Из воспоминаний прошлого
Он остался в нашем дворе с довоенных лет. Нашего любимца двора звали Васькой. Куда подевались остальные коты во время боевых действий в Керчи никто не знает. Так что Васька был единственным представителем кошачьего племени. Вот поэтому вся людская любовь досталась Ваське. В нашем дворе было небольшое трёхэтажное здание, в котором до войны располагалась четырёх классов школа. Когда немцы зашли в наш город, в этом здании на короткое время разместился штаб румын, а потом и немцев. Личный состав был большим. Некоторые из немцев, как и жители двора, Ваську постоянно подкармливали. Видимо, они скучали по своим немецким котам и поэтому русскому коту уделяли должное внимание.
Я любил Ваську, с ним поддерживал самые настоящие, самые преданные детские отношения. Это был мой самый лучший друг. Моя первая фотография — это я с Васькой на руках сижу на стуле. Васька чуть меньше меня. Из-за Васьки видна только моя голова да ноги, не достающие пола. Целый день Васька блукает по двору, видимо, надеется найти подружку. На ночь он приходил спать в нашу квартиру. Когда мне становилось тоскливо, я выходил во двор, брал Ваську на руки и начинал рассказывать ему о всех детских неприятностях. Васька внимательно меня слушал и отвечал на мои рассказы и ласки громким мурлыканьем. У нас сейчас в квартире проживает шесть кошек. Большинство из них спят со мной. Я очень люблю их мурлыканье. Эта любовь осталась от тех далёких лет. Мурлыканье кошек успокаивает человека и просветляет его душу.
Та самая первая фотография
Я в очередной раз нахожусь во дворе, по которому взад-вперёд мимо входной двери штаба ходит с винтовкой за плечами немецкий солдат. На него я не обращаю никакого внимания. Мы привыкли к охранникам, которые круглые сутки ходили по двору. Немец даже не смотрит в мою сторону. Я ищу Ваську, которого нигде не видно. И тут я заметил, как он пробирается по крыше сарая нашего двора. Я понял, что Васька увидел меня и потому спешил скорее прижаться ко мне и пожаловаться на своё одиночество. Крыша сарая покрыта крашеной жестью. Она крутая, и потому Ваське, чтоб добраться до края и спрыгнуть на землю, приходится ползти на брюхе. Я смотрю, как Васька умело перебирает лапами, и как он всё ближе приближается к своей цели. Я уже представляю, как обниму сейчас пушистого тёплого Ваську.
И тут я вижу, как немец вскидывает винтовку. Слышу оглушительный выстрел. Васька как-то сразу же обмяк и большим серым комом покатился по крыше вниз. Потом раздался глухой стук. Васька лежал с открытыми глазами, и мне казалось, что он смотрит прямо мне в глаза. Во лбу Васьки небольшая окровавленная дырочка. Я понимаю, что больше никогда не прижму к себе милого доброго кота Ваську. От обрушившегося на меня горя я начинаю громко плакать с каким-то детским визгом. На выстрелы и мои вопли из квартир выбегают жители двора. Выбежала и моя мама. Все дружно, чисто по-русски, начинают ругать немца. Забыв обо всём на свете, кричат, что он фашист. Проклятья сопровождаются словами, которые мама запрещает мне повторять.
Почти что одновременно с обескураженными жителями во двор выбегает немецкий офицер. Он подбегает к солдату и со всего маху бьёт того кулаком в ухо так, что у него с головы слетает пилотка. Зубы солдата громко клацают. Офицер забрал у солдата винтовку, схватил его за шиворот и потащил в штаб. Через небольшое время охранять штаб вышел другой солдат. Он молча смотрел на собравшихся женщин и как-то виновато улыбался. Мама меня увела домой, чтобы прекратить мою истерику.
Я часто вспоминаю тот случай и думаю, почему немецкий офицер от души саданул своего солдата.
То ли ему было жаль истраченного немецкого патрона, то ли жаль убитого безобидного русского кота…
