Собственно говоря, меня ничуть не удивляют молодые люди, со скепсисом относящиеся к официальному трудовому стажу для назначения пенсии по возрасту. Не только потому, что им интереснее войти в положение работодателей, предлагающих им совместно «нагреть» родное государство на сумму неоплачиваемых в бюджет налогов и положить их себе в карман в качестве реальной прибавки к заработанному. И не факт, что ими движет исключительно желание хорошо жить сейчас, пока на то есть силы и здоровье, а не откладывать на старость и черный день, словно ничего светлого и радостного у них в этой жизни не предвидится.
Меня нисколько не удивляют молодые предприниматели-единоналожники, официально прикрывшие свой бизнес после решения правительства об увеличении взносов в Пенсионный фонд и частью ушедшие «в тень», потому что государство занесло над ними финансовую секиру в разгар кризиса и падения ниже плинтуса доходов, когда другие страны уже не знают, как и чем помочь бизнесу в облегчении налогового пресса.
Мне понятен категоричный отказ работающих за границей платить взносы в Пенсионный фонд страны, которая не предоставила им работы, но очень хочет для наполнения бюджета поиметь с их предприимчивости, жилистой шеи и мозолистого горба, которыми они зарабатывают на жизнь и пропитание своим семьям и за что та же мачеха-Италия платит по 360-400 евро пенсии каждому украинцу, отышачившему на нее минимум восемь лет.
Когда одна из запевал новых правил расчета бизнеса с Пенсионным фондом Александра Кужель на голубом глазу рассказывает о преимуществах выросших налоговых ставок и предлагает делать взносы нашим заробитчанам, так и хочется открыть ей базу данных любого городского или районного управления этой структуры и ткнуть ее носом в графу размера пенсий. Хорошо бы ей увидеть, на какие деньги живут выработавшие свой трудовой стаж, а некоторые так даже дважды, пенсионеры, и лишь затем пускаться во все тяжкие агитации за пенсионный взносы.
Восьмидесятилетняя Полина Гавриловна, начавшая трудиться в годы войны подростком и вышедшая на пенсию с должности санитарки инфекционного отделения городской больницы, получает, несмотря на стаж почти в полвека, пенсионную минималку и просто счастлива, что ей полагается надбавка как ребенку войны и коммунальные льготы.
Татьяна Саввишна по сравнению с ней дико состоятельная дама: у нее девятьсот с едва заметным хвостиком за пятьдесят лет работы, которые ей помог заработать начальник, в обход законов оформивший ее на должность слесаря пятого разряда в цехе, который она в одиночку драила за весь штат полагавшихся уборщиц. Людмиле Викторовне так не повезло, потому что в детском саду, где она сорок лет проработала воспитательницей, завхозом, а теперь для перерасчета пенсии продолжает трудиться сторожем, сложнее, чем на крупном промышленном предприятии, было «химичить» со штатным расписанием. У нее пятьсот восемьдесят шесть гривен пенсионного дохода, и родному государству по барабану, что параллельно с работой она тянула на себе домашнее хозяйство, сад-огород, двоих детей, теперь вот внуков, уход за лежачей матерью.
За плечами супруга Людмилы Викторовны, Владимира Игнатьевича, тридцать семь лет трудового стажа, большую часть которого составляет работа на судостроительном заводе «Залив», и пенсия в восемьсот шестьдесят гривен. Правда, ему еще «повезло»: он проходил срочную службу в районе, где перманентно происходили взрывы урана, и теперь военкомат доплачивает ему «за вредность» пятьсот гривен. Конечно, доработай он до достижения пенсионного возраста на родном заводе, сейчас получал бы больше. Но в девяностые годы оставшийся без заказов «Залив» направил его в составе группы двухсот производственников для оказания технической помощи на родственное российское предприятие. Да сделал это с изощренной подлостью и хитростью, в расчете на то, что безработные корабелы ухватятся за любой хлебный кусок: вывел своих работников из состава штатной численности предприятия и не платил за них в тот же Пенсионный Фонд.
Несколько лет, у кого пять-шесть, у кого меньше, формально в трудовой стаж людям вошли, но что они значат в отсутствии сделанных работодателем отчислений в Пенсионный фонд-дубль пусто. Российское предприятие после их отъезда обанкротилось, получить из архива справку о заработной плате и обязательных отчислениях в России практически нереально: керченские корабелы оставались рабочими «Залива» и не имели официально удостоверенных записью в трудовых книжках правовых отношений с российским предприятием.
Ни руководство «Залива», ни его бьющий себя в грудь профсоюз пальцем не пошевелили для своих бывших производственников, чтобы элементарно запросить в архиве данные о заработной плате, а просто «нагрели» по полной программе гвардейцев советских пятилеток.
Практически на такой же хитроумной сети попались заливчане, которых родной завод «отымел», оформив частными предпринимателями. Судосборщики, сварщики – те еще бизнесмены – не числились на предприятии и лишились нескольких лет вредного стажа и возможности выйти на пенсию по первому и второму спискам на пять-десять лет раньше определенного для мужчин пенсионного возраста.
Да на кой ляд мантулить на страну, власти которой держат население за быдло и где работодатели отлично усвоили науку объегоривать людей и абсолютно не стыдятся скотского к ним отношения?! Только в нашей стране инвалид Великой Отечественной войны первой группы, несмотря на увечья, отработавший на производстве до наступления пенсионного возраста, получает тысячу триста гривен пенсии, что даже с учетом льгот никак не компенсирует его боевого и трудового вклада.
Копейка в копейку такую же пенсию получает низшего ранга государственный чиновник с минимальным стажем госслужащего, о чьей мизерности сокрушаются сотрудники Пенсионного фонда, которых нисколько не удивляет скудость пенсионного пайка солдата Победы. А если государственному служащему удается высидеть чиновничью карьеру, то размер его пенсии в разы превышает офицерскую пенсию инвалида войны первой группы.
Юрист крупного керченского предприятия Дмитрий знаком мне по работе в администрации города: грамотный, с быстрой профессиональной реакцией, хорошим знанием экономики, он бы мог сделать недурную карьеру госслужащего, но предпочел уйти на производство. «Поначалу меня заинтересовали карьерными предложениями, но вскоре выяснилось, что для продвижения по службе хороших мозгов недостаточно – нужны связи. Зарплата главного специалиста отдела меня не устраивала, мы с женой не могли позволить себе даже завести ребенка. Пенсия госслужащего, когда тебе двадцать восемь, — перспектива планетарного масштаба, поэтому я перешел на предприятие, где за пять лет занял достаточно высокую для своих лет должность, имею хорошую стабильную зарплату, ежемесячные дополнительные вознаграждения, что позволило нам с женой наконец-таки родить наследника».
«Мы с мужем вели непримиримый бой с сыном, который уже почти десять лет занимается евроремонтами, как вы понимаете, неофициально, чтобы он нашел легальную работу и начал зарабатывать стаж, — опытный кадровик Светлана Сергеевна поддерживает актуальность темы. — Он нас даже слышать не хочет, потому что на предприятиях платят гораздо меньше того, что он получает у заказчиков. И всегда приводит нас с отцом в пример, что мы почти двадцать пять лет проработали ради пенсии и стажа на Севере и получаем немногим больше тех, кто следовал принципу «жизнь у человека одна и прожить ее надо в Крыму». А когда в пятьдесят семь лет мне, не оставлявшей работы ни на день, сделали перерасчет, я поумерила пыл и перестала терзать сына нравоучениями. За два года государство добавило мне …шестьдесят восемь гривен, и я потихоньку начинаю проникаться правотой сына».
«Я всю жизнь, с раннего детства, работала в колхозе и заработала аж пятьсот сорок четыре гривны, — Зинаида Самойловна заводит разговор со сверстниками у хлебного ларька, где они ожидают выгрузки горяченького. – Если бы не дети, не знаю, как и жила бы. В городе на такую пенсию не протянуть, а сил работать на земле уже нет».
Похожую историю рассказывает пенсионерка Наталья Даниловна: «Моя мама начала работать в колхозе в войну, родила и сама вырастила смалу четверых детей, потому что наш отец умер от фронтовых ранений вскоре после войны. Пять лет уже она почти не встает с постели: руки и ноги скручены артритом так, что чашку с ложкой самостоятельно не держит. За все труды ей, многодетной матери, полагается минимальная пенсия. А по соседству с нами живет мамина ровесница, которая ни дня не работала, всю жизнь пролежала за вахтовым методом меняющимися мужьями на диване, детей не родила, а только, как она говорит, чепурилась. Недавно она похоронила последнего мужа и обратилась за пенсией. Пусть она хоть тысячу раз называется государственной социальной помощью, но это те же пятьсот сорок четыре гривны, что платят нашей маме за сорок лет работы в поле. Где, скажите мне, справедливость? Какой дурак станет горбатиться ради таких ветеранских доходов, когда государство гарантирует социалку в размере минимальной пенсии всего-то на три года позднее, чем по возрасту?! Мои дочь с зятем даже слышать не желают об официальной работе и зарабатывают себе на жизнь и старость собственным бизнесом, который легально оформили в Белоруссии, потому что там ниже налоги».
У Алины Степановны свой довод: «Я тридцать лет преподавала в школе, а одна из моих многочисленных родительниц всегда очень гордилась, что имеет возможность заниматься детьми и домом. Ее муж был военным представителем на судостроительном заводе, а это не на «точке» служить, поэтому она при желании могла бы устроиться на работу в городе. После его смерти она получает пенсию, которая больше моей. Знаю немало офицерских вдов, чьи мужья служили или в Керчи, или в нескольких километрах от города, однако не работали и теперь, овдовев, живут не скромнее тех женщин, кто всю жизнь зарабатывал себе на старость, тянул дом и детей, ишачил на огороде».
Вопиющая несправедливость расчета пенсий в стране унижает людей и вынуждает молодых зарабатывать себе на старость, надеясь исключительно на себя. Станет ли молодая деваха тянуть по коридорам швабру с тяжелой мокрой тряпкой, чтобы получать в старости на стакан семечек? Будет ли крепкий, полный сил тридцатилетний мужчина дожидаться зарплаты в тысячу-полторы гривен, чтобы через тридцать лет получать скромную пенсию, когда есть десятки вариантов работы заграницей, что позволят в ближайшей перспективе купить квартиру, выучить детей и отложить себе на старость?
Пенсионная политика государства, бьющая на жалость, а не на справедливость расчетов, буквально агитирует молодежь заботиться о своей старости самостоятельно. Вернее и надежнее откладывать на старость в чулок и кубышку, чем официально зарабатывать пенсию, над которой слезами умоешься. Ведь и в пожилом возрасте хочется жить по-человечески не меньше, чем молодым, – встречаться с приятельницами, а не звонить соседке по лестничной клетке; путешествовать по миру, а не ждать часами бесплатного автобуса, чтобы доехать к детям и внукам; лакомиться вкусностями, а не давиться слипшимися макаронами; одеваться, а не носить обноски из секонд-хэнда.
Пока государство держит пенсионеров за второй сорт, а политики дерут за них глотку только в преддверии выборов как за самую активную и наивную часть электората, молодежь будет держать фигу в кармане в виде работы «в тени».
с сайта berator.ru
