Из воспоминаний военных лет
Немцы в Керчи. Жизнь продолжается, только наша жизнь — жизнь оккупированных граждан. Новые порядки, новые законы. Доходят слухи о массовых расстрелах немцами мирных граждан в других городах Крыма. В Керчи пока этого нет. Каждый день трудоспособное население немцы гоняют в п. Багерово.
Там они роют какой-то ров: глубокий и длинный. Из нашего двора, дома 38 по улице Свердлова, на эти работы каждое утро уезжает молодой парень — Жорка. Возвращается поздно вечером. Идёт между жителями двора разговор о том, что якобы роется противотанковый ров. Люди с пристрастием расспрашивают об этом Жорку, о чём-то шепчутся. Место расположения рва за городом, где нет основной дороги, идущей к городу, габариты рва вызывают кривотолки. Все чувствуют, что здесь что-то не то.
А мы, дети, продолжаем жить своей жизнью. Все заботы на плечах взрослых. Каждый день ко мне приходят играть две девочки. Они живут в соседнем доме. Одной девочке, как и мне, 6 лет, другая чуть постарше нас.
К сожалению, я помню имя только моей сверстницы. Звали ее Линой. Их маму зовут тетей Розой, а отца — дядей Лазарем. Они — евреи. Мои родители дружили с этой семьей. До войны вместе проводили все праздники. Мы ходили в гости к ним, а они к нам. Мне нравился дядя Лазарь. Он был высоким и сильным. Лицо удлиненное и бледное, отчего он был похож на святого, изображенного на иконе, которая была у моей бабушки. Я любил, когда дядя Лазарь брал меня на руки, поднимая высоко над головою, и хитро улыбаясь, спрашивал: «Ну, и когда мы будем играть твою свадьбу с Линкой?» Я полностью не понимал всего вопроса, но на всякий случай отвечал: «Скоро». Гости смеялись, а больше всех — дядя Лазарь. Война все нарушила. Все стало по-иному. Мы знаем, что все евреи немцами поставлены на учет. Но это пока никого не пугает, в том числе и евреев. Но постоянно чувствуется какая-то угроза. В оккупированном городе она может стать явью в любое время.
В один из дней я просыпаюсь от громкого разговора и плача. В комнате стоит тетя Роза с двумя дочками. Я начинаю понимать из объяснений тети Розы, что немцы их куда-то гонят. Мы уже знали, что немцы вывозят людей в Германию. Я подумал, что их тоже повезут в Германию. Мама все время успокаивает тетю Розу, которая в руках держит небольшую торбочку. И тут я слышу страшную весть — тетя Роза уверена, что их всех собирают на расстрел, и потому она пришла с нами проститься навсегда. Дядя Лазарь не смог зайти из-за переживаний. Он стоит на улице и ждет тетю Розу с детьми. Мама просит тетю Розу оставить у нас младшенькую Лину. Пусть хоть она останется живой.
Лина, услышав это, перестает плакать, подбегает ко мне и обнимает меня. Тетя Роза объясняет маме, что этим самым она поставит под удар нашу семью, так как немцы все равно увидят, что не хватает одного ребенка. К тому же могут найтись люди, которые нас выдадут немцам, заявят, что мы прячем девочку-еврейку. Мама говорит, что она отведет Лину в одну из деревень и там пристроит в какую-нибудь семью. Тетя Роза своего решения не меняет. Она говорит, что они должны погибнуть все вместе. Тетя Роза всех нас целует, желает, чтобы нас хранил Господь. Девочки тоже прощаются с нами.
Расставание было тяжелым, особенно для Лины. Она не хотела уходить с тетей Розой и цеплялась за меня. Но вот они ушли, скорбно, не оглядываясь. Нам же не верилось, что через какое-то время вдруг не станет всегда улыбающейся тети Розы, очень дорогого дяди Лазаря и их двух дочек — моих детских подружек. Была какая-то надежда. А вдруг тетя Роза ошиблась, и они поедут в Германию? Но она не ошиблась. Вскоре жителям города стало известно, что немцы несколько тысяч евреев расстреляли в Багеровском рву, который стал братской могилой для многих, и не только для мирных евреев. Где-то в этом рву лежат тетя Роза, дядя Лазарь, и две их прекрасные девочки.
Теперь, спустя много лет, я понял, что тетя Роза до конца выполнила свой долг, долг прекрасного человека. Она не стала ставить под угрозу жизнь других людей. Сознательно увела на расстрел свою девочку, и быть может, потому наша семья уцелела от расстрела. Спасибо тебе, тетя Роза, что сберегла нашу жизнь ценой жизни вашей маленькой дочки. И ты давно для меня не тетя Роза, потому что я намного тебя перерос. Тебе перед расстрелом не было и тридцати…
