КРЫМ В ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ ТУРЦИИ И РОССИИ
КАК ОСНОВА СОВРЕМЕННЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ
Один из моих учителей в ныне современном Крымском федеральном университете им. В.И. Вернадского писал ещё в далёком 2008 г., что любые имперские пространства – от Рима до Османской и Российской империй – стремились контролировать две ключевые позиции в Черном море: Черноморские проливы (Турецкие проливы) и Крымский полуостров (Никифоров, 2008). В этой, на первый взгляд, простой формуле содержатся тома научных исследований и документов аналитических служб разведок региональных и мировых держав.
До Кючук-Кайнарджийского мирного договора 1774 г. Черное море рассматривалось турецкими султанами исключительно как «гарем султана» — внутренний водоем, который после Турция начинает делить с Россией. В этих условиях режим функционирования Черноморских проливов и допуск военных кораблей в Черное и Средиземное моря начинает играть определяющую роль для исхода любой конкуренции в Черноморском бассейне.
Турция и Крым: историческая память и география
Турцию и Крым связывает долгая историческая память: на протяжении 296 лет (с 1478 по 1774 гг.) Крым являлся системным элементом Османской империи. Эта историческая память подпитывается современными турецкими идеологиями и государственной политикой в рамках пантюркизма и политической идеологией Тюркского мира.
Причем для внутреннего потребления в Турции «Тюркский мир» звучит как Турецкий мир с одним переводом слова «Türk». Распад Советского Союза был воспринят Турцией как исторический шанс вернуть себе былое величие. Тургут Озал, в тот период президент Турецкой Республики, прогнозировал, что Тюркский мир станет доминантой евразийского пространства от Балкан до Китайской стены.
Для турецкой правящей элиты концепт Тюркского мира подразумевает многоуровневую интеграцию тюркских государств: политическую, экономическую, культурную и историческую.
Еще в 1990-х гг. Турция начала предпринимать определенные шаги в этом направлении, а в 2000-х гг. продолжила: были учреждены Международная организация тюркской культуры TÜRKSOY, Всемирная ассамблея тюркских народов (до 1997 г. – Ассамблея тюркских народов), Парламентская ассамблея тюркоязычных стран, Союз муниципалитетов тюркского мира и другие организации. Кроме того, интеграционный проект был ориентирован не только на территории с преимущественно тюркским населением, но и на некоторые другие – например, Крым.
Историческая турецкая память и реальная политика в рамках единения всех тюрок стали идеологической основой экспансии Анкары в Крыму в украинский период его развития в образе «старшего брата» («ağabey»). Были разработаны и реализованы масштабные программы по трём направлениям: религиозный фактор, экономические инвестиции и подготовка политической элиты. Все эти векторы турецкой экспансии в Крыму после 1991 г. реализуются в отношении полуострова после 2014 г. с территории Украины.
В начале марта 2014 г. Ахмет Давутоглу, в тот период глава турецкого внешнеполитического ведомства, заявил, что Турция первая поспешит на помощь Крыму, а 3 марта официально заверил крымско-татарских лидеров в Турции в абсолютной поддержке:
«И пусть головы ваши не посетит даже намек на мысль о том, что наш премьер-министр или наш президент останутся равнодушны хоть к чему-то, что касается нашего народа в Крыму или в любом уголке мира».
Однако консолидированная позиция турецкого руководства оказалась несколько иной. В том же марте премьер-министр Турции Р.Т. Эрдоган заявил, что Россия в основном права́ в вопросе Крыма, она отстаивает свои национальные интересы и западные страны должны их уважать. Кроме того, турецкий премьер обозначил, что Болгария, Босния и Герцеговина и Македония входят в сферу интересов Турции.
Проявились ли здесь явные противоречия между двумя противоположными позициями на тот момент близких политических лидеров Турции – министра иностранных дел А. Давутоглу и премьер-министра Р.Т. Эрдогана?
Нет.
Потому что Крым играет значительную роль во внутренней и внешней политике Турции и при этом его пример прекрасно иллюстрирует, как две методологии – критической и классической геополитики – дают прямо противоположные выводы в нынешней политической реальности.
Вызовы 2014 г. для Турции:
альтернатива единственного выбора
После воссоединения Крыма с Россией все три элемента системы внешнеполитического влияния Турции на территории полуострова были ликвидированы, а Анкара перенесла систему взаимодействия с «крымско-татарскими турками» на территорию Украины.
Воссоединение Крымского полуострова с Россией в 2014 г. поставило перед турецкой элитой ряд фундаментальных вопросов, требующих оперативных ответов:
► Во-первых, Россия и Турция с начала 2000-х гг. создали что-то вроде регионального военно-политического союза, действие которого ограничивалось Черным морем — «Черноморская гармония», которая блокировала продвижение американской военно-морской операции «Активные усилия» из Средиземного моря в Чёрное. Инициатором этой операции в 2004 г. выступила Анкара.
Оба государства являются явными лидерами Черноморского региона, и они не были заинтересованы в размывании регионального баланса сил, складывающегося через конфликты и периоды сотрудничества с момента выхода России к берегам Черного моря (1774 г.).
Нерегиональные же державы, в первую очередь США, Великобритания и ведомая ими коалиция, пытаются размыть устоявшийся баланс сил. Очевидно, что это возможно сделать через изменение ключевых статей Конвенции Монтрё 1936 г. или через её денонсацию, а также более тонкой игрой, связанной с поэтапной хаотизацией Черноморского региона.
В этих условиях сохранение российского контроля над Крымом и в настоящее время представляется меньшим злом для турецкой элиты вне зависимости от партийной принадлежности, чем появление военно-морских баз США и Великобритании в Черном море.
► Во-вторых, с 2009 г. Партия справедливости и развития перезапустила пантюркистский проект, основанный на учреждении Тюркского совета (ныне Организация Тюркских государств): Турции, Азербайджана, Туркменистана, Киргизии и в последствии Узбекистана. Внутриполитический союз правящей партии с националистической Партией национального движения, который состоялся в 2018 г., укрепил зависимость президентских и парламентских выборов внутри Турции от внешнеполитических успехов по созданию собственной подсистемы международных отношений в рамках идей Тюркского мира. Крым в этом плане является составной частью этой системы.
► В-третьих, Крымский полуостров является объектом геополитических притязаний других и гораздо более сильных, чем Турция, нерегиональных игроков. Но потенциально нероссийский статус полуострова принесёт гораздо более мощный ущерб Анкаре, чем его сохранение под военно-политическим контролем Москвы.
Только в течение ХХ столетия Крым и город Севастополь как главная база Черноморского флота России многократно переходили из рук в руки: во время Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн здесь хозяйничали Германия, Великобритания, снова Германия – до нового воссоединения с Россией. Если считать политические системы, в том числе внутри исторической России, то таких изменений территориальной принадлежности Крымского полуострова за ХХ в. будет более десяти.
В этом контексте историческая ретроспектива и имперская традиция развития Черноморского региона, в том числе в османский период, свидетельствуют о следующем: любая нерегиональная держава, проникающая в регион, будет стремиться получить контроль одновременно и над Крымом, и над Черноморскими проливами. Это формула мира и российско-турецкого кондоминимума в Черноморском регионе.
Экспансия Запада в Черноморском регионе в 1920-е гг. привела в том числе к «Севрскому синдрому» – глубокой травме турецкой политической элиты, полученной, когда от современной Турции осталась приблизительно четверть территории республики. Для турок Севрский мирный договор 1920 г. является символом ликвидации Османской империи и раздирания Турции на клочки внешними силами.
«Севрский синдром» описывает турецкую нацию, оказавшуюся на осадном положении и пытающуюся выжить.
То есть для англосаксонской геополитики, приступившей к осмысленному демонтажу имперских пространств, проигравших в Первой мировой войне, не было необходимости в существовании Турции, когда Россия разваливалась на десятки государств под грузом Гражданской войны.
Ведь руками турок англичане держали Россию за шею в Черноморских проливах, когда Петербург, а потом Москва пытались вырваться в мировое океаническое пространство. Этот вывод подтверждается концепцией военно-морских претензий Анкары в Черноморском регионе и Средиземноморье «Голубая Родина» (Mavi Vatan), в 2006 г. выдвинутой турецким адмиралом Джемом Гюрденизом.
Однако на высоком политическом уровне концепция впервые получила поддержку только в 2019 г., когда появились фотографии президента Р.Т. Эрдогана, который позирует на фоне карты, обозначающей границы «Голубой Родины». В рамках этой же доктрины Турция оставляет Северное Причерноморье вне зоны своих интересов, явно отдавая его под ключевое влияние России.
► В-четвертых, Крым и Турция связаны значительным пластом исторической памяти времен совместного существования в рамках единого имперского организма. После 1774 г. неоднократные войны между Россией и Турцией велись в том числе и за Крым, что отражается в символах турецкой героики.
Например, Крым и крымские татары рассматриваются часто британскими экспертами как военно-политический и идеологический форпост интересов Турции на Севере, так как крымские татары позиционируются в качестве значимой военной силы, громящей всех неверных и позволяющей в дальнейшем обратить их в ислам (Williams, 2013).
Кроме того, сохраняется память о былой значимости «всадников султана» – крымско-татарской конницы. Впоследствии выходцы из России, в том числе и из Крыма, внесли значительный вклад в разработку концепции пантюркизма. Присоединение Крыма к России и упразднение Крымского ханства в 1783 г. сформировало образ некой «похищенной или украденной земли». При этом волны иммиграции крымских татар (тюрок/турок) в Турцию только усиливали данные представления.
Крымская война 1853–1956 гг. и осада Севастополя породили такие популярные на сегодняшний день произведения, как «Севастопольский османский марш» (Sivastopol Marşı), популярный и в наши дни. Его строки описывают тяготы турецких воинов во время осады русской крепости Севастополь: они просят перенести их в родные края от ужасов этой войны.
Именно Крымская война запустила для Османского государства новый этап вестернизации. Категория «друг-враг» полностью изменила свое значение, стало понятно, что военной силы Османской империи недостаточно, чтобы защитить существование самого государства, которое накануне Крымской войны было названо «больным человеком Европы».
Первая англиканская церковь в Стамбуле, на постройку которой ушло более десяти лет, открылась для прихожан в 1858 г. и стала «Памятью о Крыме», важным историческим местом Стамбула. Кстати, в период Крымской войны подданным Османской империи не позволялось посещать Крым, а с русскими военнопленными старались обращаться как можно лучше. В последующие годы великие державы под предлогом соблюдения интересов «меньшинств» активно вмешивались во внутриполитические дела Османской империи и стремились расширить свое влияние.
Во время Крымской войны, в которой Россия и Турция в очередной раз столкнулись – пусть и не за владение Крымом, но по поводу Крыма, – Турция оказалась в ядре антироссийской коалиции, а Россия – в полном одиночестве. Но эти события вследствие военно-политической слабости Османской империи в XIX в. направили ее по пути утраты своей цивилизационной идентичности.
Самым радикальным последствием процесса вестернизации, запущенного в Крымскую войну, стала серия реформ Мустафы Кемаля Ататюрка после распада Османской империи. И как бы парадоксально это не звучало, но Крым оказался точкой цивилизационного выбора и для России (ведь именно в Херсонесе (Корсуне) Владимир крестил Русь), и для Турции. Однако по значимости и глубине крымские смыслы и символы несопоставимы для России и Турции.
«Mavi Vatan» и «Türk dünyası»:
борьба и единство морской и сухопутной политики
В условиях закрытости турецких внешнеполитических доктрин интересным является сопоставление двух публичных концепций турецкой внешней политики и места в них Крыма: «Голубой Родины» (Mavi Vatan) и Тюркского мира (Türk dünyası).
Президент Турции в этом плане неоднократно показывал свое отношение к Тюркскому миру и «Голубой Родине», позируя с картами данных концептов перед национальными СМИ.
Если политическая карта Тюркского мира не учитывает российских интересов и включает Крым, показывая претензии на собственно территории Российской Федерации, не говоря уже о включении в свою сферу влияния Южного и Северного Кавказа и Центральной Азии, то концепт «Голубая Родина» показывает сферу национальных интересов Турции в Южном и Центральном Причерноморье и Восточном Средиземноморье. То есть, по сути, учитывает интересы РФ в Северном Причерноморье.
Две концепции показывают, что военно-политическая стратегия Турции, связанная с морскими притязаниями Анкары, противоречит внешнеполитическим устремлениям правящей Партии справедливости и развития в рамках одного из «столпов» ее внешней политики – пантюркизма наряду с неосманизмом и панисламизмом.
Противоречивость и двойственность турецкой политики в отношении Крыма будет сохраняться в ближайшем будущем. На уровне вербальной и публичной политики и дипломатии Крым как часть Тюркского – Турецкого – мира не будет признаваться российской территорией, а Анкара будет активно противодействовать российскому стремлению пересмотреть итоги распада СССР, подключаясь к западным усилиям сдерживания России.
Однако на уровне «realpolitik» Турция будет стремиться к разделению сфер влияния с Москвой в системе гибкой конкуренции и сотрудничества, где Крым и Северное Причерноморье являются сферой влияния России, а Черноморские проливы и Южное Причерноморье – Турции.
Но если эти концепции не противопостовлять, а синтезировать, то Турецкая Республика способна предоставить через Турецкий мир и Голубую родину выход центрально-азиатским государствам к Средиземному морю.
Российская Федерация и Крым
Весь Крымский полуостров и город Севастополь являются символами российской государственности. Причем в условиях отсутствия государственной идеологии в Конституции РФ от 1993 г., когда Россия лишилась в результате поражения в холодной войне права иметь смыслы собственного развития и ясную картину будущего, возвращение Крыма в Россию в 2014 г. породило на несколько лет такой политический феномен, как «Крымский консенсус», который выразился в небывалой поддержке населением страны лидера В. Путина и в новых идеологических компромиссах между разными элитами: олигархами, «красными директорами» (в основном руководителями предприятий военно-промышленного комплекса), силовыми элитами и чиновниками-государственниками.
Сакральное значение Крыма в российской государственности с разницей в несколько столетий отмечали такие великие политики, как Григорий Александрович Потемкин (1739–1791) и Евгений Максимович Примаков (1929–2015).
Предположим, что в российских государственных идеологемах Крым и город Севастополь (в древности Херсонес) играют сакральное государственное значение и как место крещения Руси и сохранения фактора православия в качестве «столпа» русской государственности, и как идеологический конструкт первой имперской идеи России монаха Филофея «Москва – Третий Рим» (1523 г.).
Тогда невидимыми нитями связаны победы Османской империи и падение Константинополя (1453 г.) и зарождение русской имперской идеи Москвы как преемницы Византии, давшей колоссальный толчок для появления России как крупнейшей евразийской империи.
Спустя несколько столетий присоединение Крыма к России в 1783 г. воскресило в геополитическом «Греческом проекте» Екатерины Великой возвращение «Второго Рима», то есть Константинополя – колыбели мирового Православия.
Героика Крымской, Первой и Второй мировых войн, связанная с оборонами Крыма и Севастополя, отразилась в национальных песнях и символах России, что только умножает их идеологическое значение, связанное с имперскостью и цивилизационным выбором.
В совокупности всех факторов Крым для России является имперским регионом, где отсутствует граница между внутренней и внешней политикой.
Сакральное значение всего Крыма и Севастополя не только подчеркивается российской правящей элитой и президентом на государственном уровне, но является для Запада отправной точкой понимания российской внешней политики как в прошлом, так и в наши дни: Крым воспринимается как «столп» возрождения современного российского имперского сознания.
В период между 1991 и 2014 гг. черноморская береговая линия Российской Федерации критически сократилась. Без Крымского полуострова длина береговой линии России в Черном и Азовском морях составляла 750 км: в Краснодарском крае – 550 км, в Ростовской области (Таганрогский залив) – 200 км. Воссоединение с Крымом в 2014 г. удлинило протяженность береговой линии до 2500 км.
Выводы
Реинтеграция Крыма с Россией поставила перед руководством Турции ряд вызовов в двух направлениях: как в пространстве реальной политики, так и на поле идеологии и дипломатии.
Турецкая Республика активно инвестировала в украинский Крым, подготавливая почву для усиления своего экономического, религиозного и политического влияния на полуострове, чему способствовали историческая память об общем имперском прошлом, три волны эмиграции крымско-татарских турок в Османскую империю, турецкая героика Крымской войны и современные интерпретации идей пантюркизма.
В сфере реальной политики изменение политического статуса Крыма никак не затрагивало геополитические интересы Турции, так как русские находятся в этой части Черного моря с 1783 г.
Однако более широкий пересмотр итогов окончания холодной войны и державное возрождение России уже противоречат турецким национальным интересам, так как 1991 г. сформировал крайне благоприятные условия для реализации турецкой внешней политики, которая сама начала пересмотр результатов еще Первой и Второй Мировых войн, что в сфере публичной политики и дипломатии выражается через тезисы турецкого президента «Мир больше пяти» и «Век Турции».
Крымский фактор является существенным аспектом турецкой внешней и внутренней политики. Пантюркизм и Тюркский мир (или Турецкий мир – для внутреннего турецкого потребления) наряду с панисламизмом и неоосманизмом формируют один из трех «столпов» турецкой внешней политики и реализуются через активно развивающуюся на постсоветском пространстве «Тюркскую пятерку», институционализированную в виде Организации тюркских государств.
Единственным сдерживающим фактором является география и несвязанность общего тюркского пространства, что пока спасает пассивную внешнюю политику России, не имеющую такой идейной наполненности и материальных инвестиций.
Во внутриполитической динамике Турции Крым – это электоральное поле потомков крымско-татарских переселенцев, а также элемент в националистической риторике не только президента Турции, но и лидера Партии националистического движения Девлета Бахчели, который является идеологом тюркской солидарности и турецкого национализма.
В 2018 г. Партия справедливости и развития пошла на политический союз с Партией националистического движения, доля которой на парламентских выборах составила около 10%, что позволило Эрдогану контролировать турецкий парламент. В этой системе координат жесткая риторика Р.Т. Эрдогана в отношении защиты прав крымско-татарских турок как коренного населения «анексированного Россией Крыма» будет в скором времени продолжена, и возможные подвижки в сторону более пророссийской публичной позиции турецкого лидера в ближайшем будущем представляются маловероятными.
Работа с крымско-татарскими дернеками (общинами в Турции) и крымско-татарской элитой, расколовшейся на пророссийскую и прозападную (протурецкую) фракции, продолжается Анкарой с территории Украины. Появляющиеся в последнее десятилетие предложения турецких маргинальных политических сил (например, лидера партии «Родина» (Vatan Partisi)) об обмене между двумя государствами признаниями – Турция признает российский статус Крыма, а Россия – Турецкую республику Северного Кипра – выглядят полностью противоречащими логике правящей Партии справедливости и развития и партийного союза с Партией националистического движения.
На уровне реальной политики проблема Крыма в турецкой внешней политике должна быть рассмотрена в нескольких системах.
► Во-первых, это конкуренция и сотрудничество Турции и России в трех регионах, в которых Анкара и Москва на протяжении продолжительного периода выстраивают геополитические балансы: Восточное Средиземноморье, Ближний и Средний Восток, Черноморский регион, Южный Кавказ и Центральная Азия.
Крым находится в центре этой системы сдержек и противовесов. Нарушенное в 2014 г. равновесие и начавшуюся экспансию Российской Федерации с крымского плацдарма в Сирийскую Арабскую Республику – в зоне турецкого ближнего зарубежья – турки отыграли на Южном Кавказе, где они в результате победы Азербайджана в 44-дневной войне в 2020 г. вернулись в регион впервые со времен Первой мировой войны.
► Во-вторых, между перспективой «Севрского синдрома» и Черного моря как «русского озера» турки будут выбирать балансирование между коллективным Западом и коллективным Востоком: они будут пытаться уравновешивать Восток вместе с западной коалицией, а экспансию Запада – с помощью России и Китая.
Крым занимает в этих механизмах и технологиях центральное место, позволяющее контролировать Северное Причерноморье. Турки не заинтересованы в размывании Конвенции Монтрё 1936 г., равно как и Россия, и в переходе Крыма под контроль сильной нерегиональной державы, что фактически обозначало бы денонсацию Конвенции Монтрё 1936 г.
Существующий status quo, когда Крым является частью военно-политической безопасности юга России, а Черноморские проливы фактически находятся под контролем Турции, полностью устраивают руководство Турецкой Республики.
Отметим, что данный баланс сложился еще до Второй Мировой войны – в 1936 г. По сравнению с другими режимами функционирования Черноморских проливов, которые действовали после 1774 г., предусматриваемый Конвенцией Монтрё 1936 г. режим оказался самым длительным за 250 лет политической истории региона.
Однако здесь необходимо отметить, что данный режим проливов и, по сути, кондоминиум (форма совместного управления) Турции и России над Черноморским регионом является отражением реального баланса военно-морских сил в Черном море между Турцией и Россией, паритет в котором должен сохраняться. А российской стороне необходимо работать над развитием судостроения и судоремонта в регионе, а не отдавать площади инженерно-конструкторских предприятий на откуп индустрии услуг, развлечений и отельного бизнеса.
Ведь неминуемый «эффект домино» в таком случае приведет к тому, что в гостиницах, занимающих здания конструкторских бюро и судоремонтных предприятий, будут отдыхать не российские граждане, а налоги будут идти не в российскую казну, что, впрочем, большой бизнес не сильно интересует даже в условиях специальной военной операции.
Фото из открытых источников
