Уважаемые коллеги, участники и гости нашей конференции! Моё выступление состоит из двух частей, но посвящены они одной злободневной для Крыма теме – борьбе с фальсификацией нашей истории в информационном пространстве и в мемориальной сфере.
Часть I
Лукавый, простите, день памяти…
26 марта 2016 года газета «Крымская правда» опубликовала статью Натальи Пупковой «Сожжённые заживо». Публикация начинается с программной фразы: «Единый день памяти уничтоженных фашистами населённых пунктов полуострова планируют установить в Республике Крым. Бахчисарайский район, где в годы Великой Отечественной войны уничтожено 12 деревень, предлагает установить памятную дату 21 декабря – в день трагедии, происшедшей в 1943 году в деревне Улу-Сала». Далее автор как-то отстранённо замечает: «Впрочем, сожжение людей оккупантами начали в Крыму гораздо раньше. Первыми стали посёлок Чаир и деревня Лаки в том же районе, которые сожгли 74 года назад – 4 февраля и 23 марта 1942-го».
В статье перечисляются и другие селения, разделившие уже позже участь Чаира и Лак. Надо отметить, что о трагедии Чаира, Лак и упоминаемой выше Улу-Салы сообщено в статье Натальи Пупковой более подробно.
Интригует авторская фраза: «Бахчисарайский район… предлагает установить памятную дату…». Есть собирательные или символические имена собственные мирового звучания: Москва, Вашингтон, Пекин, Брюссель… И вот появился новый общественно-политический термин меньшего масштаба – «Бахчисарайский район». Кто же именно «планирует» эту инициативу распространить на всю территорию Республики Крым? Газетная публикация на сей счёт хранит молчание: о республиканских «планировщиках» ни слова даже намёком.
К сожалению, в публикации немало фактологических неточностей и дискуссионных исторических схем, о которых можно подготовить отдельную критическую работу. Так, Наталья Пупкова утверждает, что жителей села Коуш «война разделила. Одни ушли к партизанам, погибли в боях, как, например, Виджет Мустафаев из 12-го отряда. Другие – к фашистам. Как «война разделила»? Пятьдесят на пятьдесят? Или – один к пятидесяти и более?
В начале войны Мустафаев в звании военфельдшера служил в РККА. Ему был 21 год. В конце осени 1941 года оказался дома, в родном Коуше.
Простите, но как здесь не вспомнить хрестоматийную уже Докладную записку Мокроусова и Мартынова от 8 января 1942 года: «По имеющимся данным, в населённых татарских пунктах находилось большое количество дезертиров из частей Красной Армии, как, например, из деревни Коуш было призвано 130 чел. татар, а не вернулось в село только 8…».
«Ништяк себе: 122 дезертира всего-то из одной деревни!» – однажды воскликнул на сей счет один мой товарищ, ветеран войны.
Мустафаев вступил в ряды партизан, как говорится, под занавес, 9 декабря 1943 года. Погиб в бою под деревней Дегерменкой 5 марта 1944 года. Был ли он прозаическим дезертиром или выздоравливал дома после, допустим, тяжелого ранения на Перекопе или под Ишунью осенью 1941 года сказать тоже нельзя – нет достоверных документов. Главное же в том, что В. Мустафаев погиб в бою за честь, свободу и независимость нашей Родины. Тем самым искупил свою вину, если она была, полностью и с лихвой.
Хочется спросить у Н. Пупковой: кроме партизана В. Мустафаева есть ли еще герои из, как говорили партизаны, «заядлой бандитской деревни Коуш», погибшие смертью храбрых под Красным знаменем?
Статья в «Крымской правде» заканчивается свершившимся реквиемом: «127 деревень, 5 тысяч погибших – они достойны дня в крымском календаре памятных дат, и во всех храмах и мечетях будут поминальные службы по ним».
Всё это хорошо, похвально: «Никто не забыт, ничто не забыто!». Тысячи раз мы слышали это клятвенное утверждение, однако… В первую очередь следует задать несколько вопросов инициаторам поминально-патриотической инициативы из Бахчисарая.
1. Почему за т.н. «единый день памяти» взята трагедия конца 1943 года, а не начала 42-го? Казалось, всё просто и логично: Чаир, первый из десятков населённых пунктов в Крыму, уничтоженных оккупантами и их приспешниками. Дата трагедии подтверждена документально и абсолютно – 4 февраля 1942 года.
Известен список жертв фашистского террора:
1. Жуков Николай, 1907 года рождения, рабочий шахты.
2. Петрик Фёдор Митрофанович, 1897 г.р., рабочий шахты.
3. Маслов (имя не установлено), 1887 г.р., рабочий шахты.
4. Пономаренко Максим, 1897 г.р.
5. Его сын: Пономаренко Роман, 1926 г.р.
6. Захаров (имя не установлено), 1886 г.р.
7. Его внук: Захаров Александр, 1926 г.р.
8. Второй внук: Захаров Виктор, 3 года.
9. Камышной Митрофан, 1902 г.р.
10. Уткин Александр, 1911 г.р.
11. Бадаев Василий, 1895 г.р.
12. Плишко Василий, 1895 г.р.
13. Бондаренко (имя не установлено), 1860 г.р.
14. Мартышевская Любовь (год рождения не установлен).
15 Малолетний ребёнок Любови Мартышевской (имя и год рождения не установлены).
16. Красноармеец Кожедуб. Раненый. (Других данных нет).
17. Красноармеец Дидель Семён Иванович. Раненый. (Других данных нет).
18. Никитин, рабочий (имя и год рождения не установлены).
2. Мало того, почему отправной точкой т.н. «единого дня памяти» должна стать трагедия села Улу-Сала, а не, допустим, села Коуш, которое было разрушено на день раньше улу-салынских событий?
При этом упоминаемые татарские сёла находились в нескольких километрах друг от друга. Надо сказать честно: население одного и другого села активно участвовали в карательных антипартизанских акциях в начальный период войны, весь 1942 год, бóльшую половину 1943 года. В конце 1943 года это же население, не менее активно стало переходить на сторону партизан. Далее, Коуш более колоритен, чем предлагаемая Улу-Сала. Достаточно вспомнить дневник партизанского командира Леонида Вихмана. Например, запись, сделанную незадолго до декабрьской развязки 1943 года: «Кто из партизан не знал Коуш? Пожалуй, таких нет. Сколько здесь сидело сволочей и предателей, сколько боёв они вели в этой деревне, сколько прочёсов партизан лежит на счету коушан? А сейчас я спокойно могу въехать в эту деревню… Здесь стоит 9 партизанский отряд… Состав этого отряда, в основном, «добровольцы», ранее активно боровшиеся с нами, но время всё меняет. Фронт приблизился к Крыму, и они поспешно перешли на нашу сторону. Воюют они против немцев неважно, но самое главное, что они уже не воюют против нас… Среди них есть самый заядлый каратель – руководитель карательного добровольческого отряда Раимов».
И, казалось, мелочь, но… Почему трагедия села Улу-Сала бахчисарайскими скорбящими патриотами была перенесена с 22 декабря на 21-е число?
Так журнал боевых действий немецкой военно-экономической инспекции 105 (Крым) в октябре-декабре 1943 года свидетельствует: «Улу-Сала уничтожена 22-го декабря 1943 г.» (Историческое наследие Крыма, №6-7, 2004, с. 159.).
Впрочем, вопрос снимается. Догадался сам. Вспомнил, что 22 декабря – день уничтожения деревни Улу-Сала – совпадает с Йыл геджеси – мусульманским Новым годом. Поэтому бахчисарайские ревнители скорби «единый день памяти» определили днём раньше радостного праздника. Ох, лукавые ныне внуки!
4. Но вернёмся к статье. Досадно, что ни анонимные инициаторы поминальной затеи, ни Наталья Пупкова даже намёком не объяснили, по каким критериям была выбрана дата памятного дня. Почему первым в святой список уничтоженных населённых пунктов попало село Улу-Сала, в котором в 1941-43 годах было сформировано профашистское добровольческое охранное подразделение из местного населения?
Четверть века назад мне в руки попала книга «Годы партизанские, 1941-1945» Фёдора Ивановича Федоренко, бывшего крымского партизана, командира бригады. После войны Ф.И. Федоренко служил в Советской Армии. Дослужился до звания генерал-майора. Ветеран вспоминал: «В целях добычи продовольствия мы с Вихманом предприняли налёт двумя боевыми группами на гарнизон Улу-Сала. Но вернулись ни с чем. В свете десятков ракет в нас стреляли из каждого дома». Так и написано о событиях в деревне Улу-Сала: «…в нас стреляли из каждого дома». Одним словом, без комментариев: всё ясно!
А на днях ознакомился еще с одним уникальным свидетельством. Кандидат политических наук, учредитель и редактор интернет-ресурса «Крым и крымские татары», историк Гульнара Бекирова в электронной публикации «Крымские татары. 1941-1991 гг.» делает ссылку на весьма красноречивый документ из Российского государственного архива социально-политической истории (ф. 69, оп.1, д.621, л. 42). Представитель Центрального штаба партизанского движения Попов сообщает о боевой активности населения Улу-Салы и ряда других крымских деревень, где «всё татарское население с 14-летнего возраста вооружилось и при некотором приближении партизан к вышеупомянутым пунктам последние встречали огнём и мечом».
Кстати, из газетной публикации явствует, что сожжение села Улу-Сала и казнь местных жителей – в массе своей татар – было осуществлено «своими соплеменниками, ушедшими на службу к фашистам». Это, подчёркиваю, слова автора статьи «Сожженные заживо».
Почему же ни бахчисарайские инициаторы, ни автор газетной статьи в «Крымской правде» вообще ни слова не сказали о критериях научности, объективности и настоящей гражданственности, которые предельно необходимы при определении даты истинного и сакрального общекрымского Дня памяти и скорби?
Часть II
Памятник на братской могиле, которой нет…
На днях получил ксерокопию 4-й страницы газеты бахчисарайской газеты «Слава труду» (номер от 1 апреля 2016 года). Редакция один к одному републиковала статью статье Натальи Пупковой «Сожжённые заживо» («Крымская правда», номер от 26 марта 2016 года). Как иллюстративный материал в бахчисарайской газете приложены две фотографии. Они без каких-либо аннотаций: ни слова о том, что изображено, кто и когда сделал фотографии и т.д. Тем не менее, убеждён, что на фотографии полуразрушенного православного храма многие крымчане узнают церковь Св. Луки, которая находится на территории ныне не существующего села Лаки Бахчисарайского района.
В то же время уверен, что мало кто из крымчан поймёт, что изображено на второй фотографии и какое отношение она имеет к статье Н. Пупковой. Подчеркну ещё раз: фото не аннотировано. Мне пришлось видеть этот монументальный объект. Объясняю: это диоритовая глыба на квадратном в плане основании. Лицевая плоскость камня шлифована. На ней в графике изображены языки пламени и высечен текст – сначала на крымскотатарском языке (латинизированным шрифтом), ниже – на русском:
«На этом месте захоронены/
свыше 100 жителей сёл:/
Улу-Сала, Авджи-Кой, Стиля,/
сожжённые в декабре 1943 г.».
Как явствует из смысла текста, это – братская могила. Она ограждена металлической сварной оградой (приблизительно 4 х 6 м). Мне удалось впервые увидеть этот памятник в 2002 году, когда я сопровождал Райнера Фрёбе и Аллу Эрлих из ФРГ, исследователей истории немецкой оккупации Крыма в годы Второй мировой войны.
В тот период я работал старшим научным сотрудником Республиканского комитета по охране культурного наследия Совета министров АРК. К сожалению, несмотря на все мои усилия, я не смог документально (!) ответить на те вопросы, которые задавали мне немецкие исследователи:
1. Когда установлен этот памятник?
2. Кем он установлен?
3. Почему он не состоит на государственном учёте?
4. Как и при каких обстоятельствах в одной могиле могло быть захоронено свыше 100 человек – жителей трёх деревень: Улу-Салы, Авджи-Кой и Стиля?
После отъезда немецких коллег я приложил ещё раз все силы, но, опять, к сожалению, ничего не смог узнать доподлинно и об этом погребальном памятнике, и о самой могиле. Кстати, не стоит она на госучёте и по сей день…
Мало того, я всё больше и больше прихожу к мнению, что это фиктивное надгробие, так как под могильным холмом никто не похоронен.
Поскольку редакция газеты «Слава труду» подняла тему о сожжённых карателями селениях в Крыму и поместила, в частности, фотографии памятника на т.н. братской могиле жителей сёл Улу-Сала, Авджи-Кой и Стиля, то будет весьма логично, если при помощи газеты компетентные и честные люди Бахчисарайского района и всей Республики Крым – от Бахчисарайского районного совета и Крымского центра социального и культурного развития «Инициатива», а также Союза крымскотатарских писателей до многочисленных ныне бахчисарайских и других активистов-антифашистов и т. п. – ответят на четыре вопроса, которые были заданы немецкими исследователями 14 лет назад.
Пятый и шестой вопросы лично мои. В бахчисарайской газете утверждается, что в деревне Улу-Сала погибло 36 человек (статья Н. Пупковой, номер от 1 апреля 2016 года). На эпитафии улу-салынского памятника упоминается свыше сотни жертв фашистского террора. Таким образом, в могиле должно быть захоронено «свыше 100 жителей», из них 36 человек из Улу-Салы. В итоге получится: не менее 64 человек – это жители сёл Авджи-Кой и Стиля. Итак, мои вопросы:
5. Почему погибших жителей деревни Улу-Салы после изгнания оккупантов оставшиеся в живых односельчане и партизаны не похоронили на сельском мусульманском кладбище, как того требует многовековая традиция?
6. Почему погибшие селяне из Авджи-Коя и Стили не были похоронены на соответствующих местных кладбищах, а были перевезены в другое село и похоронены за пределами мусульманского кладбища?
Одни алогичности накладываются на другие. Простите, но я очень сомневаюсь, что там есть вообще какие-либо захоронения. Кто из читателей бахчисарайской газеты сможет документально доказать мне, что моя версия несостоятельна и ошибочна. Заранее благодарен оппонентам.
Убеждённо верю, что правда истории рано или поздно восторжествует, а альтернативная монументальная пропаганда изначально, в сути своей, лжива. Она не имеет ни прошлого, ни настоящего. И никогда не будет иметь будущего.
Вечная память жертвам фашистского террора!
- Владимир Гуркович,
- старший научный сотрудник Государственного бюджетного учреждения Республики Крым«Научно-исследовательский центр крымоведения и охраны культурного наследия Республики Крым»,
- заслуженный работник
- культуры АРК
- E-mail: crimeacentr@yandex.ru
