Было время, когда работники милиции не имели никакого понятия о неведомых компьютерах, обладающих необыкновенной способностью содержать информацию на все случаи жизни. С помощью специальной приставки можно было печатать и снимать копии любого документа. Если говорить честно, то мы не только никогда не видели эти сказочные приборы, но даже на слуху не было самого слова «компьютер».
Его заменяли машинистки, которые в каждом отделе печатали только некоторые документы, если они из-за важности не могли быть написаны от руки. Отсутствие печатающей техники сказывалось на каждом следователе, так как подавляющее число процессуальных документов записывалось вручную с помощью заправленных чернилами авторучек.
Прошло много лет, прежде чем появились удобные в использовании шариковые ручки. Тогда же у следователей стали появляться пишущие машинки, да и то не у всех. Пишущие машинки были большим дефицитом, как и всё остальное в Стране Советов, строящей коммунизм. Сейчас этому мало кто может поверить. У меня до сего времени на среднем пальце правой руки имеется от ручки мозоль, от которой я, видимо, никогда не избавлюсь.
Трудно представить, как следователи выдерживали такую нагрузку. Приходилось исписывать тонны бумаги, потому что у каждого в производстве было много уголовных дел. Некоторые состояли из десятков томов. Машинистками печатались для уголовного дела исключительно важные процессуальные документы — такие, как обвинительное заключение. Даже постановление о привлечении лица к уголовной ответственности в качестве обвиняемого писалось от руки.
Следователь давал машинистке написанный от руки текст, который она перепечатывала на машинке. К машинисткам всегда была очередь. Поэтому каждый старался любым способом задобрить такую ценную сотрудницу.
***
Когда я был начальником штаба в УВД города, машинисткой у нас много лет работала молодая женщина. Все её называли Ниночкой. Я её запомнил пришедшей в милицию молодой девушкой. Из-за цвета волос Ниночку мужчины между собой называли Белокурой бестией. Симпатичное, всегда улыбающееся лицо со ртом, украшенным красивой формы губами и ровными, здоровыми, белоснежными зубами, никого из них не оставляло равнодушным.
В глаза в первую очередь бросались стройные длинные ноги Бестии. В подобных случаях говорят, что ноги растут от ушей. Зная это, Ниночка на всю катушку эксплуатировала свои ножки. Такие короткие юбки и платья, какие носила Ниночка на работу, никто из других сотрудниц не надевал. Да и в городе не часто встречались девушки в таком откровенно коротком одеянии.
Руководство управления пыталось заставить Ниночку одеваться несколько по-другому. Она на эту тему не хотела даже разговаривать. Наоборот, шла в наступление, угрожая тем, что уволится, если кто-то будет настаивать на изменение её кричаще-манящего образа. Все указания, приказания и распоряжения по этому поводу повисали в воздухе.
Ниночка же была машинисткой от Бога. Она обладала феноменальной памятью: долго держала в голове текст, который ею был напечатан несколько дней назад. С такой быстротой, как она, никто не работал. Могла печатать, временами поглядывая на текст и в то же время от души трепаться с посетителем.
А в них отбоя никогда не было. Мужчины вели неспешный разговор, не сводя глаз с привлекательных ножек Ниночки, которые ещё больше оголялись, когда она, сидя на стуле, ставила их на высокую скамеечку. Ниночка, будучи разведённой, была мастерицей соблазна. Как-то так оказывалось, что не она была жертвой соблазнителя, а тот, кто считал себя охотником за женской юбкой. Очередную жертву выбирала сама Ниночка.
У меня с Ниночкой сложились крепкие дружеские отношения. Это было связано с тем, что ей приходилось больше всего для меня, начальника штаба и одновременно секретаря партийной организации, печатать различные документы. Только один доклад, который я постоянно готовил начальнику УВД на итоговое оперативное совещание, составлял не менее шестидесяти страниц машинописного текста. Бывало, мы с ней засиживались до глубокой ночи. Я диктовал текст, а она печатала, бойко стуча по клавишам ухоженными, всегда со свежим маникюром, пальчиками.
В знак благодарности я приглашал её в бар. Чаще всего в «Пингвин», где барменом работал мой старый друг Алик. Он нас обслуживал по высшему разряду. Из беседы с Ниночкой после выпитых пары фужеров шампанского многое узнавал о её личной жизни и моих друзьях-товарищах, коллегах по работе. Она ничего никогда от меня не скрывала. Наши отношения были похожи на отношения старшего брата и сестры. Когда мы прощались, она просила в четыре утра прислать дежурную машину, чтобы до начала рабочего дня, девяти утра, допечатать нужный для меня текст. Я выполнял её просьбу.
***
Часто в беседе Ниночка по-женски жаловалась мне на проявляемое к ней равнодушие со стороны начальника отдела по политико-воспитательной работе. По направлению горкома партии Н. пришёл в милицию в довольно зрелом возрасте. Должность начальник ОПВР освободил я, когда меня перевели на должность начальника штаба. До милиции Н. ходил в моря и океаны на рыболовецких судах в качестве помполита.
Н. был человеком громадного опыта политического воспитателя. Очень вежливый, высокоморальный, кристально честный и справедливый коммунист. Его от других сотрудников отличала повышенная серьёзность. В то же время он умел пошутить и посмеяться от души, иногда ловко разыграв коллегу по работе. Безумно любил своих жену и подрастающую дочь, которую по достижению необходимого возраста мечтал направить на учёбу на юрфак, а затем устроить на работу в милицию.
Будучи взрослым человеком, он никак не мог понять некоторые отношения между мужчиной и женщиной. В беседе за чашкой кофе любил задавать мне один и тот же вопрос: «Вот ты прожил дольше, чем я, потому имеешь жизненный опыт богаче моего. Поясни толком, что заставляет женщин и мужчин изменять друг другу? Я никак не могу понять этой людской развратной дуристики».
Как мог, я пытался ответить на этот постоянно мучающий его вопрос, приводя для примера некоторые жизненные обстоятельства, ведущие к измене. Он слушал меня самым внимательным образом, глядя мне в глаза, чтобы в них заметить неправду. Я напоминал об Анне Карениной, которая имела, кроме мужа, любимого мужчину.
Н. не выдерживал и чуть ли не с пеной у рта начинал доказывать, что вся эта морально-грязная сексуальная жизнь закончилась тем, что женщине-изменщице поезд отрезал голову, когда она решила покончить с такой жизнью. «Так есть ли смысл, — кричал разгорячённый Н., — получив на стороне сексуальное удовольствие, потом за это жестоко расплачиваться, кидаясь под поезд или трамвай?»
В общем, такие разговоры на подобные темы ни к чему не приводили. Часто он высказывал недовольство поведением Ниночки. Когда он заговаривал о ней, начинал с того, что Ниночка – «это развратная корзиночка». Н. действительно не был лишён чувства юмора.
С Н. мне, как парторгу, приходилось встречаться каждый день. Наши встречи были связаны с работой с личным составом гарнизона милиции.
***
Однажды, когда я был очень занят документацией, под конец рабочего дня ко мне пришла Ниночка. На ней было красивое летнее платье, такое короткое, что его можно было вообще не надевать. Глубоко вырезанное декольте откровенно говорило, что под платьем ничего не было. Ниночка сказала, что она для Н. печатает срочную работу, связанную с соблюдением дисциплины сотрудниками милиции. В восемнадцать тридцать она будет вместе с Н. проверять напечатанный текст.
Очень просила меня как парторга поприсутствовать, высказав своё мнение по поводу содержания текста. Она сверила свои часы с моими часами и попросила прийти в назначенное время без опозданий, чтобы второй раз не обращаться к проверке текста. Я пообещал точно выполнить её просьбу.
За несколько минут до назначенного времени я подошёл к кабинету Н. Как только стрелки показали контрольное время, я без стука стал открывать дверь. Ещё не открыв её полностью, успел многое заметить. Н. сидел за столом, вчитываясь в текст. Ниночка стояла, тесно прижавшись к нему. Как только стала открываться дверь, Ниночка быстро наклонилась к Н, и чувственно поцеловала в щёку, издав мурлыкающе звук.
Н. мгновенно подскочил, как будто его уколола тысяча иголок. Ниночка мёртвой хваткой обеими руками обвила шею ошалевшего от неожиданности Н., оторвала ноги от пола, согнув в коленях, едва не касаясь ими подбородка. Её грудь от бурных телодвижений оказалась вне платья. При этом она неистово осыпало лицо Н. горячими страстными поцелуями, сопровождавшимися жаркими признаниями в любви. Ласково говорила, что безумно любит Н., как он её, и что с ним необыкновенно хорошо.
На Н. не было лица. Оно сначала побледнело, а потом стало наливаться кровью. Он уставился в потолок, закинув назад голову, пытаясь уклониться от поцелуев. Оторвать руки Ниночки от шеи у него никак не получалось. Тогда он горлом, сдавленным страстными руками Ниночки, явно для меня, прохрипел: «Я не при чём! Это она, сумасшедшая, напала на меня. Успокойте взбесившуюся самку!»
Всё это длилось буквально секунды. Я быстро выскочил в коридор, тщательно закрыв за собою дверь. Едва сдерживая смех, направился в свой кабинет. Я понял, что Ниночка, будучи обиженной безразличием Н., решила его разыграть, втянув меня в эту авантюру.
Как только за мной закрылась дверь, Ниночка перестала висеть на Н. Деловито поправив платье, умело пустила слезу и трагическим голосом стала просить у Н. прощения, сказав, что она, переполненная чувствами глубокой любви, потеряла над собой контроль. Ошеломлённый Н. пришёл окончательно в себя, только когда за Ниночкой закрылась дверь. Ему сначала показалось, что это всё привиделось в страшном сне. Только начал успокаиваться, как с ужасом вспомнил, что в тот момент, когда висевшая на нём Ниночка страстно осыпала его горячими поцелуями с сексуальным подвыванием, в кабинет заходил я, секретарь партийной организации.
Перепрыгивая через несколько ступеней, Н. помчался со второго этажа в мой кабинет, расположенным на первом этаже. С грохотом раскрылась дверь, и через мгновение Н. сидел передо мной, едва переводя дыхание от волнения и бега. Ноги его были вытянуты с развёрнутыми носами туфель в разные стороны, а руки безвольно опущены.
Я спокойно спросил, что с ним случилось. Н. подскочил со стула, словно ударенный током, и закричал срывающимся голосом, что он сейчас был оскорблён странным поведением ненормальной Ниночки, которую все любят. И теперь он понял, почему мужики из-за неё теряют голову. Потом он стал неистово колошматить себя кулаком в грудь и клясться всеми святыми и партийным билетом, что у него с Ниночкой никогда не было никаких близких отношений и быть не может, так как он безумно любит только свою жену. А главное, ему не позволяет партбилет думать о любой женщине, даже если бы она была первой красавицей Голливуда.
Он уже давно обратил внимание, что у Ниночки не всё в порядке с психикой, связанной с её сексуальной распущенностью. Но он никогда не думал, что на этой почве у неё могут быть такие страшные приступы, когда она готова мужчину буквально загрызть. Сегодня он стал жертвой такого приступа, когда Ниночка неожиданно напала на него. Сказал, что допустил ошибку, когда разрешил Ниночке стоять к нему слишком близко, касаясь своими голыми бесстыжими коленями его ног.
Н. решил, что этот контакт её так возбудил, что у неё рванула крыша. Н., просительно глядя мне в глаза, стал умолять поверить ему как морально чистому коммунисту и ни в коем случае никому не рассказывать о виденном. «Я же коммунист, начальник отдела по политико-воспитательной работе! Представляешь, что будет, если личный состав узнает, что Ниночка с обнажённой грудью висела на мне, обмусоливая меня своими грязными поцелуями! От позора должен буду уволиться!»
Я, наконец, решил прервать клятвы и заверения Н. в верности своей жене. Стараясь говорить убедительно, сказал, что не понял ничего из сказанного, потому что вообще ничего не видел, так как когда открыл дверь, чтобы зайти в его кабинет, меня в коридоре кто-то позвал. Это дежурный искал меня, чтобы передать указание начальника УВД о срочном задании. Я тут же вернулся в свой кабинет, и стал работать над очень сложными документами. Сейчас же, всё ещё мысленно занятый серьёзной работой, вполуха слушал какие-то фантазии Н, с помощью которых он меня пытается разыграть.
Услышав такой успокоительный для него ответ, Н. воспрянул духом. Он бодро поднялся со стула, гордо выпрямился, расправил грудь, с шумом выдохнул воздух и сказал, что как любитель розыгрышей на этот раз прокололся, так как его выдумка на меня не подействовала. Он долго жал мне то одну, то другую руку, счастливо улыбался и просил извинить за то, что своей дурацкой шуткой оторвал от работы.
Потом, нелепо подпрыгивая и по привычке щёлкая пальцами рук, покинул мой кабинет, что-то весёленькое мурлыча себе под нос. Я позвонил Ниночке и попросил ради нашей дружбы ни в коем случае никому не рассказывать о таком жестоком её розыгрыше. «Не держите меня за дуру, — смеясь, ответила Ниночка. — Мне достаточно того, что я до смерти перепугала мужика-недотрогу. Просто отомстила ему за безразличное отношение ко мне. Вот и всё. Один ноль в мою пользу. Я давно обо всём забыла. Успокойтесь, обнимаю, целую, всегда ваша Ниночка. Жду новых работ и вечера в баре».
Когда я положил трубку, невольно рассмеялся, подумав: «Чёрт в юбке, а не баба!»
***
Прошло несколько лет после этого случая. Встречаясь с Н., я иногда вспоминал о том розыгрыше, который ему устроила бесшабашная машинистка Ниночка. Всё хотел ему рассказать подробности того трагического для него дня. Не успел. Н., уже на пенсии, неожиданно скончался от инсульта…
Рисунок с сайта Триникси