Политическое поведение крымскотатарских репатриантов

КАК ВИКТИМОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Елена ВЕЛЕШКО

Как показывает обзор литературы, применение достижений виктимологии (от лат. victima – «жертва» и греч. logos – учение) к анализу этнополитической ситуации в Крыму остается практически неизученной сферой этнополитологического знания. В решающей степени это обусловлено общей немногочисленностью исследований массовой виктимности.

Впервые они были предприняты в Хиросиме и Нагасаки в Японии по отношению к жителям этих городов, ставшим жертвами атомных бомбардировок. В современной российской научной криминологической литературе встречаются лишь отдельные идеи, касающиеся виктимогенности тоталитарных политических режимов, применявших массовый криминальный политический организованный произвол как в отношении отдельных граждан и членов их семей, так и целых социальных групп и даже народов.

Но крупных исследований в этом направлении пока не проводилось.

Идея российского криминолога П.Кабанова о формировании нового научного направления – политической виктимологии – пока еще не нашла своего отечественного исследователя [1, 2]. В Украине явления массовой виктимности также являются малоисследованными. В политологии эта тема затрагивается в работах Т.Сенюшкиной [3, 4].

Учитывая многоэтничный характер крымского социума, а также периодические обострения межэтнической напряженности в данном регионе, представляется целесообразным всестороннее изучение виктимных факторов, влияющих на характер политического поведения этнических групп, подвергшихся депортации. В первую очередь, это касается крымских татар, так как на уровне коллективного сознания этой этнической группы наиболее явно можно проследить проявления виктимности. Целью статьи является рассмотрение влияния виктимных факторов на политическое поведение крымскотатарских репатриантов.

Насильственная депортация крымских татар, болгар, армян, греков, немцев и других народов в 1944 году с крымского полуострова явилась для них сильнейшим стрессом. Помимо физических страданий депортация привела к негативным психологическим и социальным последствиям, наложила отпечаток на мировосприятие и психологию народов. На виктимологический аспект межэтнических отношений в Крыму указывает Т.Сенюшкина: «…можно утверждать, что применение положений виктимологии к анализу межэтнических отношений позволит глубже осмыслить специфику этнонациональной конфликтности, при которой один из субъектов отношений был подвергнут насилию и продолжает оставаться в своем собственном восприятии жертвой» [3, с. 110-111]. Анализ коллективного поведения и национального самосознания представителей крымскотатарского этноса подтверждает наличие виктимных проявлений в этой сфере на уровне коллективного сознания этой этнической группы.

Политическое поведение представляет собой особую деятельность по координации потребностей и интересов в локальных границах или в рамках целого общества, по формированию и выражению своих интересов и их политической демонстрации, по усвоению норм и ценностей политической системы (политической социализации), по пассивному или активному политическому участию. Политическое поведение определяется как совокупность действий, поступков, акций субъекта политики. Субъектом политики могут являться как индивиды, так и группы, массы или организации. Термин «политическое поведение» характерен для бихевиористического (поведенческого) подхода [5]. Ч.Мерриам одним из первых обосновал необходимость рассмотрения политического поведения как центрального предмета политической науки, предложил выявлять специфические черты политического поведения индивида, социальных групп, а также массовых феноменов эмпирическим путем. Фундаментальные теоретические исследования в области политической психологии начались в США в 60-е годы XX века под влиянием находящегося на пике популярности бихевиоризма. В это же время, политическая психология обрела свой статус науки и стала популярной. Современная политическая психология исследует механизмы политической социализации индивидов; связь политического сознания с политическими действиями; механизмы власти и влияния на нее; механизмы политического лидерства и связь конкретной политики с политической культурой общества в целом.

Сегодня исследований в области политической психологии становится все больше и в постсоветском академическом простанстве. В России в русле политической психологии работают Г.Ашин, Е.Вятр, Г.Дилигенский, Д.Ольшанский, С.Рощин, Е.Шестопал и др. В работах этих авторов исследованы место и роль политической психологии в системе наук, социологические аспекты политических отношений, современные теории политических элит, электоральное поведение, роль личности в политике, проблемы национальной психологи и др.

В поле зрения украинских исследователей в области политической психологии попали такие проблемы, как электоральное поведение и политические технологии, которые используются в предвыборных кампаниях; проблемы формирования коалиций и коалиционное поведение; проблемы отношения власти и политических партий; украинские политические элиты; проблемы лоббизма и его роли в современном политическом поведении; вопросы политической коммуникации; гендерные, этноконфессиональные аспекты становления украинской политической элиты. Наибольшее количество работ посвящено электоральному поведению, национальным особенностям элитогенеза в Украине, политической коммуникации. Проблематику политической психологии, политического поведения в Украине исследуют А.Бардин, О.Баришполец, С.Барматова, В.Бебик, В.Воронкова, М.Гретченко, Т.Гретченко, А.Дергачев, С.Жовниренко, М.Исаевский, В.Карасев, А.Кислый, А.Кислая, К.Коростелина, Н.Михальченко, В.Мулява,А.Пахарев и др.

На основе анализа работ названных выше авторов можно утверждать, что поведенческий подход к рассмотрению политического поведения эволюционировал от упрощенного рассмотрения политического поведения исключительно как электорального до рассмотрения политического поведения как свойства, присущего не только отдельным индивидам, но и различным социальным группам (так называемые коллективные и групповые формы политического поведения), большим неструктурированным массам людей («стихийное поведение» масс, толпы).

Группа может выступать в качестве особого субъекта политического поведения, имеющего групповые цели и мотивы. В групповом, а в еще большей степени, в массовом политическом поведении наблюдаются такие феномены, как подражание, заражение, сопереживание, подчинение индивидуального политического поведения групповым нормам и ценностям, ролевым стереотипам. Особого внимания заслуживает радикализм как форма политического поведения. Как указывает Л. Климанская, «радикализм – это, прежде всего, специфическое распределение политических ценностей, которые являются неотъемлемыми чертами политической культуры субъекта. Две пары ценностей определяют лицо политической культуры: во-первых, ценности порядка и развития, во-вторых, ценности равенства и свободы. Оптимальным для политической культуры является равномерное распределение предпочтений общества между этими ценностями…В радикальной политической культуре перевес определенного типа политических ценностей является абсолютным, он не просто доминирует, а, по сути, вытесняет остальные» [6, с. 39]. Л. Климанская считает, что Украина унаследовала от СССР перевес ценностей развития и равенства над ценностями порядка и свободы. Радикальное поведение объединяет явления политического протеста, связанные с негативной реакцией субъектов политики на сложившиеся реалии. Важную роль в возникновении политического протеста играет феномен депривации: разница между ожиданиями и реальностью приводит к усилению состояния неудовлетворенности, ущемленности, агрессии, страха, недоверия к существующим политическим институтам. Ожидания имеют тенденцию линейного роста, а вот степень удовлетворения ожиданий – нелинейного. На определенном этапе эта величина расхождений становится критически большой, что приводит к фрустрациям и становится мотивирующим фактором включенности субъекта в те или иные протестные действия.

Проблема влияния виктимных факторов на политическое поведение крымскотатарских репатриантов в Крыму сегодня вызывает особый исследовательский интерес по нескольким причинам:

1. В такой формулировке она ставится нами впервые, что позволяет определить ее место в реальности и в системе научного знания и очертить круг возможных аспектов этой проблемы, а также наметить пути их дальнейшего изучения.

2. Виктимологические исследования политического поведения этнических групп, по отношению к которым наблюдаются проявления массовой виктимности, пока еще весьма малочисленны, но, безусловно, необходимы и актуальны.

3. На политическое поведение депортированных народов в Крыму, их политические требования, позиционирование политической элиты виктимные факторы оказывают как непосредственное, так и опосредованное влияние.

Рассматривая виктимность как совокупность объективных и субъективных условий, которые приводят к появлению поведения жертвы, мы считаем, что депортированным этносам (чеченцам, калмыкам, немцам, болгарам, грекам, крымским татарам и т.д.), обладающим высокой степенью интеграции и консолидации, было присуще явление интегративной виктимности. Интегративная жертва характеризуется следующими признаками:

все лица, составляющие общность, должны обладать хотя бы одним общим для них качеством, обусловливающим виктимную предрасположенность (например, при геноциде это национальность);

[li]общность в целом должна обладать интегративной виктимностью;

[li]внутренняя структура общности, ее ролевые составляющие должны быть такими, при которых виктимизация общности невозможна иначе как причинением непосредственного вреда большинству или всем ее членам [7, с. 36].

Последствиями виктимизации некоторых этносов явились депортации их с родных мест в 1941, 1943 и 1944 году: «Наиболее яркий пример — так называемые «наказанные народы», причем наказанием, собственно говоря, и являлась депортация. Представителей этих народов выселяли целиком и не только с их исторической родины, но и изо всех других районов и городов, а также демобилизовывали из армии, так что фактически такими этнодепортациями была охвачена вся страна». Вместе с родиной у «наказанного народа» отбиралась, если она была, национальная автономия» [8, с. 46].

Факт депортации является основанием для возникновения комплекса жертвы на уровне колективного сознания у представителей депортированных народов. В то же время, наличие комплекса жертвы позволяет представителям крымскотатарской политической элиты сконструировать способ лоббирования своих интересов на уровне политических притязаний. Виктимность становится ресурсом, который используют национальные элиты в политической борьбе.

Влияние виктимных факторов прослеживается сегодня в социально-экономической, политико-правовой и культурной сфере жизнедеятельности крымского сообщества. Это влияние в социально-экономической сфере проявляется в борьбе за ресурсы (земельные, финансовые, экономические, властные и др.), диспропорциях в уровне жизни различных этнических групп, проблемах занятости населения из числа депортированных, нерешенности проблемы компенсации за ущерб, причиненный депортацией и т.д.

В политико-правовой сфере влияние виктимных факторов прослеживается в выдвигаемых крымскотатарскими репатриантами политических требованиях в области определения статуса крымскотатарского народа как коренного народа, обеспечения его представительства в органах власти различных уровней; предоставления статуса государственного крымскотатарскому языку и развития национального образования; в определении статуса Курултая и меджлиса крымскотатарского народа; в борьбе политических элит внутри крымскотатарского национального движения, в манипулировании этническими различиями; в попытках влиять на электоральные предпочтения представителей крымскотатарского народа и др.

В культурной сфере влияние виктимных факторов прослеживается в слабом обеспечении удовлетворения уровня культурных, образовательных, информационных предпочтений различных этнических групп, в спорах относительно культурно-исторических объектов, в межконфессиональных проблемах, в политизации религии и попытках привлечения ее национальными элитами как инструмента для достижения политических целей, в недостаточном внимании со стороны государства к сохранению национальных культур, исторических памятников, в заангажированности некоторых СМИ, формирующих негативное общественное мнение, в слабых возможностях для развития этнических средств массовой информации, в формировании негативных психологических стереотипов по отношению к представителям других этнических групп, в сохранении и накоплении негативного багажа этнических мифов, страхов, слухов, установок.

Психологические последствия факта депортации сказываются на политическом поведении депортированных этносов, на межэтнических взаимоотношениях и на процессах интегрирования этносов в украинский многоэтничный социум. Сегодня крымскотатарские лидеры выдвигают требования признания депортации актом геноцида против крымскотатарского народа. Таким образом, практически будет закреплен статус жертвы на государственном и международном уровне, что позволит национальной элите конструировать новые способы лоббирования своих политических интересов.

Наличие виктимной ситуации, провоцирующей поведение жертвы у депортированных этносов; отсутствие преступника, который в сознании репатриантов ассоциируется, прежде всего, с государством СССР, а также отсутствие в украинском законодательстве механизмов возмещения ущерба жертвам политических преступлений выступают в качестве оснований для выдвижения политических требований и использования их в процессе этнического лоббирования политических интересов. Виктимные факторы оказывают непосредственное влияние на поведение, в том числе и политическое, представителей депортированных этносов, формируют установки и ожидания по отношению к власти и другим этносам, оказывают влияние на сценарии межэтнических взаимодействий, на формирование межкультурных коммуникаций и менталитет крымского социума.

Процесс репатриации депортированных в Крыму проходил стихийно, что привело к существенному разрыву между потребностями обустройства репатриантов и возможностями их удовлетворения. Проблемы взаимоотношений местной власти с меджлисами разных уровней, приобретение репатриантами украинского гражданства, представительство крымских татар в различных органах власти, а также проблемы приватизации земли способствовали возрастанию степени коллективной ущемленности крымскотатарского этноса и росту конфликтогенного потенциала региона в целом.

Комплекс жертвы сегодня позволяет крымскотатарским политическим лидерам сконструировать достаточно эффективную стратегию для лоббирования своих интересов и новые версии этнического лоббизма. В целом тактика и стратегия лоббирования национальных интересов пока состоит в активном поиске крымскотатарскими политическими силами различных способов и адресатов лоббирования.

Существенный вклад в рассмотрение влияния комплекса жертвы на политическое поведение репатриантов может внести использование положений трансактного анализа. Основатель трансактного анализа психолог Э.Берн утверждает, что каждый человек имеет свой жизненный сценарий, модель которого формируется в ранние детские годы. Важные социальные контакты людей также чаще всего протекают в виде игр. А поскольку политика является инструментом реализации определенных отношений в обществе, достижения определенных целей, то она также осуществляется с помощью различных игровых сценариев. Многие жизненные сценарии людей имеют драматическую природу. Обычно, человек выступает в игровом сценарии в одной из трех главных ролей: Спасатель, Преследователь, Жертва. Когда наступает кризис, исполнители могут менять роли: Жертва может стать Преследователем. Подобный подход позволяет выявить политико-психологические основания одного из механизмов возникновения радикальных настроений в этнической среде.

.

1. Использование междисциплинарных исследований позволяет расширить предметное поле виктимологических исследований в этнополитологии, а также выработать новые стратегии и пути для решения проблем, связанных с проявлением массовой виктимности. Применение достижений виктимологии представляет собой перспективу для дальнейших исследований влияния виктимных факторов на этнополитическую ситуацию в Крыму и остается практически неизученной областью этнополитологического знания.

2. Депортации были использованы тоталитарной системой как механизм манипуляции целыми народами для достижения определенных целей и принесли помимо физических страданий, серьезные психологические последствия, повлияли на мировосприятие народов, на их политическое поведение.

3. Рассматривая виктимность как совокупность объективных и субъективных условий, которые приводят к появлению поведения жертвы, мы считаем, что депортированным этносам, обладающим высокой степенью интеграции и консолидации, было присуще явление интегративной виктимности, под влиянием которой на уровне коллективного сознания сформировался комплекс жертвы.

4. Наличие комплекса жертвы позволяет представителям крымскотатарской политической элиты конструировать новые способы лоббирования своих интересов. Виктимность становится ресурсом, который используют национальные элиты в политической борьбе.

1. Кабанов П. Виктимогенность криминогенных политических режимов как одно из направлений криминальной политической виктимологии // http://law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1160220. – 2007. – 12 сентября.
2. Кабанов П. Криминальная политическая виктимология как межотраслевое направление // http://sartraccc.sgap.ru/Pub/kabanov. – 2007. – 12 сентября.
3. Сенюшкина Т. Этнонациональная конфликтность в Крыму как виктимологическая проблема // Культурный обмен и формирование толерантности в многоэтничном гражданском обществе: Материалы семинара (17 июня 2003г.) – Симферополь: ЧП «Фактор», 2003. – С. 110-111.
4. Сенюшкіна Т. Попередження та врегулювання етнічних конфліктів: державно-управлінський вимір (проблеми теорії, методології, практики): Монографія. – Одеса: ОРІДУ НАДУ, 2005. – 367 с.
5. Скиннер Б. Что такое бихевиоризм? Введение // http://www.soc. pu.ru /materials/golovin/reader/skinner/r_skinner2.html. – 2007. – 12 сентября.
6. Кліманська Л. Радикалізм як тип політичної поведінки // Проблеми політичної психології та її роль у становленні громадянина Української держави: Матеріали Всеукраїнської наукової конференції (29-31 травня 1995р.). – К.: АТ «Реклама», 1995. – С. 38-40.
7. Ривман В. Криминальная виктимология. – СПб.: Питер, 2002. – 304с.
8. Полян П. Не по своeй воле… История и география вынужденных миграций в СССР. – М.: ОГИ, 2001. – 328с.