КРЫМЧАНЕ НА ОТДЫХЕ
Ольга МЕЛЬНИЦКАЯ
Приключения «аргонавтов»
Пунта-Кана, один из курортов острова Гаити, притягивает на свои пляжи начинающих серфингистов. Волны здесь гуляют всегда, но таких высоченных, как, например, у берегов Австралии, можно увидеть крайне редко. Кроме людей, пытающихся неуклюже вскарабкаться на доску, разрезают морскую поверхность катамараны под надутыми парусами. Катаясь на них, тоже можно в полной мере ощутить драйв от скорости, морских брызг в лицо и ветра, увеличивающего ощущение полёта. Мы выбираем, на наш взгляд, более безопасное и грациозное развлечение.
…Второй день пребывания в Пунта-Кане выдался на славу: нет такого сильного ветра, как вчера, когда он поднимал высокие волны, закручивал их в кудряшки, катил вперёд с неимоверной скоростью и с грохотом разбивал о песчаный берег.
Пена разлеталась на тысячи белых хлопьев и тут же слизывалась океаном. Сегодня, казалось, всё гораздо спокойнее: и кудри завиваются где-то вдали, и ветер более ласковый, да и сам цвет морской воды совсем не такой, как вчера, тёмно-синий, а лазурно-голубой. Океан как будто нарочно манит, желая подарить незабываемое удовольствие.
Мы заказываем катамаран и уже через пять минут — в «свободном плавании». Что нас может ждать в океане, не знаю. Предполагаю: скорость, солёные брызги, наши тела, как у амазонок, солнце, старающееся поскорее наложить на них свой отпечаток, — вот оно, настоящее удовольствие. Я этого ждала и теперь наслаждаюсь каждой минутой, которая дарит «море», нет, «океан» положительных эмоций.
Мы стараемся преодолеть прибой. Чем дальше от берега, тем больше адреналина, ведь именно тут волны достигают своей максимальной высоты. Наш катамаран под «капитанством» молодого мулата-инструктора взбирается на гребень и оттуда, сначала взлетая, вновь опускается на водную гладь. Подступает следующая волна, и опять мы её преодолеваем. Подруга кричит, стараясь преодолеть заглушающий любые посторонние звуки ветер: «Мы, как аргонавты, мчащиеся навстречу неведомой судьбе». Красавец-мулат, как будто поняв её слова, резко разворачивает судно и направляет его к берегу. Теперь мы, поймав самую высокую волну, мчимся, стараясь не упустить её, при этом испытываем, пожалуй, те же ощущения, что и серфингисты, несущиеся с её же скоростью и избегающие её коварства, выскакивая из огромной «пасти» в том момент, когда она готова уже заглотать их.
И тут вдруг (неизвестно, кто кого захотел обмануть) наш, казалось бы, устойчивый катамаран резко разворачивается, становится боком к волне, и та, недолго думая, переворачивает его. Всё происходит в считанные секунды. За это время нас раз десять перевернуло, закрутило каким-то подводным вихрем… Когда же опомнилась, то сразу и не поняла, где верх, где низ, куда же надо плыть, чтобы выбраться. Сориентировавшись и оказавшись на поверхности, вижу, как при замедленных кадрах фильма, что парус ложится на воду. Ещё секунда — и между плотной тканью и водой не останется просвета. Делаю глубокий вздох и вновь ныряю, быстро плыву, стараясь поскорее выплыть из-под намокшего, тяжёлого паруса.
Я не рыба, надо опять набрать в лёгкие воздуха. Выныриваю, но тут же ощущаю мощный удар сверху. Опять меня закручивает подводный вихрь. Мысль: какое счастье, что на мне спасательный жилет, значит, на дно не пойду, главное, чтобы не долбануло обо что-нибудь твёрдое. Но, к счастью, в этом месте прибрежной зоны нет никаких рифов и подводных скал — один лишь мелкий песок. Опять выныриваю, и опять всё повторяется. За это время течение унесло нас на довольно приличное расстояние от берега. Пятая попытка выбраться на поверхность оказалась удачной. Плыву, казалось бы, в спасительном направлении — к катамарану, который безуспешно пытается поставить в вертикальное положение наш инструктор. Но какое-то предчувствие останавливает меня на полпути. Очередная волна вновь с силой бьёт хрупкое судёнышко, поднимает его, как былинку, над моей головой и переворачивает. Мачта обрушивается в воду в пяти сантиметрах от меня. Вновь, уже начиная привыкать к состоянию русалки, оказываюсь где-то на полдороги от дна морского до света Божьего. «Это когда-нибудь закончится?» — задаю себе риторический вопрос.
Наконец-то мы вместе с катамараном оказываемся за пределами прибоя. Судно удаётся поставить. Из последних сил взбираемся на него. Но нас ждёт очередной сюрприз: одна из двух железных лопастей, управляя которыми можно было менять направление, отломана и уже, видать, давно пребывает на дне. Инструктор ёрзает, мельтешит, пытаясь выровнять наше отколошмаченное судёнышко, ведь коварный нрав океана может опять проявить себя. Однако все его попытки тщетны. От безысходности он опускает руки, садится рядом и бормочет: «Вот теперь вы подумаете, что я не профессионал». Отвечаю, что я так не думаю, но мне страшно. «А мне как страшно!» — расплываясь в улыбке, вторит красавец-мулат. Наверное, это шутка, но всем нам от неё почему-то не весело.
На берегу никаких движений, нас не видят. Спрашиваю, можно ли что-нибудь сделать или так и будем здесь бултыхаться, как … Свою дальнейшую мысль я не стала произносить вслух. «А что здесь сделаешь, если судно неуправляемое?» — отвечает вопросом на вопрос наш инструктор. «Ну, если ты профессионал, который ничего не может сделать, тогда вставай, маши руками и кричи «HELP!». Наш «капитан» так и сделал: встал, повернулся к медленно удаляющемуся от нас берегу и изо всех сил начал махать руками и орать. Через десять минут мы были обнаружены и спасены.
Путешествие на Большие Антильские острова закончилось. Мы побывали на острове Гаити, в Доминиканской республике. Познакомились с гостеприимством местных жителей, с их культурой и бытом, насладились тёплыми водами Атлантического океана и теперь возвращаемся на Родину.
Единственный в мире частный аэропорт Пунта-Каны, одного из курортов Доминиканской республики, маленький, очень своеобразный, крыши зданий которого покрыты пальмовыми ветвями, собирает людей со всего мира. Отсюда они и разлетаются в разные части света. Мы летим в Париж, а оттуда, буквально через час после прилёта, отправляемся в Киев.
Злоключения нашего возвращения начались именно в аэропорту Пунта-Каны, где мы по вине французской компании просидели два лишних часа в ожидании лайнера. Наконец-то, когда на остров опустилась ночная тьма, объявили посадку. К счастью, в комфортабельном «Боинге» восемь часов пролетели незаметно и быстро: кто-то спал, кто-то читал, кто-то смотрел кино на французском с английскими титрами. Я делала поочередно и то, и другое, и третье. Через четыре часа полёта на экране высветилась карта, на которой отмечалось движение нашего самолёта. Открыла шторку иллюминатора: на востоке весь горизонт окрашен алым цветом. Он заливал всё пространство очень быстро: ведь мы двигались в направлении восходящего солнца.
Париж. Приземляемся в аэропорту «Шарль де Голль», очень большом и самом неудобном в мире. Пройдя в нужный терминал на пересадку, вижу, что самолёт в Киев уже «отчалил». За разрешением явной проблемы иду в информационный отдел. Со мной ещё три пассажира опоздавшего «Боинга». По-английски никто из них не знает ни слова. Выбирают меня предводителем и дают статус переводчика. С первой ролью соглашаюсь, а вот в возможностях продуктивного общения на иностранном языке очень сомневаюсь. Ну да ладно, другого варианта не дано.
Очень вежливый мужчина в строгой форме авиакомпании AIR-FRANСЕ выписывает билеты на ближайший рейс в Киев. Вроде бы ничто не предвещает ничего плохого: по словам сотрудника аэрофлота, за новый билет доплачивать, естественно, не надо, на время вынужденного пребывания в столице Франции нас обеспечат гостиницей, обедом, ужином, завтраком и утром спецавтобусом доставят практически к трапу самолёта.
Благородным жестом настоящего джентльмена сотрудник аэропорта предлагает нам присесть на стульчики и подождать, когда полиция, которой сейчас передадут наши паспорта, откроет временную визу для пребывания на территории французской столицы. Конечно, мы огорчены произошедшим: всем хочется поскорее оказаться дома. Но общаются с нами вежливо, вот сейчас и визу дадут, отдохнём — и с новыми силами в путь.
Просидев два часа на предложенном стульчике, начаю нервничать. Подхожу к отделу информации, ищу глазами джентльмена. Не нахожу. Спрашиваю сидящих за стойкой девушек, где же наш наставник. Оказалось, ушёл, как говорится, по-английски, не сказав нам ни слова: рабочий день у него закончился. Спрашиваю, кто теперь нами будет заниматься и сколько времени ещё ждать. Девушка с невозмутимым спокойствием отвечает, что знать не знает: авиакомпания никакого отношения к полиции не имеет. Ещё через час, когда нестерпимо захотелось заморить червячка, стала кружиться голова и посасывать под ложечкой, я более решительной походкой вновь подошла к стойке, за которой чем-то усердно занимались французские девушки в форме.
— Если сейчас не обеспечите нас едой, то конкретно для меня будете вызывать врача, — говорю спокойно и убедительно.
— Что случилось?
— Мигрень, знаете, что это такое?
Молодая сотрудница кивает головой:
— Может, вам таблетки?
— Да не нужны мне ваши таблетки, мне еда нужна!
Девушка предлагает мне написать, что я конкретно хочу, записывает фамилию и имя. Говорит, что сейчас всё будет. Недоумеваю: «Как, только для меня? Со мной же ещё трое!» Теперь недоумевает девушка. Она искренне не может понять, зачем я хлопочу за других, мол, пусть сами о себе побеспокоятся, да и чувствуют они себя вроде бы нормально.
— Они сейчас себя чувствуют нормально, а через час будете и им вызывать врача, — сообщаю опять же очень убедительно. Ей не понять, что мы все родом из СССР, а значит, из «колхоза», у нас коллективистское сознание.
Через пятнадцать минут все четверо сидим пока ещё на тех же стульчиках и хрустим поджаренными бутербродами. Отлегло, «червячок» утихомирился. Все повеселели. Ещё через два часа понимаю, что нас здесь держат за идиотов. Вновь иду в направлении стойки. Девушки мне уже не улыбаются, аналогично веду себя и я.
— И какова наша дальнейшая судьба?
— Хотите узнать, идите и сами разговаривайте с полицией, — холодно звучит ответ.
Всё, терпение на пределе.
— Вы понимаете, что мы бы уже подлетали к дому? И только «по милости» вашей авиакомпании торчим здесь. Это не мы должны бегать и узнавать, а вы. Если вы не решите этот вопрос с благополучным исходом для нас, мы подадим на вашу компанию в суд.
Вернувшись к своему стульчику, начинаю представлять, в какой суд я бы обратилась. Мои фантазии прерывает дама средних лет по имени Маша:
— Оля, ну что ж вы всё бегаете, возмущаетесь. Лучше всё равно не будет. Привыкайте к мысли, что нам придётся ночевать здесь.
Глянув на пластмассовый, совсем некомфортный стульчик, а затем посмотрев в противоположный конец зала, где, укрывшись какими-то покрывалами, мирно спали три негра, я пришла в ужас от такой «лучезарной» перспективы.
Ещё через три часа сидения стало понятно, что визы нам не откроют, гостиницы нам не видать и нормально отдохнуть точно не получится. Безмятежное лицо Маши меня не успокоило. Наоборот, ещё больше разозлило. Что ж мы за народ такой: всё терпим, со всем соглашаемся, боимся, как бы не было хуже, и поэтому не отстаиваем свои права.
— Знаете, Маша, вы, конечно, можете ночевать на понравившемся вам стульчике, но я буду спать на нормальной кровати.
С грозным лицом, на котором читался лозунг «Не обеспечите нас едой, питьём, душем и постелью, объявим голодовку и позовём прессу», вновь отправилась к сотрудницам аэропорта. Каким-то образом вспомнила весь словарный запас, приобретённый мной за десять лет учёбы в школе и несколько лет обучения в университете. Заявив, что мы, уважаемые в своей стране люди, которым, если бы не обстоятельства, до одного места Франция с её Парижем, не потерпим такого скотского к нам отношения, стукнула кулачком по стойке. Что-то в глазах сотрудниц изменилось.
Через полчаса мы уже ужинали, принимали душ, стелили постели в очень комфортабельном помещении для отдыха сотрудников аэропорта. Утром, попивая ароматный кофе и жуя тающие во рту круасаны, Маша задумчиво произнесла:
— Как хорошо… Может, ещё на один самолёт опоздать?..
