Крымское Эхо
Знать и помнить

Спасибо, что живой

Спасибо, что живой

ВСПОМНИТЬ ВСЕХ

Сейчас фразу американского сенатора Джонсона Хайрама: «Правда является первой жертвой войны» — повторяют чаще обычного. И небезосновательно. Открываются архивы, прежде закрытые документы появляются в свободном доступе, создано множество сайтов, где в один клик предстает полная военная биография солдата, наградные листы заменили не всегда соответствовавшие истине документальные очерки. Значит ли это, что мы семьдесят лет не знали настоящей правды о войне и жили легендами?

Так, наверное, отчасти и есть. Обычные люди живут легендами в силу двух обстоятельств. Первое — исторически достоверное прошлое или недоступно, или скрыто под многочисленными исправлениями и наслоениями. И второе – порой сами же ветераны, пусть не прозвучит это для кого-то оскорбительно, активные  создатели этих легенд, повторяемых как складные рассказы для детей и юношества на протяжении последних лет тридцати. Частенько рассказываемые ими истории живут в отрыве от документальных реалий, подвиг конкретного героя, в одиночку удерживавшего высоту или подбившего пять танков, отрывается от реального фактажа.

Война ушла настолько далеко, что и работа нынешних поисковиков преимущественно связана с установлением имен без вести пропавших и мест их захоронения. Но было время, когда поисковые отряды действовали рука об руку с фронтовиками. Например, члены гремевшего на весь СССР поискового клуба «Эльтиген» из Керчи проделали колоссальную работу, в точности фиксируя не только рассказы ветеранов, но и выходили с ними на места сражений в Эльтигене.

Наверное, эта скрупулезность и дотошность, которые по достоинству оценены военными историками, шла от руководителя клуба Татьяны Сафиной, историка по специальности и призванию. Уж она-то отлично понимала, что вырванный из контекста общей истории факт в изложении заслуженного ветерана не позволяет проследить целостную картину сражения. Ее работа именно тем и отличалась, что она не просто общалась с ветеранами, переписывалась с ними, анкетировала их – она выходила с ними на позиции. И пулеметчик, стоя на позиции, рассказывал ей, с какой точки он стрелял, с какой стороны наступали танки. То есть это задокументированный факт, который могут проверить те же военные историки и подтвердить: да, местность позволяла вести огонь в этом секторе.

… Об известной высоте Шумского в Эльтигене существует легенда о бойцах 613-й отдельной штрафной роты Черноморского флота. Что такое рота в нашем представлении? Наверное, человек сто максимум, а  штрафная – полтысячи человек, о чем раньше не знали. Штрафники – это те люди, которые имели право и обязанность идти впереди, им нельзя было отступать. Вот они пришли на эту позицию, откуда должны были либо идти вперед, либо умереть. Командовали ими назначенные офицеры, не штрафники, среди них — младший лейтенант Алексей Шумский. Сколько людей было на этой высоте – до конца  никто не знает. Одни говорят,  20 человек, другие – 19, третьи рассказывают, что кто-то один, тяжело раненный, вернулся и спасся.

Эта легенда задокументирована в воспоминаниях командира 318-й горнострелковой дивизии 18-й армии Северо-Кавказского фронта Василия Гладкова и в целом ряде других.

Но что происходило на самом деле, никто не увидел. Неизвестно в точности и место гибели. То, где установлена мемориальная табличка, на картах обозначено как высота 47.7. Но такой геодезической точки, как высота 47.7, на кургане нет. Это условная точка, которую геодезисты заложили еще до войны. А сам конкретно подвиг, как выяснилось в ходе поисковой работы, происходил в 400 метрах к северу.

Казалось бы, ерунда с точки зрения большой военной истории. Но если проводить военно-поисковые работы, то искать погибших бойцов надо там. Выяснилось также, что высота Шумского находилась в ключевой точке — там, где проходила дорога, по которой двигались немецкие и румынские подкрепления. Этот факт сам по себе очень важный. Штрафники не просто оторвались и куда-то вперед убежали – они оседлали те высоты, что позволяли контролировать передвижение вражеских войск. Почему полковник Гладков не отправил им подкрепление, зная о том, что это ключевая высота, – вопрос. И это тоже пример одной из легенд войны.

Их множество, но это вовсе не означает, что конкретные подвиги не совершались. Еще как совершались и были по-настоящему героические! Многие из них были описаны или в наградных листах политруками, или писарями в штабе, или в газетных очерках. Имея отдельные, порой отрывочные, факты, политработники и военкоры облекали их в складный рассказ, который, как бы так помягче выразиться, не всегда стопроцентно соответствовал истине. Уже по той очевидной причине, что армейские политработники и военные корреспонденты далеко не всегда находились рядом с бойцами на передовой, поэтому и наградные листы, и репортажи с фронта тоже стали частью большой легенды.

Зато те же армейские политработники отлично знали тех, кто служил при штабе. И, как показывает история создания книги Леонида Брежнева «Малая земля», запомнили этих людей. В этом литературном «шедевре» названы фамилии солдат, из которых ретивые подчиненные и журналисты, как по мановению волшебной палочки, создали образы героических малоземельцев.

Один из них после войны жил в Керчи, ничем особым не выделялся, ведь в 50-60-е годы боевыми наградами или участием в войне трудно было удивить даже детвору. Но когда книга увидела свет, был конец 1970-х, ветеранский строй начал редеть.

Фронтовика обласкали по высшему разряду: срочно выделили хорошую квартиру, одели-обули и отправили в Москву на встречу с генсеком и боевым товарищем в Тбилиси. Когда же через пару лет бурной послефронтовой славы ветеран умер, тогда и выяснилось, что служил он писарем в штабе. Да, была война, и дурной немецкий снаряд не спрашивал у солдата место службы, он мог попасть и штабную палатку, и в госпиталь, и в окоп. Речь не об этом. Просто это один из фактов, когда большой человек назвал несколько фамилий, а уж порученцы сами и без всяких просьб вылепили из русского и грузина два в одном: и героев, и образец многонациональной дружбы советских людей.

Любой, кому когда-либо довелось беседовать с фронтовиками, подтвердит: они неохотно и скупо рассказывали о войне. Посмотришь на парадный пиджак или китель – герой, просишь рассказать – клещами приходилось вытягивать, начинает рассказывать — два слова и скупая мужская слеза.

А сколько их жило когда-то по соседству — бедно одетых, в пиджаках с обтертыми обшлагами, задрипанных брюках, смоливших засунутую в пластмассовый мундштук папиросину, носивших очки без дужек на резиночке, ютившихся в тесных коммунальных комнатёнках! Мы росли, не замечая их. Это были наши родители, деды и бабушки, дальние родственники и ближайшие соседи. Часто – скандальные, алкаши и матерщиники, которые удивляли нас в своей жизни дважды: когда надевали 9 Мая пиджак с орденами и когда их хоронили — и за гробом несли подушечки с боевыми наградами.

В нашем детстве было много фронтовиков, потерявших в войну ноги и передвигавшихся по городу на тележках, отталкиваясь от земли обрубками рук. Они сидели возле магазинов, на проходах к рынку, кто-то жалостливо бросал им монетку, кто-то клял за пьянку. Фронтовики собирались на центральной набережной Керчи, в начале которой стояла «наливайка» и, сбросившись, пили горькую, как в песне поется, со слезами на глазах. А мы, детвора, смотрели на них, безногих и здоровенных плечистых мужиков, сопливо плакавших, и думали» «И это фронтовики? где герои, где рассказы про подвиги?»

А это были реальные люди, без легенд, и о них мы, к своему стыду, практически ничего не знаем. Говорят, они старались забыть войну, им не было нужды что-то сочинять, прикрашивать, рисоваться. Они были работягами войны, без лишних слов и пафоса честно и мужественно делали свою военную работу. Все, о чем они могли рассказать, не вписывалось в яркие героические образы и не укладывалось в легенду.

…Существует достоверный рассказ, который, как молва, передавался из уст в уста, потому что не соответствовал общепринятой легенде, — про то, как  морские пехотинцы-эльтигенцы, собравшиеся на очередное празднование, просто прогнали из-за своего стола тогда уже генерал-майора Героя Советского Союза Василия Гладкова, командира Эльтигенского десанта. Они его считали трусом и негодяем за то, что он, командир десанта, видя, как бойцы пошли высаживаться, стоял на «охотнике» и оказался на Эльтигене только через сутки. Вероятнее всего, что Гладков уже на мостике этого катера списал десант и был готов к тому, что он не удастся. Гладков даже сам писал, что, когда корабль развернулся под обстрелом и начал уходить, он увидел фигуру, грозившую ему кулаком с берега. Люди запомнили это и не простили.

Подобные вскрывшиеся после войны и официальных легенд истории не исключение. Есть такая замечательная  книга «Воспоминания о войне». Написал ее ныне покойный доктор искусствоведческих наук, член-корреспондент Российской академии художеств Николай Никулин, всю жизнь прослуживший в Эрмитаже. Всю войну он прошел простым солдатом, служил в пехоте, а в 1970-е годы записал все то, что увидел и пережил на военных дорогах. Эти его дневниковые записи стали основой книги. В ней написано о том, что многие годы скрывалось, ретушировалось, считалось стыдным, рассказывалось тихо, доверялось проверенным. И эта его книга – беспощадное откровение фронтовика.

Как ни кощунственно это прозвучит в канун большого и светлого праздника Победы, но ветераны никогда не были едины и однородны: одни обласканы властью, почетом и уважением, другие тихо и скромно прожили свою жизнь,  честно и не напоказ. Не требовали к себе особого внимания, не выпячивали своих заслуг и порой даже ордена хранили в коробочке, стесняясь повышенного внимания и праздного любопытства.

Помню одну такую фронтовичку, давно ушедшую Александру Моисеенко. Она прошла всю войну, стирая солдатские портки и кровавые бинты. Боевых наград у нее не было, что меня всегда удивляло, потому что рядом с ней изо всех сил пыжился не нюхавший, по его же рассказам, пороха политрук тылового госпиталя, писавший за раненных бойцов письма родным и составлявший наградные документы. Так у него наград было – рядовому пехотному Ване и не снилось.

 Когда я спросила бабу Шуру, как все ее называли, как такое случилось, что у нее нет даже медали «За победу над Германией», она обиделась на меня: «Как нет наград?» И достала из сумочки, в которой женщины носят пудру с помадой, красноармейскую книжку, а в ней – благодарность верховного главнокомандующего. Она с этой сумочкой не расставалась — даже на кран, а была крановщицей, всегда брала с собой.

Она не считала себя незаслуженно обойденной наградами или обиженной  властью. Для нее, как и для множества фронтовиков, самой высшей наградой был мир. Они как факт принимали, что раньше или позже погибнут, а им повезло выжить. Это была для них самая высшая награда – спасибо, что живой.

 

Вам понравился этот пост?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 0 / 5. Людей оценило: 0

Никто пока не оценил этот пост! Будьте первым, кто сделает это.

Смотрите также

Наша дружба – наша Победа!

Хатынь. Неизлечимая рана

Вечная им память!

.

Оставить комментарий