ТРЕБУЕТСЯ РЕШЕНИЕ
Владимир СТЕФАНОВСКИЙ
6 июня 2010 г. мир отмечал 211-ю годовщину со дня рождения русского гения — поэта Александра Сергеевича Пушкина. Севастополю с Пушкиным повезло. Не повезло с нами великому поэту.
В 2009 году уже во второй раз был положен первый камень в фундамент памятного знака великому поэту. При большом стечении народа и под громкие речи высоких чиновников Севастопольской администрации. Спустя год на одиноком камне лежал лишь букет живых цветов Севастопольского Морского собрания…
200-летие Александра Сергеевича Пушкина всколыхнуло волну интереса к его творческому наследию да и к личности Поэта. Во многих «городах и весях» ему к 200-летнему юбилею установлены памятники и мемориальные доски. Планировалось сооружение памятного знака А.С. Пушкину и в Севастополе на побережье в окрестностях Свято-Георгиевского монастыря, которые своим гением осветил поэт в 1820 году, посетив эту древнейшую православную обитель. О том, что получилось из этой затеи, и о своих приключениях в городе русской славы расскажет… сам Александр Сергеевич.
Закладка памятника. Июнь 2009 г.
С тех пор, как после выстрела Дантеса Харон переправил меня в страну Забвения и Покоя, я не забыт. Душа в заветной лире мой прах пережила. Душа вообще не умирает, пока не стерся след на ее прижизненном пути. При переходе в царство Вечного покоя нам открывается истина, недоступная ранее. И я в свой последний час постиг гармонию души и окружающего мира.
В Севастополе я впервые появился в виде фрагмента городского топонима в 1899 году – к дню моего 100-летия одна из улиц была переименована в Пушкинскую. Хотя на этой улице жили весьма почтенные граждане: городской голова А.А. Максимов, генерал А.Л. Делагард, князь Оболенский, и можно было закрепить эту улицу за кем-нибудь из них. Все заслуженные люди. Я же ни в Севастополе, ни на этой улице не обретался, не совершил там ни гражданского, ни военного подвига и поэтому считаю форму такой памяти некорректною.
В 1952 году мне была предоставлена и площадь с моим именем и бюстом — площадь Пушкина. Но не околоточный же я надзиратель, чтобы стоять на незнакомой мне площади. Мне, познавшему гармонию окружающего мира, такая память – как серп на шее. В 1982 году, слава Богу, этот серп с меня сняли. Площадь отдали Александру Васильевичу Суворову, а рядом установили его же бюст. Я это приветствую от всей души. Великий полководец в Севастополе бывал, восхищался выбором места для будущей крепости. Он там на месте. А меня, т.е. мой бронзовый бюст, увезли в наисекретнейшую воинскую часть. Правда, раньше это был Свято-Георгиевский монастырь, где я останавливался, посещая эту старейшую православную обитель. Позже братию потеснили, а монастырские постройки и кельи приспособили для военных нужд. И стал монастырь центром по испытанию ракетных комплексов. Ну а я в новой жизни стал ракетчиком. В первый год я, как салага, прошел полный курс молодого бойца со всеми приложениями в виде дедовщины. Несколько раз меня, как новобранца, красили то кузбас-лаком, то бронзовой пудрой. Но это все мелочи. Армейские будни. Самое противное моей православной душе — взирать на монастырскую церковь, над главным входом которой надпись: «Красный уголок». Жаль, что я тут только в виде бюста, а то стал бы дезертиром. Лучше уж тюремная камера. Там таких раздирающих душу противоречий нет. Сейчас, правда, тут другая часть, полк РЭБ. Но в этой радиоэлектронной борьбе я понимаю столько же, сколько и в ракетных комплексах. Служу подсобником. А в общем, стало лучше, я уже не первогодок – сам уже «дед». И многое делается с оглядкой на меня. Но смотреть на разрушенную колокольню и поруганную церковь невыносимо.
В 1983 году меня, похоже, чтобы загладить обиду (хотя я был и рад, что меня убрали с площади), уже в виде каменного бюста расположили напротив жандармерии, по-современному — УВД. Как прибыл я на севастопольскую землю, будучи поднадзорным, так до сих пор под надзором и остаюсь. Но, в дополнение ко всему, чего я тут только не наслушался и не насмотрелся. Вместо прекрасных дам, изысканных речей, шумных балов, творческого уединения я вижу и слушаю бряцанье наручников на задержанных и привлеченных, брань сопровождающих их околоточных. Меня вырвали из круга моего привычного духовного пространства — равных по таланту и духу друзей — и окунули в мир криминала и бытовухи. В общем, западло мне тут стоять в чуждой компании. И непонятен мой тут статус: то ли я под надзором, то ли сам перешел на службу в жандармерию. На площади и то было лучше. Когда-никогда прощебечет мимо стайка молодых прелестниц. Их веселый смех отзывался музыкой в моей бронзовой душе. Я даже, украдкой, оборачивался им вослед… Ну, мужчины меня поймут. А здесь… За что мне этот позор?!
Макет памятника
Затрепетало мое каменное сердце в канун моего 200-летия. Меня решили с этого неуютного моей душе места перенести – предложили водрузить у театра имени А.В. Луначарского или у библиотеки имени Льва Николаевича Толстого. Только, слава Богу, эти пропозиции успеха не имели, что-то там не заладилось. Ну, как у Онегина и Татьяны. Евгений ее любил и волочился, но ничего у них не вышло. А тут вам, милостивые государи, вопрос: что было местом моего духовного прижизненного обретания? Что? – Театр! Библиотека! Но разве я не создал или не заслужил своего театра, чтобы прислуживать в чужом. Известно, в одну телегу впрять не можно коня и трепетную лань. Каково мне, милостивые государи, будет в коммунистической компании т. Луначарского? Мы разные по духу и мировоззрению люди. Луначарский уничтожал историческую Россию, ее корни, я же ее отстаивал и служил ей до последнего вздоха. Я и близко не могу там остановиться. А тут – у его театра.
И Льва Николаевича я почитаю. Но разве я не создал свою библиотеку? Библиотеку имени Пушкина!
А вообще, мое имя используется вразрез моему жизненному предназначению и таланту. Вразрез моему духовному завещанию. Как вам, милостивые государи, нравится: посыльное судно «Пушкин»? Или мое имя на военном корабле, скажем, на тральщике? Не флотоводец я, не герой морских сражений! Не в этом благодарная память потомков. А в следовании моему духовному завещанию: доброте, просвещенности, духовой свободе, чести.
Можно ли представить, чтобы канонир заряжал пушку с доброй улыбкой? Только с остервенением! А тут – тральщик «Пушкин». Или, хуже того, посыльный. Как мне это противно! Сколько душевных терзаний испытали мы, сколько загублено талантов и гениев по простоте воинствующих невежд.
Служенье муз не терпит суеты. В Священном Писании говорится: не поминай Бога всуе. Установленный вне сферы духовного обретания или прижизненного пути памятник – это не только недостойная суета, но и оскорбительная насмешка над теми, кто сам себя уже не может защитить. Вопрос этот деликатный и требует не начальственной воли, а внутренней культуры. Тут, милостивые государи, я вам доложу одно важное наблюдение. Вернее – истину, которой я был озарен, неся бессменную вахту у жандармерии. Обычно уголовное преступление наказывается по задержании преступника. За преступления же нравственного плана наказываются потомки через несколько поколений — ущербным сознанием, потерей нравственной ориентации, бездуховностью, деградацией общества.
Чуть не сгорел я от душевного трепета, узнав о памятном знаке на Фиоленте. Я знаю, там по выходным вдоль сказочной террасы гуляют горожане и туристы. Приезжают насладиться видом опоясанного гранитными утесами голубого моря, прикоснуться к граниту серого монастыря. Там некогда бывал и я. Прибыв в монастырь с недомоганием, утром я уже совершенно бодрым гулял вдоль обрыва и говорил стихами. Вот снова вернусь я на милое моему сердцу место! Отселе вижу я и православную святыню — Георгиевский монастырь, грот Дианы, мыс Лермонтова. Тут, как говорил Миша, мой дух нашел себе приют. Я даже примерялся, как памятник, к этому месту. Совершенно удивительное дело! Памятный знак сооружается на месте военного объекта — капонира. У вас что ни памятник, то «человек с ружьем» или с орденами. А тут — замолчала пушка! Слово музе! Человек живет образами и символами. Муза вместо пушки! Что может быть великолепнее! Это душевная услада не только для меня. Для всех! Место для меня тут. Уверен, сюда, за моим благословением придут новобрачные, на свидание придут горожане, приедут туристы – все, кто внимал моим стихам, в ком жив свободный дух и память. Тут, как вам известно, проходил и мой прижизненный путь. В этом особый смысл. Если я его заслужил, только тут мне и памятник, а вам, любители прекрасного и возвышенного, – вдохновение.
Каждый камень, уложенный в основание памятного знака, наполнял меня чувством гордости за город и его жителей. Я не забыт! Кроме того, я этот памятник рассматривал и как корректное и необходимое извинение за причиненные ранее душевные переживания. Что было дальше — лучше бы мне и не знать. А рассказывать — просто нет сил… Уже почти готовый памятный знак, откуда мне был виден и Монастырь, балка Дианы, мыс Фиолент, волнующая воображение морская гладь, был разрушен… чиновниками Севастопольской городской администрации, силы которых подкрепили чиновники от архитекторы, земресурсов. Руки ко мне прикладывал даже возлюбивший меня, а потом также возненавидевший за что-то директор Севастопольского Океанариума. К тому же затраты Морскому собранию, имевшему все разрешительные документы на установку памятного знака, никто не возместил…
Меня убили во второй раз. И не где-нибудь, а в городе-герое – Севастополе…
Сейчас на воспетое Александром Сергеевичем побережье с его духовно-культурными, мифологическими объектами и удивительным ландшафтом не пройти. Это уже садоводческие товарищества и кооперативы. Именно через их частную территорию приходится пробиваться, чтобы посетить Свято-Георгиевский монастырь, Яшмовый пляж и просто – полюбоваться этими красотами с обрыва. К слову, Свято-Георгиевский монастырь – один из старейших на славянском пространстве. Монашеские кельи Киево-Печерской лавры рылись и обживались православными монахами с 1054 г. Первые упоминания о Свято-Георгиевском монастыре относятся к девятому веку.
Вместо вовлечения этих объектов в культурно-воспитательный и туристический оборот, в формирование культурного образа города, мы, в том числе благодаря чиновникам Севастопольской администрации, перекрыли дорогу к Храму.
Не будем утомлять законопослушного читателя изложением подробностей. Скажем лишь, что все правоустанавливающие и разрешительные документы на установку памятного знака на побережье в свое время подписаны самыми высокими чиновниками городской администрации и горсовета. Место установки – в зоне государственного заказника. Более того, решением сессии горсовета принято решение (№ 843 от 10.07.2001 г.) о создании на побережье общедоступной зоны культурного досуга, с изъятием 20 соток территории у садоводческого кооператива «Успех», т.к. это что ни на есть самое духовно- и культурно-содержательное место не только в Крыму, Севастополе, но и в Украине.
И, тем не менее, десяток лет пустовавшая земля была немедленно огорожена заборами, проход к побережью перекрыт, а памятный знак на 85% готовности уничтожен Управлением экологии и природных ресурсов, хотя раньше это управление с восторгом одобрило место установки знака в зоне заказника.
Доводы в пользу изгнания А.С. Пушкина с побережья приводились следующие:
Нет согласования с заказником.
Не уложились в срок с сооружением памятного знака.
На заказнике нельзя…
Все это – заведомое вранье. С целью ввести общественность в заблуждение и уйти от ответственности за передачу уникального побережья под сады-огороды, а так же избежать волокиты с возвращением городу хотя бы части территории береговой полосы в соответствии с решением сессии горсовета. Администрация на обращение общественности отвечала формальными отписками или отмалчивалась. А береговая полоса застраивалась ускоренным темпами.
Многочисленные обращения в самые высокие инстанции по факту постыдного лицедейства и государственного разбоя к положительным результатам не привели. Обращения возвращались к тем же чиновникам администрации: разобраться, принять меры, о принятых мерах сообщить заявителю. Это то же самое, если волка, съевшего жеребенка, назначить судьей в конюшне. Похоже, что доводы в пользу «изгнания Пушкина» с береговой полосы и недопущения общественности к морю оказались более звонкими, и уникальное побережье стараниями местных чиновников превращено в Дачлаг: «Проход запрещен! Частная собственность!».
А Пушкин, который «больше чем поэт», как говорит известный в Крыму и Севастополе профессор-пушкинист, так и остался гонимым и неприкаянным, как «тучки небесные». Как только «пушкинский вопрос» не решался! В 2003 году информация о пребывании тут А.С. Пушкина стараниями того же профессора-пушкиниста появилась на доске объявлений уже упоминавшегося садового товарищества «Успех». Чиновники рассчитывали таким образом поставить точку в этом набившем оскомину вопросе. Но дело не в Пушкине. Вопрос в сохранении и вовлечении в культурно-туристический оборот уникального побережья, тысячелетнего культурного пласта. И Александр Сергеевич только бы прибавил привлекательности этому заповедному природному уголку, усилил бы интерес к этому 1000-летнему культурному пласту.
Абсурдность этой неуклюжей уловки уйти от главного вопроса стала очевидной, и эту «оплошность» решили исправить. В 2007 г. памятную доску разместили на подпорной стенке монастыря. Но и это не решает проблемы побережья. Но именно этот вопрос стараниями чиновников трансформирован в вопрос «места установки памятника А.С. Пушкину». В горадминистрации тут же созрело и решение. «Поставить Пушкина на верхней площадке монастыря». Тут не выдержал и сам поэт.
«Кем я за 200 лет только не побывал! Ссыльным, камер-юнкером, жандармом, ракетчиком, РЭБовцем, садоводом, а сейчас вот меня постригают в монастырь. Насильно. Не хочу я туда. Уверяю Вас, милостивые государи: на побережье я в виде памятного знака оправдал бы сторицей свое там нахождение. За бесплатно. А городская казна, уверяю вас, потолстела бы от туристов и праздных людей. Кроме того, это был бы дополнительный якорь-корень русского духа. Или русский дух и культура уже стали чужды городу русской славы? Эх, был бы я в телесной оболочке – пригласил бы на Черную речку»…
На этом приключения «беспризорника»-Пушкина, конечно, не закончились. Городской Совет не так давно «вдруг» принял решение «поставить Пушкина на место» перед Дворцом детства и юности. Правда, это вроде как и хорошо – хотя и вырванный из сферы своего привычного обитания, но будет помощником городскому Совету в деле воспитания детей и юношей. Но только опять беда – не из любви к поэту и его культурному наследию ему там предлагается место. И не в воспитательных целях. Поэту предлагалось там занять оборону и прогнать гетмана Петра Сагайдачного, если кому вздумается его там установить (было такое «поветрие» в коридорах СГГА). На это отреагировал Александр Сергеевич.
«Я готов послужить городу и громаде в роли воспитателя. И дело не в том, что я не был ни пионером, ни комсомольцем. Готов воспитывать новое поколение в духе народных традиций и православного миросознания. Но почему городские власти вспоминают меня и используют, как и других достойных граждан исторической России, только когда нужно решить какие-то свои конъюнктурные, в т.ч. политические, проблемы? А так не церемонятся, а просто изгоняют, как с моего изначального места, как с фиолентовского побережья. Отправляют в монастырь. В воинскую часть. Потом направляют охранять территорию перед бывшим Дворцом пионеров – отпугивать гетмана Петра Сагайдачного…
Воспитывать новое поколение – это всегда благородно и необходимо, но вот вступать в войну с самим гетманом я не хочу. Оставлю позицию. Да я и не солдат. Я творческий человек, и война – не мое дело. Я все же надеюсь на духовно-культурное прозрение городских чиновников и на возвращение на побережье, где я гулял, откуда видны и православный монастырь, и ущелье, где «был грозный храм, где крови жаждущим богам, дымились жертвоприношенья». Как ни больно об этом думать, но и я в Севастополе стал жертвой чиновничьего невежества, корыстолюбия и бескультурья.
А что по этому вопросу думают мои коллеги-литераторы, да и просто «гордые внуки славян»? Или их уже нет? Или стали другими? Или, как говорит мой коллега – литератор Николай Гульнев, чья-то «крапленая рука несет культуру кошелька» или политического и всякого другого бескультурья?
Всплывает извечный вопрос: что делать?
По этой проблеме с конкретными предложениями общественность в администрацию города-героя обращалась многократно. Последний раз – 21 февраля с.г. Ответ по-прежнему ждем, хотя нужен не ответ, а решение.
Вопрос с памятным знаком А.С. Пушкину на проектном месте решаемый. Уверен: владельцы участков на береговой полосе уступят тропу к Поэту. Это решит и проблему общественного доступа к морю, к разблокированию побережья. Сервитут в общественных и государственных интересах – это общепризнанный в мировой практике юридический акт. Только у нас вот, допустив ошибку, мундир не позволяет ее признать. Это тоже фактор культуры…
В Севастополе периодически на разных уровнях звучит вопрос об ущемлении, о наступлении на русский язык.
Даже школьнику известно, что язык и культура этноса – понятия неразделимые. Мы же одной рукой гоняем Пушкина по городу и его окрестностям, другой – голосуем за русский язык. И беда наша в том, что на этом лицемерии и лицедействе мы воспитываем общественную мораль, молодое поколение.
В 2009 году, в день рождения поэта, уже во второй раз был заложен камень в памятный знак на территории Свято-Георгиевского монастыря. С благословением Владыки Лазаря. С громкими и твердыми обещаниями руководства города: через три месяца, к 19 сентября — дате пребывания А.С. Пушкина на Севастопольской земле — памятный знак уже будет украшать побережье. Обещалось громко, но тихо не исполнилось.
Сейчас уже, к сожалению, нет уверенности, что чиновники после 10-летней постыдной волокиты, просветлев душой, придут к пониманию «пушкинского вопроса» не с корыстно-конъюнктурных соображений, а в силу своей гражданской позиции и в интересах общества. Пока, увы, у многих власть предержащих, что доказывает то же самое десятилетие, в цене лишь лицемерие и корысть.
Снова Александр Сергеевич: Что я могу еще сказать? Приглашаю на Черную речку.
Беседовал с Пушкиным
и сам рассказывал
председатель
Севастопольского
Морского собрания
Владимир Стефановский
