ГЛАВНЫЙ ГАЗОВЩИК КРЫМА О ПОЛИТИКЕ, ГАЗЕ И СИСТЕМЕ
Сергей Тарасов появился на крымской политической арене совсем недавно — аккурат перед Крымской весной: его вдруг (конечно, это только со стороны «вдруг») начали продвигать в председатели Крымской организации Украинского союза ветеранов Афганистана. Как ни крути, а на полуострове афганцы всегда были силой, которую от выборов к выборам не уставал делать все более политической бывший ее глава — дважды премьер автономии и губернатор Севастополя Сергей Куницын. На нее он опирался, ею прикрывался, а когда ему было нужно — и использовал.
Ситуация становилась нетерпимой — и тут на публике появилась фигура Сергея Тарасова. Подвижный, улыбчивый, в пору Крымской весны — в камуфляже ополченца. Куницын не сдавался — понадобилось несколько судов, чтобы иметь право не только по согласию товарищей, но и юридически возглавлять серьезную организацию серьезных мужчин. Суды выиграли, Куницын теперь в Киеве продолжает думать над тем, что бы еще такое перекрыть крымчанам, чтобы они почаще вспоминали Украину.
А Тарасов возглавил не только общественную организацию афганцев, но и… «Крымгазсети» — бывший «Крымгаз», но теперь в национализированном виде. Наша встреча произошла после того, как на ленте «Крымского Эха» появилась эта статья — «Газовики готовят нам отопительный коллапс». И встреча была, подчеркнем, нашей инициативой. Согласитесь, с такими двумя вопросами к одному человеку уже можно работать. Вот на эти темы мы и говорили.
Так кто он такой, Сергей Тарасов?
— Жил-был мальчик Сережа Тарасов. Закончил он школу и пошел работать мастером по учету газа… Это была ваша детская мечта?
— (смеется: мы аж совсем не угадали!) Моя мечта с детства была стать военным! И поэтому после восьмого класса я закончил Суворовское училище, поступил в Одесское артиллерийское, которое закончил в 1984 году, и дослужился до 1996 года, ушел в запас. И там был Афганистан, Камчатка, Новосибирск, Хабаровск — «льготные» места в Советском Союзе все собрал. А в 1992 году семья переехала в Крым — жена отсюда. В 1996 году с учетом ряда обстоятельств уволился, а поскольку как раз в это время в Раздольненском районе, где жила семья, было организовано управление газового хозяйства, пошел туда работать мастером по учету природного газа.
— Насколько я понимаю, это низшая ступень..?
— Не совсем: в моем подчинении были контролеры, слесари, которые занимались отключением…
— Но это была работа, которая, что называется, подвернулась?
— В принципе, да, потому что в Раздольненском районе и тогда, и сейчас очень трудно с работой. Начинал мастером, закончил в районе начальником управления, потом переведен в Симферополь, в «Крымгаз», здесь с должности начальника Симферопольского городского управления уволился по ряду причин и обстоятельств, а в 2014 году был принят, но уже начальником «Крымгазсети».
— Вы пошли на работу, о которой с детства не мечтали, но построили такую блестящую карьеру…
— Потому что я не любитель бегать по разным углам. Если интересно, а мне это интересно, я пытаюсь добиться совершенства в деле, которым занимаюсь.
— А почему вам интересно?
— Эта работа приносит удовольствие. Это первое. Второе, мне нравится общение с людьми; в-третьих, газовики — это структура, которая стоит на страже жизни и здоровья людей, борется за то, чтобы люди правильно пользовались газом, обучает их и соответственно с них требует. Ответственность за людей, ответственность перед людьми — это то, что заставляет меня заниматься этим делом с максимально возможным приложением всех сил.
— Нельзя сказать, что «Крымгаз» был каким-то отстающим — во всяком случае, было не слышно, что его склоняли на всяких совещаниях. Почему понадобилось сменить руководителя?
— Во-первых, случилась Крымская весна — не все однозначно приняли эти перемены; во-вторых, практически все предприятия топливно-энергетического комплекса считаются основой безопасности любого государства, в том числе и Крыма, поэтому было принято решение о национализации этих предприятий: «Крымгаз», «Крымэнерго», «Черноморнефтегаз» и др.
— Предыдущий руководитель не захотел работать в новых условиях?
— Думаю, да. Но это нужно спросить у него, я не знаю его мотивов. Вообще, я шел… меня пригласили возглавить Симферопольское управление газового хозяйства. Но получилось, что я возглавил «Крымгазсети».
— Не испугались — предприятие-то огромное!
— Нет: коллектив знакомый, известный, работоспособный, работу знаю.
— Я так понимаю, что в Крымскую весну вы ни мгновение не колебались, какую сторону принять и какую галочку во время референдума в бюллетене поставить?
— Однозначно! 13 февраля прошлого года мы были в Киеве, собирались к 25-й годовщине вывода советских войск из ДРА, а 16 февраля произошло то, что произошло на Майдане. Крымчане, возвращающиеся из Киева, где находились с мирной акцией, попали под Корсунь-Шевченковским в переделку: был сожжен автобус, людей избивали; спасаясь, крымчане вынуждены были мелкими группами либо в одиночку спасаться в лесопосадках. Выручая их — а там были наши друзья, в том числе афганцы — мы вышли на Сергея Валерьевича Аксенова, который до глубокой ночи решал проблему спасения людей. И решил ее. Представители власти Крыма, которые отправляли людей в Киев, ничего не сделали для их спасения.
Затем были организованы встреча бойцов «Беркута» и прощание с погибшими в здании Украинского театра. И мы с друзьями собрались и сказали: либо мы тут не допустим того, что творится на Украине, либо нас здесь похоронят, потому что нам деваться некуда. А потом, 23 февраля, была запись в ополчение под руководством Сергея Аксенова и Михаила Шеремета. И мы пошли защищать Крым.
Предателю — судьбу предателя
— А расскажите-ка эту историю с организацией афганцев — как-то так долго вас избирали: избирали, утверждали, потом, помнится, даже суды были… Куницын, тоже афганец, он ведь тоже ни мгновения не сомневался выбрать сторону тех, кто совершил на Украине государственный переворот!
— Это уже прошлая история, которую не хочется вспоминать… Г-н Куницын переиграл сам себя, это такой политический эквилибрист, акробат.
— Почему именно в тот момент назрела необходимость его переизбрать с поста председателя ветеранской организации? Потому что он уехал из Крыма или были более серьезные причины?
— Ребята подняли вопрос… Это было в 2013 году, 25 октября. Вопрос о замене Куницына назрел давно, потому что отслеживать его политические скачки было уже просто невозможно. Никому из нас не хотелось заниматься политической трескотней, мы понимали, что у нас все-таки общественная организация, а не политическая. А Куницын старался придать афганцам статус политической силы, использовал нас по полной программе в своих политических проектах. И когда дело дошло до явной подставы…
— Да, в его речи частенько проскальзывало: вот мы, афганцы…
— Он очень грамотный и подкованный оратор, лидер, он научился, нахватался всяких обучающих программ, которые позволяют манипулировать общественным сознанием, и пытался это делать с афганцами. Да, было дело, кому-то помогал — но вместо того, чтобы считать это за бескорыстную помощь, он выставлял дело так, что «ты мне уже должен», «ты мой должник».
— Куницын — явление в Крыму, увы, не единичное. Вот был советский парень, отслужил в Афганистане, и отслужил вполне достойно. За все это время показал, что может быть руководителем, управлять людьми, сложными процессами в региональной экономике, у него есть какие-то принципы. А потом «вдруг»… Или не совсем «вдруг» — все-таки у него были моменты в жизни, которыми лично он гордился, а крымчане старались думать о них как об исключении — я говорю о его «подвигах» на Тузле и жовто-блакитном флаге над исполкомом Красноперекопска в 1991 году… Мы просто не хотели замечать его будущего предательства?
Почему я о нем заговорила – вы действительно тесно с ним связаны, и ваша общественная организация расставила точки над «i».
— Был момент, и не один — его второе пришествие на премьерство и потом, когда он ушел в Севастопольскую администрацию… Для него мы, афганцы, тогда уже стали просто инструментом, он про нас говорил «братва» (тяжело вздыхает).
Часть ребят хорошо понимала, что он ведет не туда, особенно когда… Был момент, когда создавалась партия ветеранов Афганистана. То была партия на бумаге: регистрация была, а живой партии не было. Это такое мутное дело… Все, сказал он, мы идем самостоятельно, все меняется, за нами поддержка. Я окончательно понял: это пустышка, ни к чему хорошему это не приведет, когда ребята поехали в Киев на какое-то мероприятие по линии этой партии. Потом они рассказывали: почему-то среди них появились представители партии «Удар», и Куницын от имени всех афганцев вдруг заявил, что партия ветеранов Афганистана отныне входит в партию «Удар»!
А до этого было заявление, что все ветераны ДРА поддерживают «Единый центр» — или в каких партиях он там был еще, я уже не помню. Это нас возмутило, и поэтому были публикации в печати, и я выступал, и ребята, мы говорили: как он может заявлять от нашего имени, что мы кого-то там поддерживаем?
Потом нас обвинили в том, что мы хотим расколоть организацию. Потом приехал сюда Кличко, выступал на стадионе «Локомотив» и на площади, и мы видели, какие «афганцы» пришли на ту встречу: стоял автобус, людей просто хватали, переодевали — всё, идите, вы члены партии ветеранов Афганистана! Мы спрашиваем одного такого: где воевал в ДРА? Ответ: в Афганистане! Он даже названий не знает… То есть Куницын заигрался в эти политические игры — чтобы сохранить себя, свой бизнес, еще что-то, уж не знаю, что…
Нам, определенной группе людей, это не нравилось. В том числе и руководству Украинского союза ветеранов Афганистана. Поэтому и была проведена конференция, председателем избрали вашего покорного слугу, а Куницын пошел в суды, которые он проиграл, хотя умудрился многих обмануть рассказами, что он их выиграл. Последний суд был уже в феврале 2014-го, он его просто… впрочем, смысл того суда уже просто потерялся.
Афганцы в политику не играют
— Вы сейчас занимаетесь хозяйственной работой — а по общественной линии работа замерла?
— Нет, почему — у нас всё работает… С самого начала Крымской весны мы были в ополчении: Саша Шувалов, Андрей Стариков, Корнев, Смирнов, Толя Попроцкий, Толя Пыж — афганцы, которые стояли в ополчении, проводили мероприятия по референдуму… то есть занимались тем, чем надо было в тот момент заниматься. Мы всех собрали уже после того, как итоги референдума были подведены, мы собрали бывших председателей Крымского республиканского Союза ветеранов Афганистана и сказали: вот, теперь мы в новом государстве…
— Все ваши ребята приняли новую реальность?
— Нет… Потом к нам приехали ребята с материка, здесь организовались региональная организация российского Союза ветеранов Афганистана, инвалидная организация, «Боевого братства». А сейчас мы говорим о необходимости всем собраться под единым флагом крымской общественной организации Объединенный Крымский союз ветеранов Афганистана, сейчас идут переговоры.
— А зачем вам это надо?
— Дело в том, что мы все там воевали, дружили, все равно про всех помним. Знаем: как бы нас ни пытались растянуть по разным политическим квартирам, люди хотят общения, идут к нам в надежде получить помощь — не все же занимают высокие посты. К сожалению, с 90-го года у нас порядка 450 человек, которые до сих пор стоят в очереди на улучшение жилищных условий.
— Насколько я поняла, в России тоже есть желающие использовать афганцев в политических целях?
— Есть, есть… Но мы хотим остаться чисто социальной общественной организацией. В наших рядах есть представители и ЛДПР, и Единой России, и Справедливой России, и Патриотов России — то есть мы на эту «разнопартийность» внимание особо не обращаем.
— В референдум ваша организация выступила как политическая сила или вы действовали просто как отдельные личности, политические интересы которых на данных момент совпали?
— Нет, почему… Никакого решения не было. Хотя понятно, что на ровном месте ничего не появилось: у нас существовала Крымская республиканская организация, в каждом районе, в каждом городе были свои организации. Была управляемость, я как председатель республиканской организации имел со всеми связь. Мы собрались в Симферополе, сказали: создаем отряды самообороны. Откликнулись не все руководители районных организаций, но их большая часть — Раздольненский, Черноморский, Ленинский районы, Алушта, Саки…
— Может, проще сказать, кто не поддержал?
— В тех организациях, руководители которых решили отсидеться в кустах, нашлись другие ребята, которые у себя организовали не только афганцев, но и пенсионеров-правоохранителей.
— Это был первый и последний случай политической акции?
— Думаю, что — крайний, не последний.
— В каких случаях афганцы могут объединиться и, несмотря на принадлежность к разным партиям, выступить единой политической силой?
— Хороший вопрос… наверно, когда будут решаться какие-то наши социальные проблемы. Но в любом случае мы будем не политической, а социальной силой.
— Только свои права ты так готовы защищать?
— Права ветеранов. В случае, если будет выдвижение наших товарищей кандидатами в мэры, в депутаты, мы выступим единой силой и поддержим афганцев независимо от их партийной принадлежности.
— «Своего» то есть.
— Да. Второе — мы же общественная организация, мы не политическая партия. Я категорически против, чтобы ветеранов Афганистана втягивали в политические игры. Это категорически неправильно. Прежде всего это противоречит действующему законодательству, а во-вторых, в душе я могу быть и коммунистом, и беспартийным. Но почему я должен кого-то поддерживать? Я участник боевых действий — если нарушаются мои права, я иду к депутату от любой партии и говорю: есть закон, тебя избрали, ты стоишь на его страже — защити мои права!
Уже кое-чему научились
— Сейчас вы во главе очень сложной и нужной всем хозяйственной организации, в ваших руках совершенно потрясающая возможность навести в ней порядок, сделать так, чтобы механизм вашего огромного предприятия работал, как часы. По идее, вы должны знать все его недостатки, все бреши, вам не нужно тратить время на их изучение. Что сейчас происходит у газовиков? Над чем вы работаете?
— Система действительно очень серьезная. «Крымгазсети» предоставляет услуги — а тот, кто предоставляет услуги, всегда выглядит как должник. И потребитель всегда хочет нас побить: услуги якобы некачественные, несвоевременные, дорогие — нас во многом легко упрекнуть. Сегодня мы работаем еще по старинке — говорим, что «клиент всегда прав» и стараемся войти в его положение. Но зачастую получаем обратный эффект. Люди, думая, что якобы они правы, начинают переходить грань дозволенного, опускаются вплоть до оскорблений — пока, слава богу, до физического контакта не доходило.
«Крымгазсети» делает все, чтобы газ наши потребители получали безаварийно и бесперебойно, несмотря на политические и экономические передряги. Согласен и с тем упреком, о чем вы писали — к нам много жалоб и нареканий из-за очереди по переоформлению документов-договоров. Заключая договор, мы подтверждаем, что взаимно друг от друга зависим. Человек, получивший российский паспорт, обязан заключить этот договор, потому что у него поменялся юридический документ. Мы тоже новая организация в Крыму, мы не являемся правопреемником «Крымгаза», и поэтому мы обязаны заключить со всеми абонентами новые договоры.
Порядок предоставления услуг подразумевает эту необходимость. Мы не можем просто сказать: есть публичный договор — и на этом поставить точку. Потому что публичный-то он публичный, но каждый должен отвечать за себя: если ты не платишь по счетам, нарушаешь правила пользования газом — неси ответственность индивидуальную, а не коллективную. Мы сторонники того, чтобы как можно быстрее закончить эту кампанию по заключению договоров и забыть о ней, как о страшном сне.
— А что там с обещанием главы республики о том, что по домам будут ходить работники вашего предприятия и на месте заключать договоры с жителями?
— Мы уже организуем выезды на места, в сельские советы, принимаем заявки по телефону от инвалидов, которые не могут стоять в очереди, мы заключаем договоры с предприятиями. Внедряем электронную очередь, заключаем договоры в электронном виде, чтобы человек меньше стоял в очереди: он зашел на нашем сайте в личный кабинет, оператор распечатал, посмотрел, назначил определенное время в соответствии с общей очередью, человек пришел, расписался — и на этом все закончилось. Я думаю, что это не тот вопрос, с которым мы не сможем справиться.
Куда сложнее выглядит пока другой вопрос — о поставках нам различного оборудования. Мы государственное унитарное предприятие, и все подобные услуги мы должны провести по строгой процедуре, установленной в России. Для этого у нас появилась новая служба, контрактная, работающая по 223-у и 44-у федеральным законам: мы размещаем наши заявки на электронных площадках, там появляются какие-то победители, мы начинаем с ними работать, а эта процедура очень длительная.
— Это раздел вашего сайта об открытии информации?
— Да. С одной стороны, процедура необходимая: исключается коррупционная схема, связи пр. А с другой — мы столкнулись, например, с такой проблемой: выигрывает тендер непонятная компания, например, из города Туапсе или Магадана. Но у этой фирмы на полуострове ничего нет — ни оборудования, ни запчастей, ни работников. Они тендер выиграли — и начинают бегать и перехватывать у местных все, что нужно для работы. Мы не можем пойти на такие схемы — на нас лежит перед всем Крымом ответственность за безопасность и бесперебойность поставки газа. Мы этот договор ликвидируем — но идет процедура.
— Да, задачка… то есть нужно такие вещи уметь предвидеть.
— Совершенно верно. И мы стараемся предвидеть, и делаем все для этого. И контрактная служба, которая работала у нас в январе, и та, которая работает сегодня — это уже небо и земля, уже кое-чему научились. И с Антимонопольной службой научились работать. По идее, фирма, которая покажет самую низкую цену, уже является победителем. Если мы предъявляем требования не к цене, а, например, к качеству, этот, который должен быть победителем, отходит на задний план.
— Нельзя ли сразу выставлять требования и по цене, и по качеству?
— Выставляем! Но вот смотрите: берем два предприятия, у обоих задвижки фирмы Фишер, но у первого они стоят на 200 тысяч дешевле. По идее, он и должен быть победителем. Но мы-то знаем, что у него китайская или западноукраинская подделка, а не фирменный Фишер…
— Откуда вы такое знаете?
— Ну так мы же не первый год в системе работаем, изучили уже все! Естественно, если мы его выберем, получим некачественный продукт. А выбирая второго, получаем жалобу в Антимонопольную службу.
— И как вы выходите из положения?
— Ждем приговора. Говорим человеку: если ты жалуешься, но мы знаем, что у тебя подделка, — мы просто внесем тебя в черный список непорядочных партнеров и отдадим в Антимонопольную службу. Если тебе надо, идем по такой процедуре. Да, мы тут потеряем очередной месяц, какие-то наши работы не будут производиться. Но зато тебя накажем за недобросовестность.
Вплоть до отключения
— Вот мы с вами и нащупали слабое место работы с населением, слабое место в контрактах…
— Не слабое, не слабое, и с населением не слабое! Просто ограниченное по времени.
— Кстати: вы декларируете, что если кто до начала отопительного сезона не успеет заключить договор с вашим предприятием, тем газ поставляться не будет.
— Да, стимулируем людей…
— По нашим подсчетам, если у вас они будут заключаться в сегодняшнем темпе, на это понадобится 15-20 лет — запись на очередь в четыре утра и прочие радости, а ваша электронная очередь — сплошная профанация. Что нужно сделать, чтобы процесс ускорить? Увеличить количество окошек?
— И увеличение количества окошек тоже проблему не решит — штатное расписание не позволит. Больше утвержденных штатных единиц нам никто не даст.
— Может, это можно сделать временно?
— Мы работаем и с Центром занятости, и с волонтерами, и с общественными организациями, но волонтеры идут слабо, Центр занятости тоже не спешит…
— То есть правду говорят, что крымчане не любят работать?
— За всех крымчан не отвечу. Но исходя из того, кто к нам приходит из Центра занятости… смотрят, как много тут надо работать, и тут же уходят.
— Ну хорошо, а если я таки не успею заключить с вами договор, придет дядя и отключит мне газ?
— Не отключит: чтобы это сделать, нужна целая процедура — раз, и основания — два. Если вы исправно платите за газ, даже если по старому договору, но по новым реквизитам, то никто вас не отключит. Но если вы не платите и не заключаете договор, то здесь начинают работать методы репрессивного характера, вплоть до отключения.
— Можно ли уже сегодня сказать, что «Крымгазсети» работает» системно?
— Да, системно. И это не просто громкие слова, это привычка у газовиков; работая бессистемно, мы можем получить очень негативный результат, потому что газ — это потенциально опасное вещество. У нас есть с чем сравнивать: после национализации газовых сетей к нам пришли потребители других фирм — «Керчьгаз», «Трансконтиненталь», других. А эти частные конторки и фирмочки системно не работали. У них была четкая задача — снять деньги, а дальше хоть трава не расти. Особенно по Керчи это заметно, там вообще просто страшное дело: за полгода четыре несчастных случая с отравлением угарным газом из-за того, что не ходили, не смотрели дымо-вентиляционные каналы, не делали планово-техническое обслуживание газового оборудования.
А что творит «Трансконтиненталь», вообще ни в какие ворота не лезет: беспредел — это мягко сказано; полное игнорирование норм и правил при ведении работ, зауженные диаметры газопроводов — а это зимой проблемы с бесперебойной подачей газа и много другого…
А сейчас мы работаем по всему Крыму за исключением Севастополя. И система наша подразумевает работу не только снизу доверху, но и сверху вниз — то есть имеется устойчивая обратная связь. Раньше как считали: нет жалоб, значит, система работает плохо.
— Почему плохо?
— Значит, потребителя никто не трогает: либо кто-то нашел «контакт», либо кто-то куда-то не дошел; к нему никто не ходит, не проверяет, он не возмущается, что его прищемили… Это косвенный признак того, что управление не работает. Мы прекрасно людей понимаем — но и абоненты должны понимать, что эта строгость оправдана.
— Вам пришлось что-то ломать в этой системе?
— Да. И многие не выдержали новых требований, ушли. В том числе и из числа руководства. Мы работаем сегодня совсем в другом законодательном поле, оно более жесткое.
— А справедливое?
— Жесткое — оно и подразумевает справедливое, потому что есть определенные рамки, за которые нельзя заходить. Если на Украине можно было как бы…
— …но это же демократическая стран, что ж вы хотите!
— Да, демократическая. Но в России жестко: если есть охранная зона, она должна быть; если мы должны проводить техобслуживание, мы его должны проводить, независимо от того, есть у нас на это люди или нет. Не все выдерживают такого темпа и уходят. Хотя за этот период мы и зарплату людям подняли, и выплачиваем ее своевременно.
— И зимний сезон хорошо прошли…
— Да, и всерьез готовимся к новому. Но здесь очень многое зависит от того, как сработает «Черноморнефтегаз» — мы же работаем на газе крымской добычи, то есть на том, что добывает ЧНГ.
К сожалению, абонент не видит в нас сегодня партнера. А надо видеть! Скажем, у него есть тепличка, и он думает: как же туда газ мимо счетчика провести? Захотел новую колонку, старую снял, новую поставил — а нам не сообщил, не думая о том, что всех своих соседей подверг опасности.
— А в чем опасность в «подпольной» замене колонки?
— Пожалуйста, — ул. Севастопольская, дом 3. Там уже не первый раз при замене колонки вместо газа идет вода, а вместо воды — соответственно газ: наши домашние горе-мастера путают шланги. Второе — нарушается герметичность дымо-вентиляционных каналов — не всякий домашний мастер сделает все правильно. Или захотел хозяин — и повесил колонку в ванной, что категорически запрещено. Ну и так далее.
— Я догадываюсь, что есть масса моментов, когда газовые сети к каким-то объектам проложены не по правилам — кто-то по дружбе глаза закрыл, а кто-то и по более «веским» причинам. Вы ведете работу по приведению к нормативам того, что было проложено неправильно?
— Такая работа идет, и противодействие со стороны абонентов ведется тоже серьезное: и не пускают, и запугивают…
— Что вы делаете в таких случаях?
— Вначале предупреждаем, потом привлекаем органы полиции, органы власти… Угарный газ — он для всех одинаковый. Случись что с тобой, я же потом себя клясть буду. Самое страшное, что угарный газ действует исподтишка. У него нет ни запаха, ни вкуса, причем реакция идет моментально.
Интуиция, только интуиция
— Понятно. То есть вы систему видите, знаете, строите…
— Мы ее модернизируем, улучшаем. Убираем все лишние навороты на каждом селекторе, каждом совещании…
— Как думаете, сколько лет вам на доведение ее до ума понадобится?
— Если все будут работать наступательно и принципиально, причем не только мы, но и наши контрагенты (понимаю, что это идеал) — думаю, хватит и трех лет.
— В идеальном случае.
— Именно. А в неидеальном — немного поболе. Но это если и абоненты нас поддержат, если не будет никаких потрясений…
— Ладно, возьмем пять-шесть лет. А что потом? Мужчина так устроен, что ему нужно постоянно брать какую-то высоту. Вам до «высоты» всего ничего осталось. А дальше что?
— Совершенствовать систему!
— Что-то мне моя интуиция подсказывает, что вы года через три-четыре шагнете в политику…
— Не собираюсь, наоборот, мне здесь интереснее — и коллектив способный, адекватный, и желания у меня подобного не возникает. Вот через три года приходите, посмотрим, я себе запишу…
