НЕТ УСЛОВИЙ ДЛЯ ИННОВАЦИЙ
Мы беседовали с Александром Баланиным, заместителем министра экономики автономной Республики Крым, встретившись в Алуште, перед началом XV научно-практической конференции «Актуальные вопросы развития инновационной деятельности». Баланин был модератором и одним из основных докладчиков конференции. Разговор с ним мы и начали с высоких тем, хотели как лучше. Закончили — как всегда…
— Существуют рассуждения о том, что одни народы способны и готовы воспринимать инновации и являются, собственно, двигателями прогресса, а другие — не могут, по природе своей, этого делать. Как в этом смысле следует рассматривать Украину? — для начала мы слегка спровоцировали Баланина.
— Извините, но это бред! Мы спокойно и нормально развивались по инновационному пути, хотя тогда, возможно, это так не называлось. Еще в СССР существовала система освоения научных знаний и результатов научных исследований.
— В СССР производили эти научные знания, в отличие от теперешней Украины…
— Даже если говорить о том, что сейчас производят какие-то научные знания, — все-таки был накоплен достаточный багаж, можно было бы на этом развивать инновации, но нет структур, которые это могут сделать. В Советском Союзе было так: прошли научные исследования — дальше существовал план внедрения, обязательный к выполнению. Он подменял собой целый ряд не существовавших в стране структур: венчурный капитал, венчурные фирмы и предприятия, которые должны продвигать на рынок инновационную продукцию. У нас этого не было, предприятию давали задание на внедрение — и все.
Сейчас такого плана, разумеется, нет, а рыночные структуры для этого мы еще не создали, это самая главная беда в инновационной деятельности. У нас бытует такой подход к инновациям, пришедший из прошлого: мы считаем, что наука сможет все, если ей дать достаточно денег. На самом деле, это не так, коммерциализация научных знаний — это совершенно особый вид деятельности. Нам ближе всего модель, принятая в США…
— Ближе по менталитету?
— И по менталитету, и по организации, и, я думаю, по эффективности. Там есть постоянный заказчик научных исследований. Как правило, это военно-промышленный комплекс. Идут какие-то открытия, наработки. То, что можно использовать в гражданской промышленности, моментально растаскивается так называемыми фирмами spin-off, которые создаются при таких исследовательских центрах.
— Давайте уточним, spin-off — это что за термин?
— Это фирма-сателлит, задача которой — внедрять в производство результаты разработок. Открытия они доводят до продукта. Дальше следует венчурный капитал, который финансирует рисковые исследования, за ним уже стоят конкретные фирмы, которые доводят новый продукт на рынок. Только потом он попадет в серийное производство в широких масштабах.
— Мы не знаем ни одного украинского венчурного фонда. Они существуют?
— Как вы можете знать, если их нет? Дело в том, что самое главное условие для венчурной деятельности — наличие капитала. Мало иметь саму идею, открытие — идея каждой инновации должна быть воспринята обществом, должен существовать социальный заказ, это должно быть нужно обществу. А еще должны быть предприниматели, готовые рискнуть, внедряя это в производство. Но ко всему этому нужны финансы.
— У нас сейчас, как мы понимаем, нет ни заказа, ни финансов? Точнее, финансы есть, но их вкладывают в футбольные команды.
— Что, может быть и неплохо…
— Но мы говорим о другом…
— Да, мы говорим о другом. Поэтому без реальной поддержи государства, прямой — через финансирование, косвенной — освобождения от ряда налогов, инновационная деятельность будет хромать. Хорошо хотя бы то, что сейчас в этом направлении начали что-то делать, посмотрим на результативность.
— Но приведите примеры: мы в реальной жизни не ощутили этого! Кроме моделей мобильных телефонов, для нас ничего не меняется, но это не заслуга государства Украина.
— Неправда! А модели компьютеров и автомобилей! — смеется Баланин. — А, говоря серьезно, вы и не можете ощутить. Если мы сейчас не создадим условия для использования тех результатов, которые уже получены, это будет очень неграмотно. Мы в этом году проводили конкурс бизнес-планов, были реальные проекты, победил в конкурсе Таврический национальный университет, проект был связан с альтернативной энергетикой.
— Опять — «поставим солнечные батареи на крыше каждой школы»? — мы это уже слышали не раз.
— Прежде, чем поставить, нужно и произвести, и довезти, и чтобы было, кому монтировать. Мы взяли победивший проект и всячески двигаем, пытаемся найти деньги, инвесторов. Но был какой-то стопор: ну никому, кроме нас, это не нужно! А вот сейчас дело стронулось с места, у нас стали требовать: давайте, давайте. Мы потому и отстаем, что у нас по-прежнему планируют «от достигнутого», этот подход нужно ломать.
— Мы года четыре слышим о технопарках: в Щелкине, в Бахчисарае, в Джанкое. Ничего не происходит, — от отвлеченных рассуждений мы все-таки спустились на землю.
— Здесь наметились подвижки, договариваемся с канадцами, обсуждаем. Начинаем в этом году, наконец-то, строительство мусороперерабатывающего завода.
— Мы об этом уже и писать устали.
— Да, мы долго над этим работали, вопрос для Крыма давно назрел. Но сейчас мы согласовали свои наработки с Национальным агентством экологических инвестиций, получили их поддержку. Есть два конкретных инвестора. Более того, скажу: по одному из проектов пошли финансовые затраты, заказан спецтранспорт, который будет поставлен в октябре.
— Для какого города?
— Неважно, какой бы город ни был, все равно без спецтранспорта, связанного с установкой специального оборудования, он не обойдется. Причем, это не точечные вливания — это вам не поставить два контейнера на площади Ленина. В европейских городах вывоз мусора стоит 180-200 евро за тонну. Столько же стоит утилизация на мусоросжигательном заводе. С граждан, с громады берут 400 евро за тонну
— А наши тарифы сейчас? — без обсуждения больной темы ни один разговор с чиновником не обходится.
— У нас средний тариф по Крыму — 8,54 грн за тонну. Можно что-то сделать за эти деньги?
— Но мэр Ялты Сергей Брайко жалуется, что 8% бюджета Ялты идет только на вывоз, транспортировку мусора.
— Я вам объясню, почему жалуется Брайко. 35 грн в Ялте идет на сбор тонны мусора, 60 — на вывоз. Но у Ялты, во-первых, к счастью, есть такая возможность, во-вторых, если этого не сделать, убытки города будут еще больше.
— Одним из первых обещаний, данных крымчанам премьером автономии Василием Джарты, была постройка мусороперерабатывающего завода в Ялте.
— Я думаю, это нецелесообразно. Лучше организовать там перегрузочную станцию. Но главное — другое. Нельзя решить проблему мусора в отдельно взятой Ялте или Феодосии. Не бывает так: у нас все хорошо, красиво и чисто, а у соседа грязно и пыльно. Экологические проблемы — это всегда проблемы общие!
— Но нужны еще навыки населения по правильному обращению с отходами.
— Да, в Австрии, например, до 98% мусора разбирают и частично используют. Но это особая индустрия, ее надо создавать. Не следует думать, что любую кучу мусора можно бросить в доменную печь и получить кусок металла! И здесь важно не перегнуть палку — зачем нам, в Крыму, условно говоря, переработка металла? Нужно учитывать особенности развития Крыма как региона в целом. Нельзя превращать борьбу с мусором в какую-то маниакальную тему, чтобы она стала частью менталитета. Этого нельзя делать! Это не борьба с мусором или борьба за ресурс! Это комплексное мероприятие, где главным является экологический результат. Но в наших условиях главное — найти деньги на это! Пока мы нашли деньги только на 2-3 проекта…
Так отвлеченный разговор на достаточно абстрактную тему с интересным собеседником, человеком широких взглядов опять свелся к реализму, чтобы не сказать — примитивизму. Наверное, стремление защититься от мусора уже действительно переросло у крымчан в маниакальное увлечение. Но, может, это все же лучше, чем депрессия и его пассивное созерцание?
