Что такое среднестатистический показатель? Эфемерное какое-то, знаете ли, понятие. Даже со средней зарплатой без бутылки не разобраться. Раньше гораздо проще было: приплюсовал мою к директорской, поделил на два — вышла средняя по стране. Сейчас сумма моей и президентской делится на два и в итоге получается зарплата народного депутата Украины. Результат, как тут не согласиться, впечатляющий, от него вся Европа с Америкой, что как ментор наставляют нас, от зависти загнутся. Хотя, как оказалось, в их глазах мы всей страной выглядим абсолютно иначе. Красиво выразиться, непрезентабельно, а если просто и без затей, то они видят нас инфантильными, зацикленными на материальных ценностях, неспособными радоваться жизни.
Таким представляется среднестатистический житель Украины зарубежным исследователям. Выходит, портрет среднего украинца — это впечатление иностранцев, которые к тому же считают, будто причины, сделавшие нас таковыми, прорастают из советского прошлого. Отрицать это бессмысленно, как отказываться от родных отца-матери. Ноги нашей инфантильности растут из советского образа жизни.
Мы и вправду большей частью рассчитывали на государство, чем на себя. Оно нас растило в детском саду, воспитывало в школе, организовывало в комсомоле, учило в институтах, предоставляло работу, обеспечивало лечением и путевками, поддерживало социальными гарантиями — мы находились в коконе государственной заботы и внимания. Это проросло неповторимым, передававшимся по наследству только нашим людям советским геном, который позволял вычленять нас за рубежом, даже если мы не хватали с тарелок в ресторане хлеб, не забирали на память из отелей мыло с банными полотенцами, не напяливали на каждый палец по золотому кольцу и не венчали головы мехами. Мы были беспомощны, всего шугались, от всех шарахались, каждого подозревали, боялись быть инициативными и выглядели, как затравленные на охоте зайцы. И мечты наши были узконаправленными и материальными, и желания ни в чем не отличались от соседских, потому что важно было не выделяться и быть, как все остальные, не хуже и не лучше.
Нынешнее время добавило к нашему менталитету смачной зависти к чужому богатству, злобы, придирчивости и враждебности к людям, которые перешли из класса «как все» в общественную элиту, сделавшись либо непомерно богатыми, либо непомерно властными. Большинство населения оказалось за гранью конкурентоспособности, однако признавать общественную вторичность не в наших правилах. По-нашенски — это пустить пыль в глаза, чтоб другие от зависти удавились. Иностранцев поражает наше стремление выглядеть лучше, а главное богаче, чем можно себе позволить, если жить на заработанную копейку.
Наверное, это объясняет активность заимствования и кредитования в коммерческих банках. Едва банки открыли денежные шлюзы, так люди ударились в престижные покупки вроде жилья и авто. Для нашего человека приятнее видеть, как сосед, коллега или просто знакомый давится слюной зависти от вида принадлежащей ему иномарки с четырьмя кольцами на капоте, чем слышать дружеское сочувствие или принять руку помощи. Другие ведь не знают, что после покупки авто в кредит вы перешли на диету из «мивины», а хлопающей газами под окнами машиной вы умыли их конкретно.
Озабоченность материальным положением и общественным статусом — это далеко не всегда синоним стремления получения качественного образования и поиска высокооплачиваемой и престижной работы. Как ни печально это признавать, но для многих гораздо важнее казаться богатым и статусным, чем быть им. Пусть раздолбанная, но BMW — ни в коем случае не ухоженные «Жигули»; пусть голые стены, но в собственном коттедже — только не квартирка в «хрущевке»; пусть бриллиант на шее и урчащий от голода желудок — лишь бы не сверкать бижутерией. Видимо, неспроста иностранцам бросается в глаза эта наша дикая и не доступная их уму особенность.
Как и нам не понять, отчего один из самых богатых и влиятельных финансистов мира Уоррен Баффет нисколько не смущается тем, что разъезжает на авто выпуска тридцатилетней давности. И генеральный директор американской корпорации «Apple Inc.» Стив Джобс уверенно чувствует себя в джинсах и водолазке, не пытаясь удивить мир широкими жестами нувориша, как наши недавно отъевшиеся на советском прошлом олигархи, и ценен не деньгами, а мозгами. Вот у нас все путем: выбился из кухаркиных внуков в олигархи или депутаты — получил всё и даже больше и залакировал это порцией черной зависти.
Что тут скрывать: для нас главным фактором личного успеха является материальное благосостояние. Слишком долго мы жили скромно, отказывая себе в мясе, чтобы купить автомобиль, лишая себя каждодневного отпуска ради вступления в жилищный кооператив, чтобы, сделавшись отчасти свободными, не хотели заиметь всё и сразу. Это как раз понятно, как желание съездить в Турцию, чтобы увидеть то же, что в Ялте, Черное море, но с импортного берега.
Демонстрировать богатство и власть над людьми в нашей стране не то что престижнее, а, я бы сказала, эффективнее, чем, к примеру, доказывать, что ты умен и обладаешь недюжинными способностями. Мало того, что никакого от этого навара, так качества эти не имеют общественного признания. Какой толк гордиться умной головой и свежими мозгами, когда на окружающих это практически не действует — раз и не вызывает уважения — два. Вроде как настолько ущербный, что похвалиться, кроме как талантом, и нечем: ни машины, ни дома, ни связей. В лучшем случае его заметят, когда он будет оценен, признан, а лучше всего и куплен всё теми же иностранцами.
Зацикленность на материальной стороне жизни родом из нашей советской бедности. Без денег, власти и связей мы точно не умеем радоваться жизни. Это иностранцы верно подметили. Но как радоваться жизни, когда она скудна и вынуждает то и дело думать о том, как прожить на зарплату или пенсию, как дотянуть до них, как дождаться хоть трех копеек повышения. Естественно, на пустой желудок и тощий карман больше ничего в голову не лезет. Можно каждодневно пускать пыль в глаза и распушать на людях хвост, но тет-а-тет с собой под одеялом как скрыть, что боишься нестабильности приближающегося завтра?
Под дулом нестабильности мы живем без нескольких месяцев двадцать лет. И это нас нервирует и страшит, потому что резко контрастирует с советским прошлым, когда, имея трояк в кармане, мы точно знали, как дотянуть до аванса или получки, потому что это случалось стабильно, как эталонное время. Неуверенность в завтрашнем дне и озабоченность тем, как и на что он будет прожит, — главная отличительная наша черта, она заставляет нас держаться настороже, опасаться любых перемен, избегать инициативы и, что самое страшное, по-настоящему радоваться жизни. Нас способна смолоть любая выходящая за рамки стандартной ситуация, потому что без денег, связей или власти мы перед нею бессильны.