Вынесенные в подзаголовок конференции «Крым в России. Политика Запада: надежды на мир или неизбежность конфликта» «надежды на мир» или «конфликт» служат характеристиками текущего состояния процесса развития международных отношений. Для того, чтобы дать правильную характеристику текущего состояния, надо суметь сформулировать верную систему отсчета. Как представляется, определенными вехами, упрощающими эту задачу применительно к системе международной безопасности, являются договорные обязательства и готовность ключевых сторон следовать им.
Распад Советского союза и социалистического лагеря дал начало процессу постепенного демонтажа прежней системы безопасности, сложившейся как результат окончания Второй мировой войны, и полярного противостояния двух сверхдержав.
Сторона-победитель стала быстро заполнять вакуум в пространстве безопасности. Одним из наиболее явных шагов по вытеснению слабого конкурента стало расширение НАТО. Процесс расширения занял несколько этапов и был обусловлен как последовательностью интеграции новых членов, так и нежелательностью резкого обострения отношений с ослабленной, но обладающей ядерным потенциалом Россией и другими возможными оппонентами Нового мирового порядка.
Апогеем этого процесса можно признать принятие новой стратегической концепции блока в Лиссабоне в 2010 году. Согласно ей, Альянс рассматривался как важнейший источник стабильности в непредсказуемом мире и описывается как «уникальное сообщество ценностей, связанных с принципами свободы личности, демократии, прав человека и верховенства закона». То есть НАТО были приданы функции глобального управления, которые должны были решаться как политическими, так и военными средствами.
Ликвидация организации Варшавского договора с одной стороны и расширение Североатлантического альянса с другой привело к постепенному демонтажу системы договоров в области ограничения вооружений. В череде отмирания элементов системы безопасности полярного противостояния можно перечислить:
- Выход США из договора по ПРО в 2002 году.
- Аморфный характер договора о СНП. Отсутствие верификационных механизмов.
- Приостановка участия и выход России из режима ДОВСЕ в силу нежелания Запада искать компромисс в вопросах ограничения военного потенциала в Европе.
Наряду с этим продолжалась трансформация и деградация системы международной безопасности, построенной на арбитраже международных организаций, с широким представительством:
— приверженность Хельсинкским договоренностям, по сути, сохранилась лишь на бумаге,
— ОБСЕ из организации, занимающейся вопросами обеспечения безопасности в Европе, трансформировалась в организацию, обеспечивающую принципы западного мироустройства (гуманитарная и правозащитная составляющая ее деятельности стала основной),
— ООН оставаясь единственной площадкой для обсуждения международных проблем становился все более и более неэффективным, как арбитр разрешения конфликтов.
По мере выхода из кризиса 90-х гг. в России начал все сильнее проявляться конфликт интересов нашей страны с Западом, прежде всего в лице США. Именно начало этого нового процесса формирования России как центра силы можно обозначить в качестве отправной точки периода «после-после «холодной войны»». Этот конфликт сопровождался сокращением возможных областей для достижения компромисса.
В силу этого, ожидания смягчения отношений, связанные с приходом во власть взвешенных и прагматичных политиков во втором сроке президентства Б. Обамы, оказались завышенными. Список американских претензий по отношению к новой политике России еще в январе 2013 г. включал в себя:
— невозможность прийти к взаимопониманию по сирийской проблеме;
— противодействие со стороны Москвы давлению на Иран;
— восстановление государственной мощи — создание Россией зоны влияния в своем ближайшем окружении, попытки формирования нового «полюса в многополярном мире»;
— модернизация российских вооруженных сил;
— требования России увязывать перспективы сокращения стратегических вооружений с развертыванием американской системы ПРО;
— прекращение деятельности американского Агентства по международному развитию на территории России под предлогом, что оно оказывало поддержку оппозиции внутри страны;
— «репрессии» против оппозиции в России, которые сравниваются с гонениями на диссидентов в СССР в 70-х гг. прошлого века, запрет на американское финансирование российских НПО;
— использование правовых механизмов для оказания давления на бизнес (например, дело «Юкоса»), а также попытки увязать действия оппозиции с внешним врагом, то есть Соединенными Штатами;
— «публичный антиамериканизм» В. Путина.
Даже если изъять из приведенного перечня идеологическую составляющую (которая все же будет играть значительную роль и, в любом случае, будет использоваться для обоснования «легитимности» давления на Россию), Россия уже до начала украинского кризиса рассматривалась американскими экспертами в качестве потенциальной угрозы независимо от вектора ее политического развития, уже в силу фактора возрождения ее государственной мощи.
В этом плане события на Украине послужили катализатором, но вовсе не причиной резкого обострения отношений России с Западом. Более того, украинский кризис является определенной поворотной точкой, которая переводит систему из периода раздела советского наследия (в американской терминологии окончание периода «после – после холодной войны»), в подготовку нового конфликта, который вполне может стать периодом борьбы за американское наследие.
Как это ни парадоксально, Россия, оказавшись в заведомо невыгодном положении, оказалась более способной идти на глубокий конфликт с Западом. Так, в интервью CNN бывший главком НАТО в Европе Уэсли Кларк был вынужден признать: «Если мы попытаемся сделать что-то в ответ на действия Путина на Украине или, может быть, дальнейшие действия, к примеру, в Литве, Латвии или даже Польше, мы будем бояться предпринять что-то, потому что он неоднократно продемонстрировал, что может дотянуться до нас. Это то, что мы называем гибким сдерживанием».
Начавшийся конфликт вовсе необязательно приведет к горячей войне, однако пока стороны чувствуют себя достаточно уверенно, чтобы идти на значительные уступки друг другу и искать компромисс. В этих условиях возрастает роль того, что Уэсли Кларк обозначил в качестве «гибкого сдерживания».
И, как представляется, нынешний конфликт на Украине демонстрирует несколько весьма интересных тенденций. Ход войны на Донбассе демонстрирует определенную модель «архаизации» вооруженного конфликта. «Высокотехнологичные» армии демонстрируют высокую эффективность в неоколониальных конфликтах и больше являются дорогими игрушками в период глобального мира, чем эффективными средствами ведения глобального конфликта. Сейчас страны Запада и США оказались не готовы к такому развитию событий.
Стороны до известного предела будут стремиться избежать ядерного конфликта. Этот предел будет достигнут только в случае угрозы жизненно важным интересам одной из сторон. Россия, в силу относительной слабости, находится ближе к этой грани, но это же обстоятельство делает ядерные силы да и вообще вооруженные силы России действительно важным политическим и военным инструментом.
Сама же Украина после переворота 20 февраля 2014 г. практически потеряла свою субъектность и может рассматриваться в качестве самостоятельного игрока весьма условно. Хотя, вне всякого сомнения, ее роль катализатора глобального конфликта будет сохраняться до тех пор, пока она, пусть номинально, сохраняет свою государственность.
На фото — автор,
А.В.Бедрицкий, директор Таврического
информационно-аналитического центра РИСИ, к.полит.н.
Доклад прочитан на международной
научно-практической конференции
«Крым в России. Политика Запада: надежды на мир или неизбежность конфликта»
