Преступления совершаются непрерывно, с большим или меньшим интервалом. Ежедневно места лишения свободы пополняются новыми осуждёнными. Это напоминает бесконечный поток, который не в силах остановить сам Господь Бог.
Одни выходят на свободу, другие прощаются с ней. Кто на определённое время, а кто навсегда. Нагрузка по борьбе с преступностью ложится громадным грузом на плечи правоохранительных органов.
Подавляющее количество совершённых преступлений раскрывается. За этим стоит титанический труд сотрудников полиции. Их работа не останавливается ни днём, ни ночью. С другой стороны стоят чьи-то сломанные судьбы, несостоявшиеся свадьбы, не родившиеся от любимых дети, слёзы матерей, которые никогда не высохнут, пока в доме будет горе.
По роду своей деятельности мне часто приходится бывать в ИВС (изолятор временного содержания; ранее КПЗ — камера предварительного задержания). В ИВС содержатся лица, задержанные по подозрению в совершении преступления, а так же арестованные за общественно опасные действия. Этим лицам по определённым дням через сотрудников полиции от родственников можно получать одежду и продукты питания в строго разрешённом количестве и наименовании.
Прежде чем что-то попадёт в руки арестанта, всё проверяется самым тщательным образом, на что у сотрудников ИВС уходит очень много времени. Именно поэтому у дверей ИВС под открытым небом всегда стоит очередь, состоящая в основном из женщин всех возрастов. Каждая мать считает своим святым долгом поделиться с сыном или дочкой последним куском хлеба. Бывают и исключения, когда передачу приносят хорошо ухоженные, модно одетые женщины. Их передача находится в больших сумках, набитых разной дорогой снедью.
Но в основном — это плохо одетые пожилые женщины, рано состарившиеся от труда и забот. В их руках видавшие виды старые изношенные сумки, которым, видимо, столько лет, как и их хозяйкам. Одни, чтобы не терять время на ожидание возврата пустых сумок, уходят домой. Другие покорно ждут их возврата. Сумка нужна для очередной передачи, которая состоит из недорогих продуктов, купленных на деньги, выкроенных из пенсии. Мать есть мать. Почти-что все они не верят, что их взрослое дитя совершило преступление. Считают, что это сделал кто-то другой, а правоохранительные органы виновными назначили сына или дочку, так как они по натуре тихие, скромные, и просто не умеют за себя постоять. Никакие доводы не могут матерей переубедить в обратном.
На эту женщину я обратил внимание, когда подошёл к дверям ИВС. Стоял один из дней сырой, холодной крымской зимы. Стужа, усиливающаяся ветром, проникала под тёплую одежду и постоянно напоминала о себе. Сверху безжалостно колотила колючая снежная крупа. Женщине, ожидавшей возврата сумки, было далеко за шестьдесят. Лицо изборождено глубокими морщинами. Руки, покалеченные подагрой и тяжёлым трудом, женщина безуспешно пыталась просунуть в рукава вельветового халата. Он был надет поверх какой-то толстой одежды. На ногах изношенные, много раз ремонтированные неутепленные сапоги. Они, как и одежда старухи, не спасали от холода и ледяной слякоти.
Старуха стояла несколько в стороне от других. Видимо, не хотела, чтобы посторонние видели её слёзы, которые медленно катились по впалым морщинистым щекам до самого подбородка. Здесь они застывали, и мелкими бусинками падали на халат. Старуха неотрывно смотрела в одну точку, куда-то вдаль. Перед её глазами проходила вся её нелёгкая жизнь, которая остановилась у дверей ИВС.
Дежурный по ИВС вынес старухе её сумку с оборванной ручкой, в которой она передала еду тому, кому посвятила всю свою жизнь, а он её безжалостно предал, оставив одну на белом свете страдать и мучиться. Я понимал, чего стоило старухе-пенсионерке собрать еду для любимого взрослого ребёнка.
Старуха крепко прижала к груди сумку, как ей казалось, соединявшей её с родным человеком. Она, с трудом передвигая озябшие ноги, пошла по улице. На земле, припорошенной снегом, оставался от холодных сапог не чёткий след, а длинные грязные полосы. Снежная крупа продолжала падать на поношенный платок и халат. Крупинки не таяли. Они застревали в мелких рубчиках халата, отчего старуха оказалась одетой во всё белое. Видимо, зима сжалилась над старухой, и подарила ей белый наряд то ли для жизни, то ли для савана.
Жизнь продолжалась. Одни уходили за решётку, другие оставались их ждать. И те, и другие страдали. Но кто из них страдал больше? Как измерить страдание матерей? «Самое лёгкое в жизни — умереть, самое трудно е- жить», — сказал индийский писатель А. Азад.
