ОДЕССКИЕ ЗАРИСОВКИ
Шли годы. Изменялись мы, кто в лучшую, кто в худшую сторону. Я уже был начальником следственного отдела. Так как была очень большая нагрузка на каждого следователя по расследованию уголовных дел, то я не только руководил личным составом, осуществляя должный контроль за работой каждого следователя, но и сам, как подчинённые, проводил расследование. Расследовал иногда дела, по которым в качестве обвиняемых проходили некоторые мои товарищи и друзья детства и юности, выбравших в жизни преступный путь.
Работать приходилось по 10-12 часов в сутки без выходных и праздничных дней. Не каждый год уходил в отпуск. Мог взять несколько дней, чтобы дать организму хоть какую-то передышку. Разумеется, не было смысла куда-либо выезжать. Потому несколько лет не был в Одессе, отчего очень скучал по чудесному городу, где провёл молодость. С родственниками-одесситами я и жена общались по телефону. Мой свояк Юра как-то мне поведал о том, что он перевёлся из ОБХСС в следственное управление УВД Одессы. Захотелось ему в полном объёме использовать юридические знания. Проводил расследование по наиболее сложным уголовным делам.
По голосу чувствовал, что ему очень нравилась эта работа. Но прошло какое-то время, и он заговорил о том, что надоело заниматься пустяками, и что хочется себя попробовать на расследовании более сложных делах, по которым ведут расследование следователи прокуратуры. Я отлично понимал его, так как хорошо знал, что в те годы уголовные дела, возбуждённые по особо тяжким преступлениям, например, убийствам, расследование проводили только следователи надзорного органа. Юра несколько раз подавал рапорт о его переводе из органов милиции в прокуратуру. Каждый раз ему в этом отказывали.
Действительно, тогда такие рокировки личного состава категорически не допускались ни при каких обстоятельствах. К тому же Юрий очень хорошо проявил себя на следственной работе, всё время ходил в передовиках. Какой начальник захочет терять толкового работящего сотрудника. На все его доводы у руководства был один ответ: ты — коммунист, будь добр, работай там, куда тебя поставила партия. А против такой позиции милицейского начальства нет никакого смысла с ним спорить, так как это всегда можно было расценить, как несогласие коммуниста с работой, проводимой партией по кадровому вопросу в правоохранительных органах Страны Советов. Практически грамотному толковому сотруднику, являющимся коммунистом, невозможно было не только перевестись в другой правоохранительный орган, но и уволиться по собственному желанию.
Тогда менты шутили, что уволиться можно только одним путём: выносом тела вперёд ногами. Так что моему свояку-коммунисту приходилось подчиниться воле партии. Настроение у него было совсем не таким, каково оно было, когда работал в ОБХСС, где вместе со своим другом начальником отдела Семёном успешно проводил всевозможные операции по розыгрышу коллег по службе.
Как-то позвонила сестра жены и со слезами рассказала, что с Юрой что-то произошло страшное и необъяснимое. В настоящее время находится в областной психиатрической больнице, где проходит серьёзное исследование по состоянию его психики. В больницу был направлен по ходатайству милицейского руководства. К нашему удивлению, родственница нисколько не возмущалась тем, что Юра попал в психушку. Сказала, что последнее время сама стала замечать странности за своим любимым мужем. Всегда весёлый и жизнерадостный, стал молчаливым и угрюмым. Но самое печальное то, что он порой или не отвечал на вопрос, или говорил невпопад какую-то бредятину.
Ему стало казаться, что он видит, как за ним следят даже дома. Сестра жены по простоте душевной такое поведение Юры сначала объясняла его усталостью. Но потом, когда странное поведение стало всё чаще проявляться, она даже обрадовалась тому, что его поместили в больницу, где врачи поставят диагноз. Это даст возможность правильно лечить его от психического расстройства. Эскулапы-психиатры её приглашали в больницу и долго беседовали по поводу поведения мужа в домашней обстановке. Она не стала ничего скрывать и рассказала всю правду. Ей врачи пообещали провести исследование за месяц, но не быстрее. Юра в руках психиатров находился уже две недели.
Услышав такую информацию о своём родственнике-друге, я уговорил своё начальство дать мне незапланированный отпуск. Назвал причину. Мне, безусловно, пошли навстречу. В то время из Керчи в Одессу летал самолёт ЯК-40. Заплатив 17 рублей 50 копеек и сев в самолёт, уже через час шагал по одесскому аэродрому. Меня встречала жена Юрия. Мы с ней проговорили весь вечер до глубокой ночи. Нас убивало то, что у Юры фундаментально поехала крыша. Не могли представить, чем закончится его болезнь, связанная с нервной системой, крепости которой когда-то завидовали все коллеги.
Так как я знал, что к Юрию в больницу никого не пускают, утром следующего дня пошёл на встречу с его начальником, который меня принял очень тепло. Борис Львович был гораздо старше меня. Он давно мог уйти на пенсию, но его, как профессионала, руководство уговорило ещё поработать. Начальник отдела был чуть выше среднего роста с небольшим животиком. Собеседника располагали его добрые внимательные глаза, которыми он внимательно смотрел через очки с толстенными стёклами. Удивительное дело: у него были совершенно белыми от седины виски, а коротенький чёрный чубчик, закрывающий верхнюю часть лба справа, не имел ни одного седого волоска. Отличительной частью лица были маленькие короткие «ефрейторские» усики, которые, как мне показалось, он слегка подкрашивал.
В душе я подумал, что если Бориса Львовича хорошо загримировать, он будет похож на Гитлера. Но я быстро от себя отбросил эту кощунственную мысль. Он подробно рассказал о последних днях работы Юрия перед его помещением в больницу. Знал, что когда Юра последний раз принёс рапорт генералу на увольнение, то у них произошёл очень неприятный разговор не в пользу Юры. После этого он окончательно замкнулся. А потом с ним стали происходить непонятные вещи. Приносил дело для консультации, а сам начинал рассказывать, как он недавно возвратился с Марса. Иногда подскакивал со стула и начинал хлопать ладошами, бегая по кабинету, утверждая, что бьёт летающих мух, которых налетело полный кабинет, чтобы следить за ним. При этом он осторожно поглядывал на дверь, и говорил, что за ним постоянно следят защитники насекомых. В общем, пришлось Борису Львовичу о странном поведении Юрия доложить руководству управления. Так Юра попал в психушку. Я с искренней благодарностью пожал руку Борису Львовичу, и мы расстались.
Я продолжал находиться в Одессе, надеясь увидеть Юру, выпущенным из психушки. Он появился совершенно неожиданно, похудевшим и побледневшим, но весёлым и жизнерадостным. С порога сказал, что он больной чудак, и потому может вытворять что только стукнет в больную на всю катушку голову. Торжественно показал заключение исследования, в котором было указано, что Юра страдает приступообразной формой шизофрении, проявляющейся бредовыми и галлюционарными расстройствами. Ему было противопоказано работать в органах милиции. Мы никак не могли понять, чему радуется Юра.
И тогда он рассказал о последнем разговоре с генералом, заявившим, что Юра до чёртиков надоел ему своими рапортами. Теперь он из-за принципа сделает всё возможное, что пока не уйдёт на пенсию, Юра не сможет уволиться или перевестись в прокуратуру, которую генерал почему-то откровенно не любил. Юра, набравшись наглости, предложил поспорить на ящик коньяка за то, что лично сам генерал подпишет приказ о его увольнении. Ещё Юра сказал, что его игра в психически больного едва не провалилась. Во время консилиума врачей-психиатров некоторые светила науки вслух говорили, что Юра умело валяет дурака.
И тут Юра стал кричать, чтобы его немедленно отпустили, так как он должен выполнить великую миссию — застрелить чудом выжившего Гитлера, сумевшего внедриться в органы милиции и возглавить следственное управление. Сказал, что только он один в Борисе Львовиче узнал Гитлера, сделавшего пластическую операцию лица, но допустившего ошибку, забыв сбрить знаменитые «ефрейторские» усики. Как только он получит табельное оружие, то прямо в кабинете выпустит всю обойму в ненавистного фюрера. Услышав такое, члены медицинской комиссии дружно проголосовали за то, что Юра психически тяжело больной человек, которому опасно выдавать оружие, значит, служить в милиции.
Одним словом, Юра выиграл пари у генерала, который после этого стал гордиться тем, что милиция воспитала такого умного, толкового сотрудника, добившегося поставленной цели, сумев облапошить эскулапов медицины. Честный генерал тут же в кабинете распил на прощанье с Юрой бутылку коньяка. Успокоившись, я улетел домой. Мне было известно, что когда Юра начал работать в прокуратуре, у него с пенсионером генералом милиции сложились тёплые, дружеские отношения.
После распада Советского Союза Юра неожиданно уволился из органов прокуратуры и стал на своей машине заниматься извозом граждан. Был доволен принятым решением. Мне так и не пришлось узнать, почему Юра не захотел работать в прокуратуре в самостийной Украине. Он вскоре нелепо погиб. Как-то уходя в гараж за машиной, захлопнул дверь, оставив ключи в квартире. Это было в конце декабря, когда в Одессе не было снега, но были сильные морозы, отчего на улице, на всём окружающем, образовывались тонкие ледяные корки. Юра попытался через балкон соседа перелезть на свой балкон и проникнуть в квартиру через дверь, которую никогда изнутри не закрывали. Когда он встал на перила балкона, ноги соскользнули, и он полетел камнем вниз с четвёртого этажа. К удивлению, все кости были целы, но из-за повреждения внутренних органов было сильное кровотечение. Давление из-за этого постепенно падало, быстро дойдя до нуля. Умер в полном сознании на руках у жены.
Два раза в году, много лет подряд, на день рождения и день смерти Юры на его могиле обязательно собираются его товарищи и друзья по работе. Но кое-кого уже нет в живых, а кто-то, как Моня, над которым наиболее часто подшучивали, уехал на ПМЖ в Израиль. Некоторые не могут прийти и помянуть Юру из-за болезни. Я один раз был на кладбище, на день смерти Юры.
Первым пришёл Кузьма, с которым я вместе с Юрой когда-то собирал тюльпаны под Одессой. Он постарел, и потому я его с трудом узнал. Пришёл, тяжело опираясь на палку, в сопровождении солидного внука престарелый генерал. Были ещё какие-то мужчины, которых хорошо знала жена Юры, а я видел впервые. Когда мы уже выпили по второй рюмке, появился совершенно лысый с глубокими морщинами на лице Семён. Он подошёл к памятнику Юры, поцеловал выбитый на граните портрет и попросил прощения у друга за опоздание. Он задержался, так как по телефону разговаривал с Тель-Авивом, в котором Моня живёт и здравствует.
Моня просил передать Юре, чтобы его душа далеко не улетала от земли, так как он обязательно на его день рождения обязательно приедет из Израиля, чтобы поговорить по душам. Когда выпили по третьей стопке, пришедшие, перебивая друг друга, стали вспоминать все розыгрыши, в которых Юра всегда был самым активным участником. Забыв, что находятся на кладбище, его друзья иногда не сдерживались и начинали дружно смеяться. Жизнь брала своё.
