, сверкающие стёкла можно было хорошо рассмотреть разноцветные красивые занавеси, по бокам которых были раздвинуты тяжёлые золотистого цвета шторы. Ставень внутри комнаты на окнах не было.
Видимо, я слишком долго рассматривал окно, так как в нём появился в одних трусах чернявый мужчина с бородкой и усами и орлиным носом. Всё это я успел рассмотреть до того, как мужчина поднял сжатый кулак и им пригрозил, показывая в недоброй улыбке ровные белые зубы.
Может быть, он увидел во мне квартирного вора, высматривающего свою добычу? Не мог же он знать, что я вспоминал свою молодость и старый, навсегда исчезнувший, ласковый милый дворик. В знак извинения я слегка кивнул, приложив руки к груди. Видимо, мужчина понял меня. По широко открытому рту было видно, что он стал смеяться, с удовольствием почёсывая кучерявую грудь.
Больше я не подходил к тому двору, так как там не было его жителей-аборигенов, а он перестал быть старым тихим двориком с постоянно бродящими по нему ласковыми разномастными кошками со счастливыми котятами.
На фото вверху с сайта ArtNow.ru —
картина «Старый дворик» Игоря Венского. Масло. Холст
